Борьба с контрреволюцией в Москве. 1917-1920 гг.

Главный штаб Красной гвардии взял на себя, помимо всего прочего, обязанность конфисковать скрытые запасы оружия и организовал для этого соответствующую комиссию.

В феврале 1918 г. Президиум Моссовета рассмотрел проект образования единого органа по борьбе с контрреволюцией. Проект приняли за основу, но решили все-таки самостоятельный орган по борьбе с контрреволюцией не создавать, а организовать специальный отдел при Московском комиссариате юстиции (МКЮ), предложив комиссариату дать свое заключение по данному вопросу.

Находясь при каком-либо ведомстве, подобный орган, безусловно, утратил бы боевую направленность своей деятельности да и функции его оказались бы ограниченными (тем более при Комиссариате юстиции во главе с левым эсером Шрейдером). По требованию МК партии большевиков это решение вскоре было пересмотрено.

4 марта 1918 г. Президиум Моссовета объединил все комиссии и отделы, занимавшиеся борьбой с врагами Советской власти в городе, в единый орган при Президиуме. Во «временный ответственный коллектив» Комиссии по борьбе с контрреволюцией назначались большевики С. Я. Будзынский, Д. И. Курский и др.^{14}

В марте 1918 г., когда столицей республики стала Москва, туда переехала ВЧК^[8]. Естественно, возник вопрос о слиянии Комиссии по борьбе с контрреволюцией и ВЧК, так как было целесообразнее сосредоточить борьбу с врагами Советской власти в одних руках.

21 марта 1918 г. Совет Народных Комиссаров (СНК) г. Москвы и Московской области предварительно рассмотрел этот вопрос^[9]. 22 марта по докладу Ф. Э. Дзержинского он принял соответствующее постановление. Причем ВЧК несла теперь ответственность за борьбу с контрреволюцией в Москве и области перед СНК г. Москвы и Московской области.

Надо сказать, что и районные Советы города стали организовывать районные чрезвычайные комиссии. 25 февраля общее собрание Рогожского Совета постановило создать в районе чрезвычайную комиссию из пяти человек (Прямиков, Свободин, Емельянов, Бобков и Алексеев). Рогожская ЧК обратилась к районным Советам Москвы с призывом последовать ее примеру.

Значительную роль в формировании и налаживании работы районных чрезвычайных комиссий сыграли МК партии большевиков, райкомы и ВЧК. 22 марта 1918 г. ВЧК опубликовала постановление, в котором предложила всем Советам на местах без промедления организовать чрезвычайные комиссии, определив их обязанности и права в борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, злоупотреблениями по должности и посредством печати. Затем ВЧК просила райсоветы Москвы прислать 23 марта на инструктивное совещание своих представителей для обсуждения вопросов организации при районных Советах чрезвычайных комиссий, а также для согласования действий комиссий и ВЧК.

МК и райкомы партии большевиков держали в поле зрения всю работу по созданию районных чрезвычайных комиссий, по решению вопросов, связанных с их структурой и функциями.

В августе Городской райком РКП (б) принял решение об учреждении районной чрезвычайной комиссии^{15}. В Пресненском, Сущевско-Марьинском и других районах Москвы такие комиссии уже существовали.

Работу чрезвычайных комиссий контролировал МК РКП (б), по его инициативе впоследствии были организованы специальные контрольные комиссии.

Районные чрезвычайные комиссии, известив население о начале своей деятельности, просили всех сознательных граждан оказывать им помощь и сообщали адреса и телефоны для справок.

Придавая первостепенное значение соблюдению законности, ВЧК подготовила специальную инструкцию о производстве обысков и арестов, подчеркнув, что каждый чекист должен строго выполнять изложенные в ней требования. Кроме того, ВЧК опубликовала обращение к населению города, в котором просила заинтересованных лиц не пользоваться услугами различных ходатаев, а обращаться лично в комиссию, где они скорее получат ответ.

Чистоту своих рядов ВЧК свято охраняла. Один из оперативных комиссаров, присвоивший при обыске вещи стоимостью несколько рублей, был приговорен к 15 годам тюрьмы; комиссар и машинистка, связанные с анархистами и пытавшиеся взорвать здание ВЧК, понесли еще более тяжкое наказание. Провокатор, левый эсер К. Штримпфлер, который в ВЧК работал под фамилией Владимирова, был расстрелян.

Противники Советской власти без устали кричали о «зверствах» ВЧК, распространяли различные ложные слухи и старались оклеветать ее действия. Враги стремились подорвать доверие к органу диктатуры пролетариата. «Преднамеренной, грубой ложью, — подчеркивалось в докладе на торжественном собрании, посвященном 100-летию Ф. Э. Дзержинского, — являлась их попытка представить революционные преобразования, а также защиту этих преобразований как некое сплошное разрушение и насилие. Подобные выдумки и клевета были рассчитаны на психологию обывателя. Они были нацелены также на то, чтобы сбить с толку общественность в зарубежных странах, вызвать у нее недоверие к социалистическому строю»^{16}.

ВЧК вынуждена была предупредить, что к лицам, уличенным в подобной клевете, будут применены суровые меры.

12 мая 1918 г. в советской печати появилось сообщение о пресечении провокаций в общественных местах. За день до этого чекисты арестовали несколько человек, призывавших толпу к бунту против Советской власти.

Именем ВЧК иногда пользовались темные личности в своих корыстных целях. Они при случае, где могли, требовали для себя незаконные льготы и привилегии. Комиссия рекомендовала задерживать их и передавать ей. Она широко разъясняла населению Москвы, что чекисты не пользуются никакими привилегиями.

В конце мая 1918 г. положение в столице продолжало оставаться тяжелым: были раскрыты связи московских заговорщиков с поднявшими восстание белогвардейцами в Саратове и Сибири, с Красновым на Дону. СНК объявил столицу^{17} и ее пригороды на военном положении^[10].

Обязанность поддерживать революционный порядок возлагалась на командующего МВО Н. И. Муралова. 30 мая Муралов утвердил правила военного положения. Всем бывшим офицерам предлагалось зарегистрироваться в районных военных комиссариатах; гражданам, не вписанным в книги домовых комитетов, — сделать это. Уличные собрания и митинги запрещались, огнестрельное оружие бралось на учет, а за его сокрытие и пользование фальшивыми документами виновные подлежали расстрелу. Та же участь ожидала грабителей, бандитов, погромщиков, всех, призывавших к свержению Советской власти.

Президиум Алексеевско-Ростокинского Совета, кроме того, принял постановление: лиц, занимавшихся производством или продажей спиртных напитков, предавать суду Ревтрибунала как пособников контрреволюции, имущество их немедленно конфисковать, за появление на улицах в нетрезвом виде взимать штраф или арестовывать. Замоскворецкий райсовет вменил в обязанность всем домкомам, военным патрулям и милиционерам сообщать о стрельбе на улицах и задерживать стрелявших. Дома, где происходила перестрелка, обыскивались; тех, кто, не имея разрешения на хранение оружия, не сдавал его, сурово наказывали.

Введение военного положения позволило мобилизовать силы, четко и оперативно подавлять любые враждебные вылазки.

10 июня на Сухаревой башне контрреволюционеры вывесили царские флаги и большой антисоветский плакат. Когда вокруг собралась толпа, вниз полетели листовки антисоветского содержания. На место происшествия прибыли представители ВЧК, милиции, команда солдат. Башню окружили, перекрыли все входы и выходы и приступили к тщательному обыску, во время которого задержали нескольких человек, нашли много прокламаций и клей.