Большие дела

Товарищ генерал щедрой рукой плещет драгоценного Луи по бокалам и делает хороший глоток. А в прихожей раздаётся звонок. Начинают приходить Галины гости и, к счастью, меня не превращают в «говорящую собачку», а просто знакомят с друзьями и приятелями.

Люди приходят разные, но, в основном, известные. Компания весёлая и жизнерадостная. В принципе, так всегда бывает, когда на буфете в изобилии представлены напитки, и икра мажется по блинам бескомпромиссно толстым слоем. Где будут эти люди, когда Юрий Михайлович окажется в колонии, а его жена полностью будет дезориентирована?

Наконец приходит время моего выступления. Мне вручают гитару и представляют, как восходящую звезду романса. Бред. У меня, по большому счёту, ни слуха, ни голоса. Я так и говорю.

— Друзья, без малейшего намёка на кокетство заявляю, петь не умею, в ноты не попадаю, аккорды путаю. Берусь выступить перед вами, искушёнными мэтрами исключительно удовлетворяя просьбе нашей прекрасной хозяйки. Ну, ещё в порядке тренировки смирения.

Все смеются. Им-то что. Ладно. Исполняю свою «Эх, Галя-Галя…»

Надо сказать, что старина Луи немного раскрепощает, так что фальши сегодня меньше, но всё равно достаточно, чтобы стать душой компании, не вызывая ненужной зависти и прочих чёрных чувств.

Песня заходит на ура и исполняется ещё трижды, последние два из которых хором и под аккомпанемент настоящего музыканта из театра оперетты. Пётр Налич родится ещё примерно через полгода, а песня его уже пленяет умы богемы.

Игорь с Пашей не сидят на кухне, как прислуга, а тусуются с гостями и Паша даже флиртует с милой девушкой, оказавшейся балериной из Большого. Бориса Буряце на вечеринке нет по вполне понятным причинам. Уж с ним бы Юрий Михайлович дорогие коньяки распивать бы не стал, я думаю. Хотя я совсем не исключаю, что слухи о характере связи между Борисом и Галиной могут быть преувеличены.

Уезжаем мы поздно, найдя прекрасных друзей. Главное верных. Сергей Сергеевич, заснувший в машине, получает щедрые сверхурочные и, кажется, остаётся вполне довольным тем, как прошёл очередной день его пенсии.

Утром, на удивление, мне никуда не нужно идти, и я планирую выспаться, но меня будит Платоныч.

— О, ты спишь? — удивляется он, когда я открываю дверь.

— Угу, — киваю я. — Проходи.

— Нет, не буду. Я на минутку заглянул.

— Как вчера посидели?

— Нормально, — кивает он. — До «Птичьего молока», правда, дело не дошло.

— А вот я попробовал. Неплохо, надо сказать.

Он улыбается и кивает.

— Я попрощаться, Егор. Поехал, в общем, а то уж больно загостился, да?

— Да, уж… Я тоже хочу.

— Так давай, раз хочешь, — усмехается он. — Хотя тебе-то скучать вообще некогда, как я посмотрю, да?

— Скучать некогда, но и носиться здесь, как белка в колесе не слишком-то хочется.

— Ничего, Егор, ничего. Вот сделаем все дела, тогда отдохнём.

— Дядя Юра, ты там тоже не прохлаждайся. Тебе нужно преемника до кондиции доводить. Его, кстати, утвердили на твоё место?

— Нет ещё. Ефим там занимается, но ясности пока нет. Посмотрим, в общем.

— Слушай, а если его не утвердят, некоторые вопросы будет достаточно проблематично решать, тебе не кажется?

— Чего кажется-то, я точно знаю. Ладно, иди сны досматривай. Поехал я в аэропорт.

— Машина нужна? — спрашиваю я, а то я тут обзавёлся.

— Как это? — удивляется Большак.

— Ну, как, в аренду взял вместе с водителем.

— Вот, ты шустряк, — качает он головой. — Тебе бы генсеком стать, такая бы жизнь началась.

— Это мне не светит, — улыбаюсь я. — Тут очередь такая, все успеть хотят. Хоть по чуть-чуть, а постараются свои пять минут славы захапать.

— Ну что же… может потом когда-нибудь

Мы прощаемся и дядя Юра уходит, а я уже не ложусь. Иду в душ, умываюсь, а потом звоню юной следачке. Её долго-долго разыскивают, и я уже готовлюсь, что кто-нибудь просто возьмёт и повесит трубку на рычаг, но на том конце провода всё-таки раздаётся напряжённое и робкое:

— Шeлюхова.

— Анжела Степановна, привет, — говорю я. — Это Брагин.

— Кто? — удивляется она.

— Бывший подозреваемый, а ныне несовершеннолетний свидетель по делу майора Голубова.

— А, Егор Андреевич, — Анжела немного расслабляется. — Слушаю вас.

— Да я просто хотел узнать, как у вас дела.

— Что?

Она резко смущается и не знает, что говорить дальше.

— Ну, как поживаете, — смеюсь я, — всё ли хорошо. Может, пойдём по чашечке кофе хлопнем?

— Как? — продолжает пребывать в ступоре она.

— Ну, Анжел, ты чего? Я говорю, пошли в кафешку, кофе выпьем.

— С несовершеннолетним? — ужасается Анжела Степановна.

Я начинаю смеяться:

— Ну, а что, вдруг прокатит и паспорт в кафе у меня не спросят?

— Ой, нет, я не то… — она вдруг тоже начинает смеяться. — Ну ладно, я про другое совсем.

— Не бойся, я тебя под статью не буду подводить. Просто поболтаем и…

— Ну, Егор, я не про это… — перебивает меня она. — Но сегодня никак. У меня тут три подозреваемых, так что на кофе, к сожалению времени нет.

— Ну ладно, — легко соглашаюсь я, демонстрируя свой бесконфликтный характер. — Тогда завтра, а то потом улечу в далёкие края и буду тебе серебряным крылом махать с неба.

— А ты что, лётчик? — проявляет заинтересованность она.

— Так, Анжел, ладно, я тебе завтра расскажу всё, что знаю про полёты, хорошо?

— Да это я так просто спросила… Слушай, давай, утром мне позвони и я тебе скажу, смогу или нет, хорошо?

— Хорошо, Анжела, очень хорошо. Но есть ведь ещё и вечер.

— Нет, мне вечером к бабушке надо.

На этом попытка коррумпировать следственный аппарат и добиться лояльности в его рядах терпит фиаско. Ну, а что, отрицательный эксперимент — тоже эксперимент. В конце концов, это же неокончательное «нет».

Потом я звоню Злобину.

— Пельмени, Леонид Юрьевич? — сходу предлагаю я.

— Вы ошиблись, товарищ, шпион живёт этажом выше. — хохмит Де Ниро, обыгрывая бородатый анекдот. — Ладно, шучу. Приходи, чего уж там.

— Пельменные недели в Макдональдс продолжаются, — шучу я в ответ, только эта шутка падает в сухую неунавоженную почву и остаётся неоценённой.

Наша особая тройка к назначенному времени прибывает на встречу на авто. Времена меняются. В лучшую сторону, до поры до времени.