Борьба за Дарданеллы
Шрифт:
В конце второй недели декабря работа по этим предварительным этапам эвакуации успешно продвигалась.
Погода не менялась. Турки, очевидно, все еще ничего не подозревали и не предпринимали попыток атаковать. Но ряды британцев становились все тоньше и тоньше, и для того, чтобы поддерживать обман, по пыльным прибрежным дорогам отправляли колонны солдат и обозы, как и в прежние дни. Не была свернута ни одна палатка, а оставшиеся артиллеристы стреляли в два раза чаще и непрерывно перемещали свои батареи с одного места на другое. Вечером и утром загорались тысячи костров, на которых якобы готовилась пища. Все дневное время авиация союзников летала вдоль побережья в готовности отогнать любой германский самолет, который вдруг решится провести разведку.
15 декабря началось ускоренное выполнение плана. Всю ночь пароходы и баржи сновали взад-вперед между островами и берегом, и даже линкоры стали использоваться для транспорта.
Утром 18 декабря офицеры, отвечавшие за погрузку войск, доложили, что половина контингента на плацдарме, то есть около 40 000 человек, и большая часть оборудования перевезены. И сектор АНЗАК, и Сувла превратились в наполовину опустевшие пчелиные соты, а солдаты, в них еще остававшиеся, были под большой угрозой вражеского нападения. «По ночам чувствуешь себя ужасно одиноко, — писал один британский солдат в дневнике. — Рядом ни единой души. Только возбуждение помогает нам оставаться на ногах, несмотря на усталость».
Сейчас все было готово к финальной стадии. В ночь на субботу 19 декабря предстояло эвакуировать 20 000 солдат, а в воскресенье, известное в плане операции как ночь «Z», — последние 20 000 человек должны были покинуть берег. У каждого была одна мысль: «Только бы продержалась погода!» Весь этот период солдаты на плацдарме мыса Хеллес, лишь в 13 милях отсюда, ничего не знали о происходящем.
Утро в субботу было отмечено мягким бризом, но море оставалось спокойным. Ночью в АНЗАК случилась небольшая тревога, когда вдруг вспыхнула одна из свалок на берегу, и все садившиеся на корабли солдаты застыли в ожидании, раскроется ли наконец операция. Но все обошлось.
Весь долгий день солдаты молча занимались последними приготовлениями. В туннель под турецкими окопами у подножия Чунук-Баира была заложена тонна взрывчатки и подготовлена к детонации. На грунте были разбросаны обычные мины и мины-ловушки, а чтобы в последнюю ночь на них не подорвались свои же солдаты, от окопов до берега мукой, солью и сахаром были размечены белые линии. Жесткий пол в окопах был специально разрыхлен пиками, чтобы заглушить шумы последнего отхода, а в местах, ближайших к турецким траншеям, на землю были положены разорванные одеяла.
АНЗАК являл собой проблему фантастической сложности. В некоторых местах британские окопы были в каких-то десяти метрах от турок. И все-таки каким-то образом солдатам удалось бесшумно выбраться из них и спуститься к берегу, не дав врагу повода заподозрить что-либо. Было придумано устройство для автоматической стрельбы из винтовки без участия человека. Это было изобретение, основанное на использовании двух керосиновых емкостей. Верхняя банка заполнялась водой, которая капала через отверстие в дне в пустую нижнюю банку. Как только нижняя банка наполнялась водой до достаточного уровня, она перевешивала, тянула за шнур, привязанный к курку, и винтовка начинала стрелять. Существовало несколько версий этого устройства: вместо воды кое-кто предпочитал применять бикфордовы шнуры и свечи, которые прогорали и освобождали давление на курок. Но принцип оставался единым, и полагали, что эпизодическая стрельба будет раздаваться еще полчаса или более после ухода последних частей. Таким образом, считалось, что все это даст хотя бы шанс уйти без потерь.
В субботу солдаты занимались подготовкой этих устройств. В ту ночь еще 20 000 человек сползли к берегу в Сувле и секторе АНЗАК и отплыли.
Утром в воскресенье турки организовали более интенсивный, чем обычно, обстрел побережья, используя новые снаряды, доставленные из Германии через территорию Болгарии. Флот и остававшиеся на берегу британские пушки ответили. Напряжение было невыносимым, и в течение дня оно все нарастало. Теперь наконец эти последние 20 000 солдат вернулись к тем же условиям, в которых они были в первых десантах в апреле. Генералы и адмиралы уже ничем им помочь не могли. Как и в первый день, они оказались в тупике, когда никто не знал, что же произойдет, когда воля одного-единственного солдата могла или всех погубить, или всех спасти. Они спокойно ждали. Многие в последний раз сходили к могилам своих друзей и поставили на них новые кресты, выложили короткие линии из камней и разровняли землю. Их волновало больше всего то, что они покидают своих друзей, и нечто большее, чем сентиментальность, побудило одного солдата сказать своему офицеру: «Надеюсь, они не услышат, как мы будем уходить к берегу».
На берегу в ожидании находился медицинский персонал. Им полагалось оставаться с тяжелоранеными, и было подготовлено письмо на французском, адресованное главнокомандующему противника с просьбой разрешить
на следующий день британскому госпитальному судну забрать их. Но пока никто не был уверен, как оно будет принято, да и вообще ни в чем не было уверенности. Люди действовали на свой страх и риск.В полдень в местах стоянок лошадей солдаты перерезали глотки животным, которых нельзя было забрать с собой. Другие выбросили в море пять миллионов патронов вместе с двадцатью тысячами дневных рационов в деревянных ящиках. Третьи создавали вид, что армия по-прежнему здесь со своими десятками тысяч солдат, и гоняли телеги — последняя бессмысленная езда в пустоте. Бёдвуд с Кейсом в последний раз пришли на берег и ушли. Там, на фронте, последние остававшиеся солдаты, державшие оборону (в некоторых местах их было десяток на тысячу турок), переползали из одной ямы в другую, продолжая стрелять, наполняя банки водой и изо всех сил создавая видимость войск. Некоторые из них оставляли продукты в своих блиндажах для турок, когда те придут. Но большинство предпочитали разрушать свои жилища, которые они выкопали и с таким старанием обустраивали.
Наконец в пять часов день закончился, и появилась влажная луна, задернутая покрывалом облаков и сопровождаемая ползущим туманом. Заморосил мелкий дождь. На фронте воцарилась почти абсолютная тишина, изредка нарушаемая треском винтовочных выстрелов да отдаленной канонадой на Хеллесе. Первыми должны были уходить солдаты с флангов и из тыла. Каждый, покидая окопы, в последний раз стрелял из своей винтовки, становился в строй и спускался вниз к берегу вдоль белых линий. Солдаты группами по четыреста человек спускались с гор, а внизу их ожидали суда. Каждый перед посадкой должен был взять принесенные с собой две ручные гранаты и молча бросить их в море.
В течение часа после наступления темноты оба сектора (АНЗАК и в Сувле) быстро сокращались к своим центрам, и повсюду из десятков небольших оврагов и ущелий тихо текли ручейки, потом, на берегу, сливавшиеся в реку. Никто не бежал. Никто не курил и не разговаривал. Каждая группа, дойдя до моря, спокойно дожидалась своей очереди на посадку. В 20.00 в секторе АНЗАК оставалось только 5000 человек. В 22.00 в окопах находилось менее 1500 человек. Наступил момент крайней опасности, теперь, как никогда, каждый ружейный выстрел казался началом вражеской атаки. Несколько предыдущих ночей эсминец освещал своими прожекторами южный участок плацдарма, чтобы помешать туркам наблюдать за плацдармом, и сейчас опять вспыхнул свет прожектора. Кроме этого и случайных проблесков луны сквозь плывущие облака, не было видно никаких других источников света. Прошла полночь, а во вражеском лагере по-прежнему не было никаких движений. На фронте теперь оставалась кучка солдат, которые медленно переходили от одной амбразуры к другой, время от времени стреляя из винтовок, но чаще просто стоя и наблюдая до тех пор, пока с мучительной медлительностью не наступил момент уходить. Последние солдаты начали покидать окопы в 3.00. Спустя пятнадцать минут была эвакуирована позиция в Лоун-Пайн, и солдаты повернулись спиной к туркам, находившимся в десяти метрах от них. Им надо было пройти милю или больше, пока они не доберутся до берега. Проходя, они растягивали позади себя поперек пути колючую проволоку и поджигали бикфордовы шнуры, которые спустя час взорвут спрятанные под землей мины. На берегу медицинскому персоналу было объявлено, что, поскольку раненых нет, врачи тоже могут уходить. Рядовой по имени Поллард, спавший на передовой линии, проснулся и обнаружил, что он остался один. Тут же он бросился к берегу, и там его подобрали.
Подождали еще десять минут, чтобы убедиться, что никого не оставили на берегу. Затем в 4.00, когда завиднелись первые лучи солнца, солдаты подожгли на берегу свалку. Была слышна стрельба автоматических винтовок на холмах и шум со стороны турок, эпизодически отстреливавшихся в сторону пустых окопов. В десять минут пятого какой-то матрос отдал последний приказ: «Давайте отчаливать — прямо сейчас!» — и последняя лодка ушла в море. В этот момент с оглушительным грохотом взорвалась мина, заложенная под Чунук-Баиром, и огромное облако дыма, освещаемое снизу красным пламенем, поднялось вверх и понеслось по полуострову. Тут же на залив обрушился ураган турецкого ружейного огня.
В бухте Сувла наблюдалась аналогичная картина, но продолжалась она чуть дольше. Только в десять минут шестого коммодор Унвин с «Ривер-Клайда» оттолкнулся от берега в своей последней лодке. В пути солдат упал за борт, и коммодор нырнул за ним и вытащил его из воды. «Мы действительно должны как-то отметить Унвина, — сказал генерал Бинг Кейсу, который наблюдал за операцией, находясь на борту своего корабля вблизи от берега. — Отправьте его домой, нам понадобятся еще несколько маленьких Унвинов».