Большие глаза. Загадочная история Маргарет Кин
Шрифт:
Шарлотта Саломон
Шарлотта Саломон (1917–1943) – художница страшной судьбы. В 26 лет она погибла в Холокосте. Известность она приобрела в период с 1941 по 1943 год, когда создала экстраординарную серию автобиографических рисунков гуашью. Большая часть этих картин (около 770) составила уникальную книгу рисунков и текстов – «живописную автобиографию», названную художницей «Жизнь? Или театр? Оперетта». В ней художница изо дня в день воссоздавала «музыкальную драму» своей жизни, начинающуюся еще до ее рождения в 1917 году, где воспоминания детства и юности в Берлине переплетаются с реальностью жизни во Франции, а также мечтами и фантазиями.
В 1943 году она была схвачена нацистами на юге Франции, где жила все эти годы, скрываясь от ареста. После прибытия эшелона с евреями в
Шарлотта родилась в Берлине, и ей было 16 лет, когда нацисты пришли к власти. Она отказалась ходить в школу и оставалась дома. Удивительно, что при квоте 1,5 %, установленной для евреев для поступления в университеты, Шарлотте удалось в 1936 году поступить в Берлинскую академию художеств, но уже в 1938 году с усилением антисемитской кампании она была отчислена. Отец Шарлотты в этом же году после «Хрустальной ночи погромов» (В ночь с 9 на 10 ноября 1938 года во всех городах Германии громили еврейские дома и магазины, жгли синагоги, убивали женщин и стариков, мужчин отправляли в концлагеря. Этот погром был срежиссирован лично Гитлером и Геббельсом. – Ред.) был на короткое время интернирован в концлагерь. После его освобождения семья решила покинуть Германию.
Шарлотта отправилась с бабушкой и дедушкой на юг Франции и поселилась возле Ниццы в поместье американки Оттилии Мур. Тогда в 1939 году это место казалось надежным убежищем от нацистов. Однако глубокая депрессия бабушки закончилась самоубийством, и тогда Шарлотта впервые узнала, что и ее собственная мать покончила с собой, когда девочке было 9 лет. То же самое произошло и с ее тетей Шарлоттой, и с прабабкой по материнской линии. С этого момента Шарлотта бормотала и ночью, и днем: «Я ненавижу их всех!» и эти слова адресовались не только фашистам. Словно не достаточно было внешней угрозы – теперь девушку стало преследовать изнутри семейное проклятие.
«Война продолжала бушевать, а я сидела у моря и глубоко заглядывала в человеческие сердца».
В одном из последних писем она писала: «Моя жизнь началась тогда, когда бабушка решила взять свою, когда я узнала, что то же самое сделала вся семья моей матери, и когда глубоко внутри себя я почувствовала ту же тягу к отчаянию и к смерти». А в книге записала о себе в третьем лице: «И она обнаружила, что стоит перед вопросом: покончить с собой или предпринять нечто безумно эксцентричное… Война продолжала бушевать, а я сидела у моря и глубоко заглядывала в человеческие сердца. Я была моей мамой, моей бабушкой – да, я была каждым персонажем, возникающим в моей пьесе». Уже живя в пустом доме под Ниццей, она там и начала свою знаменитую теперь серию автобиографических рисунков и в течение двух лет, работая с лихорадочной интенсивностью, нарисовала более 1000 гуашей. В них был элемент фантастики, но все главные события ее жизни сохранялись. Шарлотта отдельно написала, какая музыка должна сопровождать демонстрацию ее рисунков, что должно было усилить драматический эффект всего цикла. Последние рисунки Шарлотты неистовы и экспрессивны, она словно знала о своей судьбе и стремилась как можно быстрее закончить свою работу.
С 1971 года работы Шарлотты Саломон находятся в Еврейском музее в Амстердаме.
1981 году вышло в свет полное издание книги «Жизнь? Или театр?» под редакцией Джудит Герцберг. Тогда же при участии Герцберг режиссер Франц Вайс снял художественный фильм «Шарлотта».
Лидия Мандель
У этой истории прекрасное начало и невероятно печальный конец. «Мое знакомство с Лидией Мандель произошло летом 1975 года, в Париже, – рассказывает профессор математики Виталий Мильман. – В свое время она была известной
художницей. Была дружна с Маяковским и Пикассо. А познакомились мы с ней так. Моей знакомой – молодой парижской художнице В. – нужны были холсты. На новые не было денег. Поэтому хозяйка одной художественной галереи предложила нам воспользоваться старыми холстами, в большей части они содержали неоконченную (или даже законченную) живопись. И предполагалось, что В. будет писать по ним. Жестоко, не правда ли? Такие старые холсты – свои! – и предложила нам Лидия Мандель.Она жила в одном из высоких типичных Парижских домов в районе Эйфелевой башни. Все дворы этих домов имеют вход в Парижские катакомбы, перекрытые в глубине, а в начальной их части подземелье разделено на небольшие комнатки – кладовые для каждой квартиры дома. И Мандель имела такую кладовку. Она не хотела идти в эту комнату, держа ключ в руках. И призналась мне: «Я боюсь идти туда».
«Я боюсь смотреть на свои старые работы: они связаны с тяжелыми воспоминаниями».
«Почему?» – удивился я. И она рассказала, что не была там уже 40 лет! «Я боюсь смотреть на свои старые работы, – объяснила она, – они связаны с тяжелыми воспоминаниями».
Где-то в середине 1930-х она уехала со своим мужем в Англию. Затем война остановила их возвращение. В эти годы она потеряла мужа, вышла замуж вторично за англичанина, вернулась лишь спустя годы после войны, и всегда откладывала спуститься вниз в эту каморку из-за очень тяжелых воспоминаний прошедших лет. Но я уговорил ее.
Мы открыли эту каморку-склад. И стали доставать из пыли какие-то свернутые, смятые полотна. На одном из них я увидел рисунок, напоминающий стиль, которому учили в 1919 году в известной в то время студии Leger. Еще много интересных работ мы нашли в этом подвале. В. забрала себе много полотен, на которых можно было рисовать. А мне было жаль каждое полотно, которое она брала…
Вновь я приехал в Париж в 1978 году. Я позвонил Мандель. Телефон взял ее муж и сказал, что Лидия умерла. Ее сбила машина в Ницце, где они отдыхали прошлым летом, она еще долго пролежала в больнице. Ее похоронили там же, в Ницце. Я был в таком шоке, что говорить не мог. Но позже я позвонил снова и спросил, могу ли я увидеть и купить какие-либо ее картины. Но он ответил, что у него нет ее работ.
Выяснилось вот что. Мандель заключила с кем-то договор пожизненной ренты. Этот кто-то выплачивал Лидии определенную пенсию всю ее жизнь, а после ее смерти квартира переходила к нему. И муж Лидии должен был освободить квартиру за неделю. Новый хозяин обошелся с ним очень хорошо, и позволил ему остаться жить в маленькой комнатке для прислуги всю его оставшуюся жизнь. Однако он должен был избавиться от всех картин Мандель. Я думаю, новый хозяин никогда не понимал, какой замечательной художницей была Мандель.
Муж позвонил в несколько галерей. Ответы звучали неутешительно: «Кто же теперь помнит Мандель?», либо «Мы позвоним в Лондон, может быть кто-то захочет ее там». (Как мы увидим, они просто сбивали даже еще не назначенную цену). Однако муж Лидии ждать не мог, он погрузил все работы на извозчика и отвез их на Montparnasse, на рынок искусства. Ему «повезло»: кто-то проходил, увидел эти работы, и забрал ВСЕ. «Кто-то» понимал искусство и удивился своей удаче! Работ было очень много, я помню, что вся ее квартира была заставлена ими, не только стены. И ее муж, я думаю, отдал их очень дешево. На следующий день галереи стали звонить к нему, готовые покупать работы Мандель и были в шоке и ужасе, что они так прошляпили.
Я плакал, узнав эту историю, этот конец».
«Я плакал, узнав эту историю».
Фрида Кало
Сегодня картины мексиканской художницы, известной своими необычными автопортретами, Фриды Кало (1907–1954) раскупаются, как горячие пирожки, несмотря на то что стоят миллионы. Так, картина «Корни» (Raices) была оценена экспертами Sotheby’s в 7 млн. долларов. Другое ее полотно было продано почти за 5 млн. долларов. Также одна из ее картин была даже приобретена Лувром.