Большое зло и мелкие пакости

— Вот у меня приятель есть, Павлик, — душевно сказал косивший под Анискина капитан, — бо-оль-шой человек, а у него буфетчица, Тамара. Она та-акие пироги печет — пальчики оближешь!

— У нас никто не печет, — сказала Алина сухо, — у нас в булочной покупают. Так с чем вам кофе?

— С сахаром и с молоком, — решил Никоненко, — и с покупными пирогами.

Она даже не улыбнулась.

— Верочка, с сахаром, молоком и пирожными. Спасибо. Простите, я отвечу на звонок.

Кабинет с черной и серой мебелью, такой же стильный, стремительный и удлиненный, как она сама, подходил ей идеально. Интересно, кто же платит за все это — за мебель, за офис на Рождественском бульваре, за “Тойоту”, за норковый мех внутри тужурки?

С телефоном она разговаривала гораздо более благосклонно, чем с капитаном Никоненко, и капитан решил, что звонит как раз кто-то из тех, кто за все платит.

— Нет, — сказала она и нежно улыбнулась, — я сегодня никак не могу, у меня Федор ночует. Маня в больнице. Скоро. Ну что ты, он замечательный, я рада, что он со мной! Нет, не объявлялась. Ты же знаешь ее мамашу! Да. Целую, пока. Вечером звони! Секретарша подала кофе и какие-то невразумительные штучки в бумажных кружевцах — очевидно, пирожные.

— Алина Аркадьевна, звонили из “Хьюлитт Паккард” и из мэрии.

— Из мэрии кто звонил?

— Сказали, что по поводу первомайских праздников, и не назвались.

— Пусть Никита позвонит, с кем он там в контакте? Пусть позвонит, все выяснит и зайдет ко мне, а с “Хьюлиттом” я разберусь.

Секретарша вышла, а Алина взглянула на часы — в третий раз за пять минут. Это было любопытно.

— Да бросьте вы, — сказал Никоненко осторожно, — что вы нервничаете? Вы же не на улице ребенка бросили, а оставили с уважаемым человеком…

— Да какое это имеет значение — уважаемый он или не уважаемый! — рассеянно возмутилась она и потерла лоб. — Он сказал, что отведет его к Мане и водитель привезет его сюда. Ну сколько он может пробыть у Мани? Ну, десять минут. Не полчаса же!

— А может, два часа. Ничего с ними не будет.

— В Потапова уже один раз стреляли, — сказала она ледяным тоном, — и попали в Маню. Вы точно уверены, что в него больше не будут стрелять?

— Послушайте, Алина Аркадьевна, — сказал Никоненко и, потянувшись, поставил недопитую чашку на край шикарного стола, — я уверен, что стреляли вовсе не в Потапова. Стреляли в вашу подругу и не убили чудом. Так что давайте не осложнять друг другу жизнь взаимным презрением. Вы мне быстро и толково ответите на все вопросы, и я от вас отстану. До следующего раза.

Она так изменилась в лице, что капитан даже пожалел, что сказал ей об этом.

— В Марусю? — спросила она, как будто не поняла. — Стреляли в Марусю?!

— Алина Аркадьевна, голубушка вы моя, — начал “Анискин” отвратительно задушевным тоном, — я понимаю, это страшно и неприятно. Но так случилось. Поэтому вы мне быстренько ответите на все вопросы, и я поеду искать того, кто стрелял в вашу дорогую подругу.

— При чем тут Маруся?! — за время его монолога Алина немножко пришла в себя, по крайней мере настолько, чтобы снова пойти в атаку. — Господи боже мой, да с чего вы взяли, что это в Марусю… из-за Маруси…

— С вашего разрешения я не стану излагать вам, с чего я это взял. Лучше расскажите мне про вашу подругу все, что знаете.

Алина налила себе кофе из сверкающего начищенной сталью кофейника, даже не предложив капитану, и выпила в несколько коротких глотков. Налила еще.

А водку она пьет такими же отчаянными глотками?

— Что значит — все, что знаю? Откуда начинать? С десяти лет? С тринадцати? С чего начинать? С того, как мы выдавливали мои прыщи? Как пошли в аптеку за ватой и так и не купили, идиотки, потому что стеснялись попросить?

— Стоп, — прервал Никоненко, — не надо так стараться демонстрировать мне вашу крепкую дружбу. Я верю, что вы подруги.

— Что значит — верю?! Вы считаете, что я вас обманываю?..

— Алина Аркадьевна, с кем, кроме вас, дружит Суркова? Или дружила, но потом рассталась?

— Ни с кем она не дружит и не дружила. Есть на работе, в управлении делами, у нее какие-то подруги, они к ней на день рождения всегда приезжают, один раз в год.

— Она работает на телевидении?

— Она работает секретаршей у большого начальника, — сказала Алина жестко. — Сто раз я говорила ей, брось его, переходи ко мне, я бы тебе хоть деньги платила!

— А она не переходила?

— Она у нас деликатная, — Алина хищно улыбнулась, — нежная она у нас. У нее, видите ли, Федор, и она должна быть дома вовремя. Там она в шесть часов свободна, а у меня ненормированный рабочий день. Как будто я не отпустила бы ее домой!

— Как зовут начальника, вы знаете?

— Его все знают, — Алина пожала худыми плечами. — Его зовут Артур Агапов, он какая-то шишка на ТВ-7, я точно не знаю, как называется его должность. То ли директор, то ли председатель совета директоров…

— У нее был муж?

— Кто? — переспросила Алина, как будто никогда в жизни не слыхала такого слова.

— Ах, ну что вы, Алина Аркадьевна, как будто вы не понимаете! — закудахтал “Анискин”. — Ну как же — кто? Муж! У нее же есть сын, значит, должен быть муж!

— Логично, — сказала Алина, которая ничего не знала об “Анискине”, — раз сын, значит, и муж. Мужа нет. И не было никогда.

— Как же так — не было, Алина Аркадьевна!

— Не было, и все. Была… как у всех, любовная история. И потом появился Федор.

— Но у него же есть отец!

— Есть, — согласилась Алина злобно, — у него отец — я. И мать. И еще у него мать Маруся. И она же отец.

— Вы что, вместе живете? — спросил капитан подозрительно.

Он читал о таких штуках: две полруги-любовницы заводят одного на двоих ребенка. Очень современно и шикарно, в духе статей из “Космополитен” или журнала “Блеск” — “мы были подругами и в один прекрасный день поняли, что не можем прожить друг без друга… мы не представляем, что было бы с нами, если бы мы не встретились…”. Далее следует красочное описание мучений, которые пришлось вынести, чтобы одна из них смогла забеременеть и родить — в семье должны быть дети! И название статьи непременно “Такая разная любовь”.

Моментально стало неинтересно и даже противно.

Ему-то что за дело? У него работа, и интересов никаких быть не должно.

— Что значит — вместе живем? Иногда я сижу с Федором в Марусиной квартире или она ночует в моей, когда я за границей. Это значит, что мы вместе живем, или не значит? — Она вдруг приостановилась и посмотрела на него внимательно: — Или вы хотите знать, не лесбиянки ли мы?

К своему стыду, Никоненко так покраснел, что стало жарко ушам и скулам. Алина Латынина смотрела на него в упор, стекла очков поблескивали язвительно.