Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою

Они шли по казавшимся бесконечными отсекам, забитыми снизу доверху лабораторным оборудованием в зелёных и серых металлических ящиках. Мимо людей в белых и синих халатах, трудящихся за письменными столами, пультами вычислительных устройств, у круглых экранов осциллографов и радиолокаторов, по которым бежали колонки цифр и переплетение разноцветных кривых совершенно непонятных графиков.

Сейчас эта спокойная, несмотря на то что происходило на крейсере и за бортом, академическаяобстановка вызывала у коммодора крайнее раздражение. Сначала ради этой ерунды испоганили его честный боевой корабль, а теперь из-за неё скорее всего придётся умирать. Один повод для горького удовлетворения – не одному ему умирать, всем этим– тоже. Даже стрелять не придётся, хотя Френча он с удовольствием пристрелил бы своей рукой. Достаточно по любому телефону передать условную команду на минно-торпедный пост, и полтонны эластита сделают своё дело, превратят в огонь и пепел все эти «творения высокого разума». Вместе с его, «разума», носителями.

Иногда коммодор Честер умел подниматься до истинно высокой поэзии, почти не уступая своим японским коллегам, успевавшим на гибнущих кораблях сочинять изысканные прощальные хокку, не заботясь, увидит ли кто-нибудь не всегда каллиграфически выписанные иероглифы.

– Уилки! – позвал Френч сорокалетнего мужчину с внешностью боксёра-средневеса, лишь золотые очки и глаза за их стёклами опровергали первое впечатление.

– Мистер Сэм Уилки, – представил его профессор коммодору, – заведующий лабораторией, доктор философии и физики. – Сэм, командир крейсера хочет знать, в состоянии ли вы ввести двести человек из девятисот присутствующих на этом корабле в полную прострацию, мышечную и умственную? Никаких более сложных эмоций, на которые настроены излучатели, не требуется.

– Легко, шеф. Соберите их в подходящее помещение, где мы развернём рефлекторы, желательно так, чтобы они стояли плечом к плечу и не двигались, и всё займёт у меня от силы минуту, – ровный тон Уилки показался Честеру издевательским.

– Как я это сделаю, пусть вы подохнете вместе со всеми своими родственниками?! – взорвался командир. – Они расползлись, как тараканы, по всему крейсеру, взорвали рулевую машину! Откуда мне знать, где они? Их что, пригласить по громкой связи на чашку чая в подходящий трюм?

– А мне? – резонно спросил учёный. – Включив генераторы пси-энергии на полную мощность, я легко могу превратить в пускающих слюну идиотов всехнаходящихся на борту, включая себя и вас. А выборочно… Вы способны из своего пистолета одним выстрелом убить всю свору атакующих вас с разных сторон бультерьеров?

Переждал исполненный бессильного бешенства взгляд коммодора.

– Вот и я тоже. У нас нет возможности воздействовать на людей избирательно. За исключением тех, кто уже прошёл предварительную обработку, чьи характеристики внесены в нужные ячейки памяти, и сами они собраны в нужном месте, оснащённом правильно расположенными волноводами и излучателями…

– А сбить с нашего следа русскую эскадру вы можете? Поставить какую-то завесу… Да, дьявол забери, сделать хоть что-нибудь?!

– Завесу мы уже поставили. На всех экранах русских кораблей именно то, о чём вы просите. Радиосвязь по-прежнему не работает, радиолокаторы принимают только то, что мы на них транслируем. Они видят – «Гренвилл» вслед за «Тайгером», «Лайоном» и «Блейком», полным ходом идущий на северо-восток тридцатиузловым ходом, успешно увеличивая отрыв, а не болтается, как, извините…

Честер несколько воспрянул духом. Какая-то польза от этих учёных всё же есть. За час-полтора руль как-нибудь приведут в порядок, и тогда полными ходами – пусть трубки в котлах горят – на юг, на юг. До ближайшего нейтрального порта, и катись оно всё… Жить намного лучше, чем не жить, какими бы словами подобная ерунда не облекалась. «Дульце эт декорум э про патриа море»? [40] Сейчас, ждите…

– Только, сэр, одна маленькая загвоздка. На антенны русских мы сигнал посылаем, а вот как быть с глазами пилотов русских разведчиков? В оптическом диапазоне мы – как на ладони, прошу прощения, сэр. А ещё есть моряки русского парохода, что болтается у горизонта. Они тоже нас видят. То есть на повестке один вопрос: кому поверит русский адмирал – донесениям своих радиометристов или непосредственным наблюдателям?

40

Сладостно и почётно умереть за Родину ( лат.).

Вот чему коммодор за свою сравнительно долгую жизнь не научился – так это нормальному русскому мату – командному языку вероятного противника. Отчего выругался совсем не остроумно, пусть и экспрессивно. Состояние его для людей, профессионально занимающихся в том числе и психологией, было вполне очевидно. Таким людям, как Честер, да и всем другим коммодорам и адмиралам, правильнее всего – стоять на мостиках и вести куда-нибудь свои железные коробки, зная лишь пункт назначения. Думать при этом о чём-то отвлечённом – явно непосильный труд. От перенапряжения у них может «выбить предохранители» и тогда…

Френч почти незаметно кивнул доктору Уилки, тот – кому-то ещё. И коммодор с мгновенно остекленевшими глазами сначала пошатнулся, попытался что-то сказать коснеющим языком, потом, медленно подогнув ноги, опустился на палубу отсека, превращённого в лабораторию. Пару секунду посидел в позе Будды и повалился вперёд, ткнувшись лбом в палубу.

Учёные умирать не хотели, ни за «старую добрую Англию», ни за деньги. Куда проще нейтрализовать одного коммодора, накрыв его лучом из параболической антенны. Этот портативный излучатель, с дальностью всего двадцать метров и углом раствора всего в десять градусов был установлен одновременно с монтажом всего оборудования, и на такой, в частности, случай. Любого человека или сколь угодно большую группу, оказавшуюся в пределах расположенных в ключевых точках, чётко очерченных прямо на палубах рабочих помещений и приборных отсеков зон, можно было парализовать, стереть память или заставить делать то, что потребуется специалистам. Сейчас времени программировать объект не было, и его просто отключили.

– Ну и что теперь, мистер Френч? – спросил Уилки, – строго по букве закона мы с вами заслуживаем суда и приличного тюремного срока.

– Сомневаюсь, что в ближайшее время этот факт станет предметом расследования. Назревают куда более масштабные события.

– События меня занимают гораздо меньше. Меньше, чем возможность взлететь на воздух или быть банально расстрелянными. Капитан выразился вполне недвусмысленно – попасть живыми в руки русских нам никто не позволит…

– И что теперь? Вы в состоянии прямо сейчас написать программу, способную заставить капитана отменить все свои планы и инструкции относительно нас?

– Конечно, нет, и вы это знаете, – пожал плечами Уилки. – Зато мы можем немедленно привести его в чувство и очень убедительно попроситьсделать то же самое без помощи техники…

– Если вы в состоянии сделать это – так не теряйте времени. Таймер уже, возможно, отсчитывает последние минуты…

– Кстати, о таймере, сэр, – вмешался инженер не слишком высокого статуса, работавший за одним из ближайших столов, – вам не кажется, что не только капитан, кое-кто ещё мог озаботиться сохранением «тайны государственного значения»?

– Чёрт возьми, Френч, – сказал Уилки, больше не считающий нужным употреблять в отношении руководителя, ставшего подельником, вежливые приставки, – а парень прав, тот же проклятый Эванс вполне может нажать какую-нибудь хитрую кнопочку.

– Ну и ваши действия в таком случае?

– Очень просто, – снова ответил инженер. – Я сейчас же могу запустить один генератор, блокирующий, грубо говоря, движение и взаимодействие заряженных частиц в проводниках и диэлектриках. В нашем случае – ни одна управляющая команда ни от какого прибора никуда не дойдёт. От карманного пульта до взрывателя мины – в том числе. Едва ли мистер Эванс, подобно Гаю Фоксу [41] , побежит с факелом в пороховой погреб…

41

Фокс, Гай– английский дворянин-католик, участник т. н. «порохового заговора» против короля Якова (1605 г.), которому было поручено поджечь фитиль, ведущий к бочкам с порохом, спрятанным в подвалах королевского дворца.