Большой террор. Книга II

Второе. Я поручил Гинзбургу и заведующему бактериологическим отделом Бояршинову произвести искусственное заражение в Ленинградской области свиней рожей, а в Воронежской и Азово-Черноморском крае — чумой.,

Трудно оценить результаты, но во всяком случае нужно считать, что благодаря этому диверсионному акту было погублено несколько десятков тысяч свиней. [522]

Согласно Чернову, был проведен в жизнь также ряд других вредительских планов — неправильное назначение севооборотов, поставка плохого посевного материала и так далее. „Это должно было привести к уменьшению урожая в стране“. [523]

522

32. «Дело Бухарина», стр. 98-9.

523

33. Там же, стр. 97.

Чернов показал, что в период работы на Украине он также старался вызвать недовольство крестьян-середняков и задеть украинские национальные чувства. С этой целью он приписывал проводимую им политику приказам Москвы. Он вошел в контакт с меньшевиками за границей и стал немецким шпионом. В организации правых Чернов поддерживал основной контакт с Рыковым. Вызванный с места бывший председатель Совнаркома опять-таки признал наличие заговора в целом, но отрицал, что он когда-либо одобрял конкретные действия, указав, что „все, что он говорит, по существу и в основном правильно, но то, что я являлся сторонником перегибов, в этой части, мне кажется, он неправ“. [524]

524

34. Там же, стр. 87.

По поводу проводившейся якобы подготовки свержения советской власти Рыков сказал: „С Черновым я не помню такого разговора, но возможность подобного разговора, конечно, не исключена“. [525] Затем Рыков отрицал, что встречался в различных местах с Черновым для обсуждения вредительских планов; а когда Чернов сказал, что если бы Рыков не давал ему подробных инструкций, то был бы плохим руководителем правых заговорщиков, Рыков саркастически ответил: „Может быть я должен был действовать так, как он говорит. У меня вышла ошибка“. [526] На этом месте Ульрих внезапно закрыл судебное заседание.

525

35. Там же, стр. 92.

526

36. Там же, стр. 103.

Следующий день, 3 марта, начался допросом бывшего студента-медика Иванова, работавшего Наркомом лесной промышленности. Он, разумеется, подрывал эту промышленность, следуя инструкциям Розенгольца. Говоря о лесном демпинге — то есть о продаже леса на международном рынке по бросовым ценам для подрыва конкурентов, — о демпинге, ставшем в начале тридцатых годов зловещей чертой советской торговой политики, Иванов заявил: „Лес наиболее высококачественный продавался по сниженным ценам. На этом Советскому государству нанесен ущерб в несколько миллионов рублей в валюте. Бухарин пояснил эту меру как аванс английской буржуазии за ту поддержку, которая ею обещана. Иначе, говорил он, нас не будут считать серьезными людьми и потеряют к нам доверие“. [527]

527

37. Там же, стр. 1 1 5.

Что касается лесозаготовок в стране, то главной целью Иванова было, как ни странно, вредительство в области культуры:

Иванов:…Главное внимание было направлено на срыв технического перевооружения лесозаготовок, на срыв капитального строительства, особенно целлюлозно-бумажной промышленности с тем, чтобы держать страну на голодном бумажном пайке и этим самым ударить по культурной революции, сорвать снабжение страны тетрадями и этим вызвать недовольство в широких массах». [528]

528

38. Там же, стр. 1 1 6.

Иванов «признался» также в том, что участвовал в движении «левых коммунистов» против Ленина, что пытался организовать повстанческие отряды (частично по приказам из Великобритании) и террористические группы. В этой связи допрашивался и Бухарин. Он сказал, что давал распоряжения о формировании нелегальных организаций, но не повстанческих отрядов. Он якобы (хотя и позднее, чем говорил Иванов) предлагал «установку на повстанчество» — платформу Рютина. Он, дескать, не давал конкретных инструкций по подготовке восстаний, однако признавал себя ответственным за то, что «человек-практик» типа Иванова мог совершить на основе его установок. [529]

529

39. См. там же, стр. 120-22.

Когда Вышинский обратился к Бухарину со словами: «Следовательно, эти показания о связях с английской разведкой…», Бухарин прервал его: «Относительно разведки и относительно планов я совершенно не был в курсе дела». [530]

Согласно порядку дня, следующим должен был допрашиваться Крестинский. Однако вместо него был вызван младший сельскохозяйственный специалист Наркомзема Зубарев. Он дал обширные показания о срывах продовольственного снабжения.

Вышинский: Скажите, в чем выражается ваша вредительская деятельность?

530

40. Там же, стр. 128.

Зубарев:…запутывание семеноводства, ухудшение качества семян, применение недоброкачественного материала, плохая его очистка, небрежное хранение, а в результате это вызывало не только снижение урожая, но и враждебное настроение со стороны крестьянства, недовольство этими, так называемыми, сортовыми семенами… моя преступная деятельность заключалась, прежде всего, в неправильном планировании посева овощей… Во-вторых, проводилась точно такая же работа в отношении слабого развития питомников по плодовым растениям… По линии совхозов основное вредительство заключалось в том, что до самого последнего времени не были установлены правильные севообороты, а в целом ряде совхозов вовсе не было севооборотов. Все это, естественно, снижало урожай. Целый ряд совхозов, имевших большое количество скота, вследствие неправильного построения севооборотов, оставался без кормов, в результате — падеж скота, медленное развитие скотоводства. [531]

531

41. Там же, стр. 133-4.

И так далее и тому подобное. Зубарев также установил якобы связь с правыми и с осужденным на процессе 1937 года Мураловым. Он будто бы организовал в Наркомземе террористическую группу, выбравшую своей будущей жертвой Молотова. Он вел сельскохозяйственный шпионаж в пользу Германии.

Гвоздем показаний Зубарева была, однако, история о том, как в 1908 году он был завербован царской охранкой и далее работал на нее. Вышинский неожиданно вывел здесь на сцену свидетеля. Этот свидетель, Д. Васильев, был становым приставом в городе Котельниче с 1907 по 1910 год. Он якобы завербовал Зубарева в агенты охранки.

Появление этого старого царского пристава было расценено судом и «публикой» как некая комическая интермедия. Даже Вышинский был с ним относительно добродушен, позволяя себе нападать на старика в той минимальной степени, которая на фоне общей злобности Вышинского уже граничила с хорошим расположением духа. [532]

Этим допросом закончилось утреннее заседание.

Когда в шесть часов вечера заседание открылось вновь, Ульрих объявил сидевшим в напряжении судьям и сторонам, что сейчас начнется допрос Крестинского. Вмешался Вышинский и сказал, что хотел бы сперва задать несколько вопросов Раковскому.

532

42. F. Maclean, pp. 92-3.

Он спросил старого болгарина о письме Крестинского к Троцкому, в котором Крестинский объявлял о своем разрыве с троцкизмом. Крестинский, как мы помним, говорил об этом письме накануне. Раковский припомнил письмо и сказал, что оно было маневром, что Крестинский никогда с троцкизмом не порывал.

Тут Вышинский предъявил письмо, существования которого он сам накануне не признавал. И пустился в рассуждения о том, что само письмо, где говорилось о поражении оппозиции и необходимости работать в партии, следует понимать как призыв к тайной подрывной деятельности. Вообще говоря, такое истолкование не целиком нелепо, но оно не вяжется с «обманной» сдачей всех позиций, с «маневром».