Большой секс в маленьком городе

Когда Магрит закончила, Зовите-Меня-Дэн сидел в углу сгорбившись и жевал манжеты пиджака. Однако все кончилось хорошо. Наши гости покинули нас в тот же вечер, но на таком острове, как Сайта-Маргарита-и-Лос-Монхес, перенесенные вместе невзгоды сближают не хуже взаимной симпатии. Четыре месяца спустя Милостивый Бог Дональд получил приглашение на свадьбу преподобного Дэна Стронга и Мэри Эдди Эдди-младшей. Он не поехал. Ехать надо было за океан, в сильноразвитый мир. Но все же приятно знать, что Санта-Маргарита-и-Лос-Монхес может творить чудеса даже с самыми малообещающими душами.

Что касается Мальчиков, то в голове у них путаница, как у собаки, и нужно время, чтобы сказанное до них дошло. Через три дня после отъезда проповедников идеи Мэри Эдди Эдди-младшей просияли сквозь облака непонимания. Права животных! Прямое действие! Свобода животным!

Зоопарк Санта-Маргариты-и-Лос-Монхес не вполне отвечает современному уровню. Несколько проржавевших клеток с потрепанными образцами тех же птиц, которые порхают среди деревьев, пара не поддающихся идентификации кип шерсти, всклокоченный броненосец, две захудалые «большие кошки» и подозрительно пустая клетка для рептилий — вот и все удовольствие, не считая вольера для приматов. Именно к обезьяньему вольеру потянуло Мальчиков инстинктивное чувство родства. В тот день на свободу были выброшены пять бабуинов, два шимпанзе и одна недовольная горилла. Они страшно расстроились, и у них были для этого все основания. Только представьте себе, еще минуту назад вы сидели у себя в клетке, выбирали всякую вкуснятину из шерсти приятеля, и вдруг выскакивает пара атавизмов вида, считавшегося вымершим несколько тысячелетий назад, орет и кидается в вас консервными банками. Тут расстроится даже самая жизнерадостная обезьяна. В следующие двадцать четыре часа они буянили, качались на ветвях деревьев, с грохотом прыгали по жестяным крышам, кусали полицейских, скакали по спальням, крали кур, бросались камнями в зевак, кидались на молодых женщин, воровали яркие и блестящие побрякушки и подкрадывались к спящим собакам и ради забавы щипали их за гениталии, чтобы послушать, как они взвоют. И все это вытворяли одни только Мальчики. Облава на обезьян потребовала целой недели.

После этого подвига даже тетя Долорес поняла, что пора что-то делать. Мальчики с каждым днем становились все больше и свирепее и явно нуждались в том, чтобы поместить их в надежное учреждение, которое бы внушило им понятие о порядке. Если не посылать их в Соединенные Штаты или другое место сильноразвитого мира, куда-нибудь, куда угодно, где в избытке хватает исправительных учреждений, как я лично предпочел бы сделать, то нужно было хотя бы найти им место на Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес, где бы они не принесли большого вреда. Поэтому тетя Долорес опустошила носок со сбережениями и купила им кадетский патент в армию. Выбор был между армией и полицией, но для полиции даже Мальчики не настолько плохи. Но этим дело не кончилось. Все не так просто. Однако это был шаг в верном направлении.

После того как тетя Долорес объявила о своем решении семье, я покинул ее дом и увидел, что меня дожидается Ньюхаус. Я отцепил его от своей ноги и нежно похлопал по голове. Может, подумал я, пойти прогуляться с собакой.

Прекращение гравитации

У нашего шамана Джорджи Пухола процветает бизнес в сфере мелкого экзорцизма и заклинаний, но это не говорит о том, что мы не оказываем должного почтения Милостивому Богу Дональду. Никто не пользуется таким авторитетом, как он. Милостивый Бог у нас истинный столп в общине одноэтажек, которого мы уважаем от всего сердца и надеемся, что его начальник позаботится о нас на том свете. Но тот свет — это тот, а нам тем временем приходится жить на этом, справляясь с превратностями нелюбимой работы и упущенных шансов, уживаясь с соседями, укрощая судьбу, ловя удачу, выкручиваясь по мере сил в нашем мире, который неявно управляется идеалами, установленными в заведении Милостивого Бога. Именно поэтому, чтобы решить мелкие неурядицы повседневной жизни, мы прибегаем к колдовству. Милостивый Бог ведает чем-то большим, далеким. А на каждый день у нас есть Джорджи Пухол.

Джорджи — маленький робкий человечек, совершенно непохожий на те свирепые образины, которые обычно приписывают чародеям. Чтобы волхвовать, ему не нужны органы животных, разве только пучок травы, пара заклинаний и старая фетровая шляпа, сильно потертая и испещренная зеленой плесенью, причем он утверждает, что когда-то ее носил директор Английского банка. По правде сказать, он и сам бы вполне уместно смотрелся за стойкой банка.

Может показаться, что Джорджи слишком уж скромен и застенчив для человека, которому подчиняется мир духов, но он говорит, что он всего лишь проводник чужой силы, а сам не обладает никаким особенным могуществом. Он может ходатайствовать перед темными силами за других, но не может вызывать их по собственной воле. Он явно испытывает смертельный страх перед тетей Долорес, что вряд ли имело бы место, стой у него за спиной банда рослых бесов. Конечно, мы почти все испытываем смертельный страх перед тетей Долорес. Стоит только однажды пережить действие ее бесконечных Горестей, как при виде ее первым делом хочется спрятаться за ближайшей дверью. Но приступы робости у Джорджи острее, поскольку тетя Долорес одна из тех немногочисленных маргамонхийцев, которые прибегают к его самым темным силам мрака.

Что касается мрака, то есть мрак, а есть мрак. Любой человек может воспользоваться каким-то более светлым оттенком мрака — я и сам купил у Джорджи пепельный талисман, когда был кандидатом на место государственного служащего, — но тетя Долорес презирает серенькое мелководье, в котором барахтаются все остальные. Если уж она погружается в силы тьмы, то они должны быть как можно темнее и глубже, ибо Горести, с которыми ей приходится иметь дело, столь тяжки, что Джорджи вынужден опускаться в самые глубины.

В то время, когда дядя Кен был еще жив и здоров, одна из любимых Горестей тети Долорес заключалась в доме на окраине города, где жили те, кого она зовет «низкими женщинами». Это не вполне удачный эпитет, потому что все женщины, которых я видел в этом месте, скорее отличались статью, но спорить с тетей Долорес себе дороже. Одно время Рада занимала там какую-то административную должность (довольно высокую, мне кажется; ее называли «мадам»), и он популярен среди таких мужчин, как дядя Кен, для которого Дом Низких Женщин был местом отдохновения и покоя, где можно расслабиться, лечь на кровать, вытянуть ноги и смотреть на цветные лампочки, сбросив с себя бремя Горестей, — во всяком случае, так мне рассказывали. Откуда мне знать, я ведь госслужащий.

Иметь поблизости Дом Низких Женщин для тети Долорес было то же самое, что Пожизненному Президенту заполучить в свои руки монетный двор. Она никак не могла оставить его в покое и без устали чеканила Горести, как будто надвигался неминуемый импичмент и бегство в изгнание. Поэтому, когда тетя Долорес услышала, что в Доме объявлен сезон летних скидок, она решила, что Рождество наступило слишком рано и все ее Горести будут только умножаться. Дядя Кен вскоре должен был вернуться из внутренних районов с грузовиком бревен и полными карманами наличных, а из карманов дяди Кена ликвидные активы утекали как вода — беспрепятственно и в низкие места. Собрав все Горести, тетя Долорес побежала к Джорджи и поделилась своими страхами или, скорее, била ими его по голове, пока совершенно деморализованный шаман не признался в том, что ему известно радикальное средство против сексуальной невоздержанности.

Можно намазать порог Дома Низких Женщин пастой из толченого корня лихубало, сказал он, если его правильно обжечь, и тогда всякий, кто войдет внутрь, уйдет ни с чем. Тетя Долорес потребовала объяснений. Джорджи поторопился объяснить. Это старинный африканский рецепт, его применяли султаны, чтобы защитить свои гаремы, когда отправлялись на войну или занимались иными султанскими делами. Любой, кто осквернил царскую наложницу, лишался своих детородных органов. Тетя Долорес глубоко вдохнула. Безболезненно, прибавил он. Тетя Долорес выдохнула. Никакого насилия. Когда преступник и соучастница расцепятся, его детородный орган останется на месте преступления, закупорив соучастницу, словно маточное кольцо.

Хотя тетю Долорес разочаровало известие о мирном характере операции, ее так захватила мысль, что дядя Кен может лишиться своих половых органов, что она потребовала немедленно дать ей запас этого вещества. Джорджи попытался ее отговорить. Это волшебство не делает разницы, он не может определить его конкретных жертв. Но тетя Долорес не внимала никаким сомнениям. Она вообще редко в чем-то сомневается. Ей нужен был пакетик с пастой, и она стояла у Джорджи над душой, пока он не приготовил снадобье, а потом уведомила его, что, если он посмеет хоть пикнуть об их сделке, она с него шкуру спустит — и в устах тети Долорес это была не праздная метафора. Джорджи передал ей пасту с тяжелым сердцем и печатью страха на губах. На следующий день дядя Кен вернулся, и в тот же вечер в город приехали Антуан и Паскалина со своим Кинематическим представлением.

Антуан и Паскалина гастролировали по Санта-Маргарите-и-Лос-Монхес со времен царя Гороха, грохоча в своем старом фургончике с ветхим проектором и полуразвалившимся генератором и устраивая киносеансы в любых доступных общественных местах. Грязная простыня служила экраном, отчего у актеров становились угреватые лица, будто они страдали от быстро прогрессирующей кожной болезни, и маргамонхийские киноманы настолько привыкли к такому положению дел, что безупречная кожа, которую можно увидеть в обычном кинотеатре, воспринимается с оттенком слабого отвращения. Антуан и Паскалина относятся к выбору фильмов без привередливости, их репертуар весьма разнообразен, так что никогда не знаешь, что увидишь, немую комедию, индийскую мелодраму, пропагандистскую халтуру или забытое домашнее видео уехавшего дипломата. Но разнообразный опыт расширил католические вкусы, и никто не придирался к программе, лишь бы что-нибудь мелькало перед глазами. И действительно, мелькание стало отличительной чертой вечера, проведенного на кинопоказе.