Бомба для председателя

— Не сердитесь. Дело-то слишком серьезное, чтобы сердиться по пустякам.

— Я не считаю пустяком обиду.

— Тогда извините меня, я не хотел, вас обидеть, Айсман.

Айсман поднялся и, поклонившись, молча пошел к двери.

— Не сердитесь, — снова попросил Бауэр, — послали бы меня к черту, если так уж обиделись.

Айсман заставил себя улыбнуться:

— Считаем инцидент исчерпанным… Я считаю его исчерпанным лишь потому, что лучше получить оплеуху от умного, чем поцелуй от дурака. Мне интересно работать с вами.

— Ну спасибо, старый волк, — ответил Бауэр, — я пойду спать, а вы страдайте до утра: у меня на аэродроме должны быть хорошие материалы для Парижа. Уж если алиби — так во всем алиби.

— Положитесь на меня, господин Бауэр.

— Я только это и делаю, — улыбнулся Бауэр, — поэтому у меня столько неприятностей.

2

— Здравствуйте, дорогой старик! — сказал Кройцман, входя в кабинет Берга. — Извините, что я не позвонил вам, утром ваш номер не отвечал, а с аэродрома уже не было смысла трезвонить.

— Здравствуй, Юрген, — сказал Берг, поднявшись из-за стола, — или теперь я должен называть тебя «господин статс-секретарь министерства юстиции»?

Берг все понял, когда вошел Кройцман, и поэтому решил ударить первым — боннское министерство не имело права вмешиваться в его дела, поскольку прокурор подчинялся лишь сенату Западного Берлина.

— Тогда я обязан обращаться к вам «господин профессор, мой дорогой учитель», — ответил Кройцман, поняв тайный смысл слов Берга.

— Я читал, что Пушкину один из старых поэтов подарил книгу с надписью: «Победителю-ученику от побежденного учителя».

— В этом есть что-то от кокетства…

— Прошлый век вообще был кокетлив, и, признаться, мне это нравится. Наш прагматизм похож на естественные каждодневные отправления: поел, значит, через пять часов надо бежать в клозет… Ну, что стряслось?

— Вот, — сказал Кройцман, положив перед Бергом страничку машинописного текста с грифом «Совершенно секретно».

— Зачем мне это знать, если тут штамп МИДа и все наглухо засекречено, Юрген? Это имеет отношение к делам, которые я веду?

— К одному из ваших дел — к Кочеву это имеет прямое отношение…

Берг прочитал документ, в котором МИД просил ускорить разбирательство дела Кочева. Болгары неоднократно напоминали и продолжают напоминать, что судьба аспиранта Кочева беспокоит их и что они требуют либо встречи с ним, либо официального уведомления властей о том, что они предоставляют ему политическое убежище.

— Я не могу выдвинуть никакой версии, Юрген… Ответь им, что дело находится в стадии следствия… Пока что любая версия будет преждевременной.

— Пресса на все лады обсуждает арест Люса. Это странная съемка Кочева… Люс левый. Стоит ли нам идти на конфронтацию с нашими левыми во всем этом деле?

— Я бы поставил тебе самый низкий балл за такой ответ, Юрген. Я не знаю, стоит или не стоит идти на конфронтацию: это не моя сфера. Я служу закону, верю закону и отчитываюсь перед законом, принятым сенатом Западного Берлина.

— Я не призываю вас нарушать закон. В данном случае, однако, мне кажется нецелесообразным разделять понятия «нация» и «закон». Речь идет — естественно, в какой-то мере — о престиже государства.

— Нация и закон — разные категории, Юрген. Я до сих пор не совсем понял: ты приехал с каким-то предложением? Или ты хочешь отдать мне приказ?

— Я не смею отдавать вам приказа, профессор, — пожал плечами Кройцман, — вы же это знаете. Вы не подчинены нам… А если бы и подчинялись — я бы не посмел отдать вам никакого приказа. Не согласились ли бы вы встретиться с представителями болгарского посольства и ознакомить их с ходом следствия? Это моя просьба, а не приказ.

— Это не мое дело, Юрген, не надо опять-таки преступать закон. Пусть этим занимается министерство иностранных дел.

— Они давят на нас. Они вправе потребовать у нас отчета в том, как идет расследование. Ваши уклончивые пресс-конференции не устраивают болгар. Они хотят знать правду. И в наших интересах пойти им в этом навстречу, ибо официальный курс «наведения мостов» может быть сильно скомпрометирован дурацкой историей с Кочевым…

— Насморк у Наполеона при Ватерлоо, — заметил Берг, — похоже, а?

— Именно.

— А при чем здесь Люс? Почему ты начал с Люса? Какое он имеет отношение к Кочеву?

— Они уже начали поговаривать о том, что преступления правых мы перекладываем на плечи левых интеллигентов, так уже, пишут они, было в тридцать третьем.

— Ну и пусть себе пишут… Мало ли что мы пишем друг о друге.

— Все верно, — согласился Кройцман, — но министр поручил мне ответить на эту бумагу МИДа. Поэтому сначала я предложил вам ознакомить красных с ходом следствия. Если вы отказываетесь, то мне придется лишь проинформировать МИД о проделанной вами работе.

— Это пожалуйста, — согласился Берг. — Когда ты рассчитываешь вернуться в Бонн?

— Я это должен сделать сегодня же. Желательно до конца дня.

— А завтра? До завтра никак нельзя подождать?

— К сожалению, нет. Министр пообещал Кизингеру, что я сегодня же привезу исчерпывающие материалы.

— Значит, тебе обязательно надо вернуться туда сегодня?..

— Обязательно.

«Ну вот тут я тебя и прихлопну, малыш, — подумал Берг, — а то уж больно ты интересуешься тем, что у меня лежит в сейфе. И это неспроста. Все здесь неспроста — в этом я теперь не сомневаюсь. И то, что Айсман вчера ночью ездил к Бауэру, и то, что тот улетел наутро в Париж, и то, что по пути он где-то садился, иначе мне бы сообщили из Парижа о его прилете туда в то время, когда он должен был прилететь, а он задержался на два часа, этот парень с челюстями…»

— Тогда, Юрген, бери карандаш и записывай то, что я стану тебе рассказывать.

— Зачем мне отрывать вас от дел? Я посмотрю материалы, сделаю необходимые выписки и улечу.

— Я поэтому и спрашивал: сколько ты имеешь времени, Юрген? У меня накопилось более двухсот пятидесяти страниц с расшифрованными допросами… Мой почерк — ты же знаешь… Теперь все стали такими говорунами на допросах… Просто сил моих нет выслушивать их… Ты не успеешь просмотреть и четверти материалов, Юрген, так что лучше тебе записать мои показания, — усмехнулся Берг, — так будет вернее…

«Как он ловко загнал меня в угол, — с каким-то даже удовлетворением подумал Кройцман, — я даже не успел понять, где он расставил силки, и уже оказался в углу».

— Прекрасно, — сказал Кройцман, — я возьму бумагу… Или лучше мы все наговорим на диктофон?

— На диктофон даже вернее, Юрген… Мы с тобой сэкономим время…

Кройцман достал магнитофон из плоского портфеля, зарядил кассету и сказал:

— Я готов.

— Зато я не готов, — вздохнул Берг, — извини, язва есть язва, и за нее я не отвечаю… Клозет рядом, так что я скоро…