Большой обман

Я делаю еще шажок назад.

— Чего ты боишься? — неодобрительно бурчит Луи. — Я же сказал, не съем.

Осторожность и только осторожность — кто знает, что ему в голову взбредет. Как выскочит, как выпрыгнет — словно чертик из табакерки. Ну да, как же — все в порядке с ним. Ой, не похоже. На коленях у Луи лежит холщовый мешочек с пластмассовыми застежками. Когда я подхожу ближе, Луи прижимает мешочек груди.

— Неважно выглядишь, — говорю я. — Ты ел что-нибудь?

Луи пожимает плечами.

— Может, ты пить хочешь? Чаю выпьешь?

— Да, — кивает Луи. — Охотно. Чашечку чая, пожалуйста.

Все чашки грязные. Молока нет. Хорошо хоть чай в пакетиках нашелся. И половинка подсохшего лимона.

Я мою чашки. Вся раковина забита бокалами из-под пива — еще с той игры, — и я их тоже мою и составляю в шкаф.

— Ну и бардак у тебя. — Я подаю Луи чай.

— Я очень сильно разозлился.

— На меня?

— На все вообще. На весь этот хренов мир.

Ничего более конкретного он сообщить не изволит. На душе у меня паршиво — я прямо места себе не нахожу. Надо чем-то себя занять.

— Слушай, может, мне слегка прибраться?

— Отличная мысль. — У Луи такой вид, будто мое предложение сразило его своей новизной. — А то здесь стало как-то неуютно.

Следующие полтора часа я посвящаю генеральной уборке, а Большой Луи не отрываясь смотрит в окно. За окном внешний мир, он кривляется и дразнит, и зовет помериться силами, и манит: «А ну, выйдем». Но Большой Луи только смотрит и не отвечает.

Ну и пусть. У меня масса работы. Я выметаю землю, складываю осколки и обломки в пластиковый мешок, отскребаю каждую тарелочку, каждую чашечку, каждый бокальчик. Хорошо хоть все чистящие средства на месте — и жидкость «Фэйри», и гели, и порошки, и всякая прочая «Весенняя свежесть», — а разных тряпок, губок, щеток и мочалок хватит, чтобы отдраить весь многоквартирный дом.

Под конец моей уборки на сцене появляется пылесос. Его шум явно по душе Луи, он с наслаждением вслушивается в низкий, рокочущий гул. Когда мы с пылесосом входим в пределы запретной зоны, Луи поднимает ноги, чтобы я могла почистить и под ними тоже.

Дело сделано — от меня прямо пар валит. Прежде чем сесть, я выпиваю стакан воды и вытираю пот со лба. Голова у меня заработала — а то во время уборки все мысли куда-то подевались. Что мне делать дальше? Луи, наверное, нужен врач. Может, вызвать «скорую»? Или связаться с властями? Или сперва переговорить с Луи и убедиться, можно ли оставлять его наедине с самим собой?

— Спасибо. На славу потрудилась. Правда, не пропылесосила под батареей, но ничего. Уж во всяком случае, лучше, чем было.

Он ворчит. Он недоволен. Хороший знак.

— И долго ты пребывал в таком состоянии? — осторожно спрашиваю я. — Ты что, так и сидел с тех пор, как я ушла?

— Только днем. Я не вставал с постели, пока не делалось светло.

— Ты спал?

— Пытался. Столько всякой фигни крутилось в голове.

— Ты ел?

— Нет. Почти нет.

— Может, что-нибудь приготовить на скорую руку? На кухне есть печенье и арахисовое масло.

— А тебя не затруднит?

— Нет, — отвечаю я. — Не затруднит.

* * *

Когда я возвращаюсь, Луи уже слегка почистил перышки: умылся, переменил рубашку, наклеил свежие пластыри. На голове у него бейсболка, а кресло повернуто тыльной стороной к окну.

— Теперь ты похож на человека. — Я протягиваю ему тарелку с печеньем и маслом.

— Да, — подтверждает Луи. — Мне лучше. Я рад, что ты пришла.

— Так уж и рад?

— Честное слово. Только захватила бы с собой что-нибудь. Огурчик или шоколадку. Тебе мало того, что я целую неделю проторчал в этой проклятой дыре, проливая слезы над своей судьбой? Тебе надо еще, чтобы я подох тут с голоду?

Я столбенею. У меня просто нет слов. Ну, почти нет.

— Так тебе и надо! — Я чуть не кидаю в Луи тарелкой. — Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты меня выставил, выкинул вон на растерзание этому психу. Еще чуть-чуть — и он бы мне показал где раки зимуют.

Большой Луи фыркает:

— Я просил тебя обыгрывать его? Это по моему наущению ты корчила из себя героя-одиночку?

— Никого я не корчила… Я хотела как лучше. А ты даже не позвонил мне. Не поинтересовался, что со мной.

Большой Луи опять фыркает:

— Ну так что же? Значит, меня надо оставить без приличной жратвы? Значит, у тебя нет сил зайти в лавочку и прикупить копченого мясца? Боже ж ты мой! Некоторые люди думают только о себе.

И Луи вгрызается в печенье. Я сажусь рядом, не проронив ни слова. С ним спорить — все равно что с ребенком. Бессмысленное занятие.

— Ты извини, что я тебе не позвонил, — рот у Луи набит, — я не знал точно, что произошло. Все выяснилось только сегодня утром.

— Я тебе не верю. — Мои слова полны горечи. — Как ты мог не знать?

— Все потому, — Луи интенсивно жует, — что урод, который пытался тебя ограбить, в больнице. Челюсть у него сломана в трех местах, и ему надели хороший намордник. Он даже говорить не может. Чего ты его так отделала? Он ведь просто хотел получить свои деньги обратно.

— Это была не я.Его хорошо приложил…

— Знаю, знаю, — отмахивается Луи. — Мой сосед. Мальчишка, который живет этажом ниже. Кто бы мог подумать, что он способен на такое? С виду заморыш заморышем.

— И как вышло, что он тебе ничего не сказал? Не похвастался подвигом?

— А он сразу исчез из поля зрения. Решил себе устроить легкий отдых на те деньги, что ты ему всучила. Объявился только сегодня утром. На члене мозоли, на голове сомбреро, на роже загар, на языке одни матюги. Сразу примчался ко мне и все рассказал. По его словам, схватка завершилась плачевно для одного из участников. Я обзвонил больницы. Тут, мол, племянник обещал прийти и не явился, не случилось ли с ним чего?