Большие батальоны. Том 2. От финских хладных скал…

Но этого ведь уважающему себя человеку мало. Один было попробовал испытать себя в большой политике, но закончилось это не слишком обнадёживающе. А хочется ведь править открыто, входить в состав «членов Политбюро» (или совета директоров) Евросоюза, НАТО, Бильдербергского, Римского, Хантер и тому подобных клубов, открывать ногой двери Кремля, Букингемского дворца, Белого дома. Вот это – настоящая власть и слава. И, главное, есть к этому все основания в смысле капиталов и предпосылки в виде предельной слабости нынешней российской власти.

Вообще, затеваясь идти в главы государства, крайне невредно начать с чтения Макиавелли «Государь». Там очень понятно сказано, что властитель должен быть беспощаден к врагам и в то же время иметь абсолютно надёжную опору, политическую и военную.

Сталин, не сильно образованный по нынешним мерками человек, прекрасно эту истину понимал. Гораздо лучше Ленина и прочих. Возможно – сам додумался, творчески осмысливая опыт врагов и друзей. А вот люди с учёными степенями и богатым интеллектуальным ресурсом вроде как не врубаются.

– Господа-товарищи, о которых здесь идёт речь, великолепно учли все просчёты, ошибки, недомыслие и беспечность Президента и его окружения. Те словно бы специально трудились, чтобы их возненавидели или, по крайней мере, отказали в поддержке почти все страны и классы населения.

Начнём по порядку.

МВД. Те, кто хотел всерьёз, как Жеглов в вашем фильме, бороться с преступностью, задавлены не Шараповым, а взяточниками и беспредельщиками. Ходу им нет, и выгоняют при каждом удобном случае.

Армия – унижена не мизерным жалованьем: в царской и нашей тоже, бывало, платили меньше, чем швейцару в кабаке, – унижена демонстративным отрицанием даже права на честь и порядочность.

В МГБ аналогичная картина. Бороться велено не с тем, кто враг державы, а враг непосредственного начальника именно сегодня… Зато кое-кому позволено делать всё, что заблагорассудится, лишь бы не давали воли своим «аномально честным» подчинённым…

– Господин полковник, а может, хватит лекций? Мне замполиты и в советское время надоели, – вдруг перебил Вадима Хворостов. – Мы ведь делом заниматься едем, а не…

– Сергей Саввич, – удивительно мягким, как бархатная перчатка, голосом ответил Фёст, – вы в каком звании последнего замполита видели?

– Да вам-то… – напрягся Хворостов, все же разница в возрасте почти двойная.

– Я спросил! – прибавил Фёст металла. – Можете отвечать, можете…

– Ну, старшим лейтенантом был…

– И с тех пор предоставлены исключительно себе. – В голосе Фёста прозвучала отчётливая ирония. – Некому было смысл происходящего в стране разъяснять, вот и подрастерялись донести до вас не голую информацию и приказ типа всё тех же «Ди эрсте марширт, ди цвайте марширт…», а хоть самое приблизительное представление, с каким врагом воевать предстоит и для чего. Может, проще оставить как есть? Велика ли вам лично разница, как звать будут того, кто в Кремль сядет? Грубо говоря, я надеюсь за полчаса, что у нас пока имеются, сформировать у товарищей командиров какую-никакую мотивацию. Так вы позволите? – И продолжил с прерванного места, будто и не было этой перепалки: – Точно так же за последние два-три года оказались разочарованы в своих надеждах, ожиданиях, планах и проектах абсолютно все – от «уличных протестантов» до «Союза православных хоругвеносцев». Роковая ошибка Президента или – его окружения. Надо было бы предложить хоть кому-то что-то конкретное, основательное, пусть в ущерб остальным. Хоть национальную идею и имперскую мощь, хоть незыблемость частной собственности и право защищать её с оружием в руках, как в Средневековье. А здесь – помазали по губам всем и облизнуть не дали. В итоге – имеете то, что имеете. Вот, посмотрите, здесь всё нарисовано.

Действительно, на схеме Секонда было изображено всё. Разноцветные стрелки довольно причудливо соединялись, пересекались и переплетались вокруг и между кружков и квадратиков. На самом верху был зловеще-фиолетовый «Центр». Ниже него «Власть исполнительная», «Власть законодательная», «Судебная» – и тоже ряд ответвлений. Справа – все «институции» и организации «силовиков». Слева – « Креативный класс» в радужной рамочке, и по сторонам все структуры, им организуемые и организующие его. Совсем внизу, соединённый несколькими стрелками с «ведущими узлами» – подчёркнутый красным, коричневым и зелёным фломастерами «Абстрактно-протестный электорат».

Вадим дал всем присутствующим минуту-другую полюбоваться плодами трудов своих друзей-аналитиков, потом свернул лист и спрятал в карман.

Вместо него «слово взял» Тарханов.

– Это к тому вам показано, господин полковник, – теперь он обращался лично к Хворостову, поскольку прочие присутствующие уже успели проникнуться, – что каждый солдат должен знать свой маневр, а, до тех пор пока я руковожу нашей операцией, обожаемое у вас право на «свободу совести, печати и собраний» сводится к абсолютному минимуму. И ещё прошу учесть, пусть вас это не обижает, ваш возраст и чин в армии, к которой я не принадлежу, а вы из неё уволены, сейчас для меня имеет чисто этическое значение… Но в перспективе – всё зависит от вас. Знаете поговорку: «За Богом молитва, за царём служба не пропадёт»?

«Молодец, Сергей, круто завернул, – подумал Фёст, – не зря я ему книжки давал читать и фильмы показывал».

– Приходилось, – буркнул Хворостов. С одной стороны, чужой полковник на генеральской должности ему попросту нагрубил, а с другой – привыкать ли? И в армии начальники хоть на ступеньку выше хамили без стеснения, а сейчас любая сволочь с деньгами, нанимая, считает себя вправе на «ты» и матерно разговаривать, годясь в сыновья по возрасту. А куда деваться? На полковничью пенсию не сильно разгуляешься. Отчего так странно всё складывается? В Афгане не боялся, просыпаясь, в каждый из начинающихся дней помереть, со славой или как придётся, а потом…

Уж правда, лучше вторую жизнь начать по принципам тридцатипятилетнего «царского полковника». У них там, по слухам, даже дуэли разрешены и платят офицеру больше, чем адвокату!

– Таким образом, довожу до вас своё решение, – Тарханов выглянул в окно кунга. Впереди, слева и справа сияли цепочки огней МКАДа. Как шутил Фёст – «фронтир», граница цивилизованного мира. Время ещё было. Минут десять. – Воевать со «всей Москвой» (тут Тарханов слегка усмехнулся, и в его мире, и в этом данная формулировка воспринималась не иначе, как с иронией) и руководящими органамигосударства мы, естественно, не можем. Бессмысленно и опасно устраивать силовой разгон стотысячной демонстрации или шествия. Многие пробовали, до сих пор выходило только хуже. Примерно с дня Кровавого воскресенья.

Но тут у нас присутствуют два доктора медицины, они подтвердят – не нужно убивать всего мамонта или бронтозавра, достаточно пулей или ядом поразить его мозжечок. Поэтому мы сегодня оставшиеся до рассвета… – он посмотрел на часы, – двести пять минут, а до начала общего рабочего дня – целых четыреста пятьдесят, посвятим именно рассечению только что увиденных вами «нервных связей». Сначала пополам, потом под корень.

– Простите, господин полковник, – произнёс Фёст, один из тех «двух докторов», на которых ссылался Сергей, – кое-кто даже с поражённым мозжечком умеет очень сильно хлестать лишённым центрального управления хвостом…

– К этому я и подвожу, – ответил Тарханов. – Поэтому мы вначале всей своей ударной силой атакуем единственно известный нам вражеский «тет-де-пон». Уничтожаем его в дым, как клопиное гнездо паяльной лампой, а потом начнём по Москве до утра гулять повзводно. Эти самые нервные связирезать в прямом и переносном смысле. Обезвреживать связных, координаторов, интернет-провайдеров ивсяких там блогеров…

Эти слова он произнёс, как заученные на чужом языке без перевода.