Болтливая служанка. Приговорённый умирает в пять. Я убил призрака
Шрифт:
— Итак, — вновь подал голос Мерзавец, — вас устроит завтра, три часа пополудни? Что вы скажете, ну, допустим, о Музее Армии для разнообразия? Рыцарский зал — знаете?
— Да-да, я буду, — пробормотала Франсуаза, готовая на все, даже на посещение Музея Армии, лишь бы умолк этот голос.
— Да, чуть не забыл: поскольку вас пришлось уговаривать, сумма удваивается.
— Удваивается?!
— Ну да, Бог мой, ведь я на вас потратился! Составление досье, телефонные разговоры, транспортные расходы, да и в музеи вход у меня не бесплатный! Ну, поднатужьтесь! Последний раз! Даю слово!
Он повесил трубку. Франсуаза
Итак, кошмар возобновился. На сей раз без суконщиков и кормилиц, зато с доспехами: боевыми, турнирными и парадными, кирасами и латами, шишаками и забралами, нашейниками и налобниками, набедренниками и наколенниками…
— Доспехи, мадемуазель, с незапамятных времен использовались как на Западе, так и на Востоке. Однако настоящая стальная броня, делающая воина почти неуязвимым, появляется только к тринадцатому столетию…
Меж двух пар доспехов, словно таракан меж двух хлебных корок, возник Гнус. Голова у него была больше, лапы — короче, выговор — картавее и вид — подлее, чем когда бы то ни было.
— …Прежде чем исчезнуть в семнадцатом веке, доспехи претерпели замечательные усовершенствования, в чем вы и сами можете убедиться, взглянув хотя бы вот на эти латы: металлические пластинки в них сочленены по типу рачьего хвоста. То, на что вы смотрите, — это салад, род каски, какую рыцари носили с пятнадцатого по семнадцатое столетие. Деньги при вас?
Взяв конверт, он сунул его в карман.
— Кроме здешней, лучшие коллекции доспехов представлены в мадридской «Реал Армериа», в нью-йоркском «Метрополитен-музее», в лондонском Тауэре и в Кремле. Если вас интересует этот вопрос, вы можете с большой пользой для себя обратиться к описаниям коллекций оружия Парижа и Мадрида, которые опубликованы с 1892-го по 1896 годы Морисом Мендроном в «Газетт де Воз-Ар» и которые все так же…
Она повернулась кругом, вернулась к себе, отменила через Коринну все назначенные на вторую половину дня консультации, самолично отменила вечернее свидание с Жоржем и улеглась, приняв успокоительное.
Семь дней тошнотворный голос бубнил у нее в голове. Семь ночей ей снилось, будто Гнус приближается к ней в доспехах и своими крохотными наладонниками притискивает ее к своему здоровенному саладу. Однажды вечером, изнуренная дневным бубнежом и ночными доспехами, она забылась в объятиях Жоржа как раз тогда, когда он с пылом, не исключавшим методичность, старался убедить ее в глубине своих чувств. Очнувшись в самый проникновенный миг, она спутала Жоржа с видением из кошмара и с ужасом оттолкнула его, тем самым на время лишив организатора-советника мужской силы.
Ему это не понравилось. Состоялся обмен словами, обогнавшими мысли. Не то чтобы они зашли слишком далеко. Но ранили. Этим нарушилась гармония помолвки. Неурядицы в личной жизни не могли не сказаться и на профессиональной жизни Франсуазы, которая была тем менее расположена вникать в чужие неурядицы, что обмирала при каждом телефонном звонке.
Так она растеряла множество фригидных супруг и несколько супруг-нимфоманок, равно как неудовлетворенных супругов, которые составляли
самый прочный костяк ее клиентуры. Доходы ее упали. Коринна в знак траура изгрызла себе ногти. Франсуаза, которую навалившиеся бедствия сделали несправедливой, упрекнула ее в том, что она одним своим видом отпугивает клиентов, что вызвало у этой хоть и сапфической, но вполне компетентной секретарши приступ экзематозного фурункулеза, который она удалилась скрывать в самую глубь своего одинокого ложа. Это отнюдь не улучшило состояния дел брачного консультанта.Между тем истекло уже больше месяца, как Гнус не давал о себе знать. После первого раза он напомнил о себе всего две недели спустя. Франсуазе почти удалось уверить себя в том, что произошло чудо: то ли на Чудовище снизошла Господня благодать, то ли оно издохло от третичного сифилиса.
Утром тридцать восьмого дня, когда Франсуаза, выйдя из ванной, одевалась в своей спальне под звуки пылесоса, которым приходящая служанка, как всегда по четвергам, делала уборку в приемной, зазвонил телефон. Она безбоязненно сняла трубку: мало-помалу мужская сила Жоржа, к счастью, восстановилась, их отношения вошли в нормальное русло, и он возобновил свой обычай звонить ей почти каждое утро. Так что она ответила машинально:
— Алло! Это ты, дорогой?
— Если вам угодно сделать наше общение более интимным, я возражать не стану.
— О! Вы! — Франсуаза выронила из рук чулок.
— Я вас не очень побеспокоил? Вы не в ванной?
— Что вам нужно? Мне некогда!
— Я хотел объяснить все по порядку, но раз вы настаиваете… Короче, вот: я снова оказался в несколько затруднительном финансовом положении…
— Представьте себе, я тоже!
— Вы, дорогая? Уж не хотите ли вы сказать, что супруги перестали нуждаться в советах?
— Во всяком случае, в моих. Клиентов поубавилось, а с ними — и доходов. Вам понятно?
— Не беспокойтесь, ведь начало экономического подъема — вопрос дней. А может, и часов. Тут можно не сомневаться, поскольку это утверждает сам министр финансов. Итак, скажем, послезавтра, в пятнадцать часов.
— Но я же говорю: сейчас я не могу!
— Если у вас проблемы, наведайтесь в банк.
— Я уже брала кредит в банке! На что я, по-вашему, открыла свой кабинет? Мне и без того предстоит немало платежей!
— Обратитесь к своему жениху!
— Чтобы он потребовал у меня объяснений? Благодарю покорно!
— Это я так, пытаюсь вам помочь. Как бы там ни было, мы договорились: послезавтра в пятнадцать часов в Музее Человека…
— Какой же вы мерзавец! Тянуть из женщины…
— Раз уж так случилось — впервые в жизни, — что денежки плывут от женщины, а не наоборот, то грех было бы этим не воспользоваться. Ведь это так естественно для человека…
— Это подло. Шантаж — гнуснейшая подлость…
— Ну-ну, к чему нервничать?
— А если я подам жалобу?
— Это идея. Но у вас нет улик. И даже если бы они у вас были, даже если бы меня арестовали, я вынужден был бы кое-что сообщить, чтобы оправдаться, и ваш жених тотчас узнал бы то, что вы так стремитесь от него скрыть…
— Итак, вы присосались ко мне на всю жизнь?
— Да нет же! Это последний раз. Еще одно маленькое усилие. Итак, послезавтра в пятнадцать в Музее Человека, перед скелетом питекантропа.
— Но где же, по-вашему, я найду..?