Борис Годунов. Трагедия о добром царе
Шрифт:
Распоряжение Ивана Грозного о регентском совете при царе Федоре Ивановиче отменило само время. Борис Годунов доказал, что следующее поколение Романовых, Мстиславских и Шуйских не может претендовать на участие в таком совете. Однако остается неясным, ушла ли сама идея регентства, когда Борис Годунов остался один на вершине власти. В этой связи чрезвычайно интересен титул, который использовали англичане в дипломатической переписке: они называли Годунова «Лордом-Правителем» ( Lord-Protector). Возможно, за этим стояло официальное признание роли Бориса Годунова как регента и наследника власти московских царей. Причем «присвоил» ему это звание не кто иной, как сам царь Иван Грозный. В торжественный момент составления «Утвержденной грамоты» об избрании на царство в 1598 году Борис Годунов вспомнит прежде всего о том, что Иван Грозный говорил о нем как еще об одном своем сыне: «Какова мне Богом дарованная дщерь царица Ирина, таков мне и ты, Борис, в нашей милости как еси сын» [368] .
368
ААЭ. Т. 2. № 7. С. 25.
Воля Ивана Грозного еще долго была законом. Борису Годунову не надо было ничего доказывать. Он находится рядом с царем Федором Ивановичем, потому что так захотел Иван Грозный, а желающих оспаривать его решения не находилось ни при его жизни, ни после смерти. Ясность отсутствовала в другом вопросе: кто будет править в случае бездетной кончины царя Федора Ивановича? Однако говорить об этом при живом царе не подобало. На одном из поворотов московско-литовской дипломатии в ходе переговоров в Посольском приказе услышали размышление иноземного посла о том, что было бы в случае смерти царя Федора Ивановича. И с гневом отвергли саму возможность обсуждать такую тему, попеняв литовским дипломатам на их, мягко скажем, неделикатность. Однако внешняя политика во все времена держится на прагматическом принципе предсказуемости союзников или врагов. Так было и с Россией. Фигура
В знаменитом сочинении Джильса Флетчера «О государстве Русском», где описывается образ правления далекой Московии, воспроизводится традиционная версия характера власти Бориса Годунова. Она одинакова как для русских, так и для иностранных современников. Суть проста: тихий царь Федор Иванович, проводивший все дни в молитвах и постах, добровольно перепоручил управление государством Борису Годунову. Флетчер, как известно, считал правление русских «тираническим», оно напоминало ему власть турецкого султана. Тирания, с точки зрения английского современника, заключалась в том, что «все действия» направлялись «к пользе и выгодам одного царя и, сверх того, самым явным и варварским способом» [369] . Джильс Флетчер смотрел на современную ему Московию, как на царство, в котором ничего не знали о преимуществах английского парламента и ущемляли права сословий, как «дворянства», так и «простого народа». С законным ужасом передавал он рассказы о недавней опричнине, когда царь Иван Грозный приказывал рубить головы только за то, что человек неосторожно посмотрел на него при встрече. Английский дипломат писал об известных способах расправы с «высшим» и «знатнейшим» дворянством, которые практиковались тогда московскими царями (следовал им и Годунов): запрет на вступление в брак, чтобы пресекались роды удельных князей, отсылка в Сибирь, Казань и Астрахань «под предлогом службы», где опального могли «умертвить» или «посадить в темницу», насильственный постриг и отсылка под охрану в монастыри [370] . Джильс Флетчер не отказывал Ивану Грозному в том, чтобы считать его «тонким политиком в своем роде», просто весь свой «высокий ум» царь Иван Васильевич направлял к усилению «самодержавия», превращению своих подданных в холопов. Поэтому Флетчер не испытывал особого уважения к наследникам власти Грозного царя, какими бы ни были их действия, если только они не меняли сложившийся «образ правления».
369
Флетчер Д.О государстве Русском или образ правления русского царя (обыкновенно называемого царем московским)… СПб., 1906. С. 32.
370
Там же. С. 39–40.
Пример Бориса Годунова, которому московский «султан» (если продолжить аналогию Джильса Флетчера) сам, добровольно, отдал всю власть, все же вызывает вопросы к такой «турецкой модели». Присутствие во власти временщиков, конечно, вполне согласуется с тираническими режимами. Однако история царя Федора Ивановича, поручившего управление делами своему шурину, все-таки особая. Она плохо подходит для доказательства якобы «вечной» российской приверженности к рабству (ученый труд доктора Флетчера, впервые опубликованный в Лондоне в 1591 году, был вскоре запрещен у него на родине, но в итоге создал целую традицию недоброжелательного отношения к России и русским) [371] . Кроме того, говоря о системе «самодержавного правления» в Московии, Джильс Флетчер писал совсем не о том, что власть полностью перешла к Годунову. Автор трактата, описывая управление в России, признавал права Думы, участвовавшей совместно с царем в издании законов, назначении «правительственных лиц», «объявлении войны» и других делах. Целый раздел был посвящен Флетчером освещению деятельности земских соборов. Исключительно же Борису Годунову были поручены царем только «общественные и правительственные должности» в государстве. Именно в этом контексте читаются слова в трактате Флетчера «О государстве Русском»: «Теперешний царь, чтобы свободнее предаваться благочестию, предоставил все такого рода дела, относящиеся до управления государством, в полное распоряжение брата жены своей, боярина Бориса Федоровича Годунова». Воспринимать их надо не как поручение Годунову «всех дел» вообще, а только подбора людей и назначений на воеводские должности в городах, судей и дьяков в приказы. Кстати, нашлось место и для упоминания, причем сочувственного, об участии в государственных делах («что касается до верховной апелляции и прощения обличенных в уголовных преступлениях») еще и царицы Ирины Годуновой: «Царица, будучи весьма милосерда и любя заниматься государственными делами (по неспособности к ним своего супруга), поступает в этом случае совершенно неограниченно, прощая преступников (особливо в день своего рождения и другие торжественные праздники) от своего собственного имени, о чем объявляется им всенародно и не упоминается вовсе о самом царе» [372] . Русские источники редко говорят о царицах-правительницах (хотя времена Елены Глинской еще не были забыты). Тем большую ценность приобретает этот отзыв, показывающий, что и царица Ирина тоже была иногда вполне самостоятельна в делах царского правления.
371
По предположению Д. В. Лисейцева, была предпринята попытка дезавуировать сочинение Джильса Флетчера составлением труда под названием «Писаные законы», правда, неосуществленного и оставшегося в единственной рукописи, обнаруженной только в конце XX века. Однако характер «Писаных законов», сообщающих подробные сведения о составе руководителей московских приказов, заставляет думать о другом, «информационном», назначении этой записки, составленной сразу же после избрания на царство Бориса Годунова. См.: «Писаные законы России». Английское описание Московского государства конца XVI века / Пер. С. Н. Богатырева// Исторический архив. № 3. 1995. С. 183–201; Лисейцев Д. В.Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М.; Тула, 2009.
372
Флетчер Д.О государстве Русском… С. 33–35.
Примерно в то время, когда Джильс Флетчер покидал так не понравившуюся ему Московию, в одном из московских приказов завершилась подготовка проекта нового Судебника. У этого памятника неизмеримо меньше читателей, чем у книги «О государстве Русском», хотя для понимания принципов власти, управления, отношения к собственности, положения церкви и чинов в Московском царстве законодательный кодекс имеет непреходящее значение. Дело в том, что проект Судебника, рассматривавшийся Думой, патриархом Иовом и «вселенским собором» русской церкви (свидетельство нового понимания церковной власти) 14 июня 1589 года, так и остался проектом. Впервые исследователи познакомились с ним только в 1900 году [373] ; позднее были найдены и другие списки. Составитель академической публикации Судебника 1589 года Александр Ильич Копанев убедительно показал назначение этого законодательного памятника, предназначенного для земского суда на черносошном Севере Русского государства. Между тем еще первый публикатор Судебника 1589 года, историк Сергей Константинович Богоявленский, подробно проанализировал все его новые статьи (их было около семидесяти, не считая важной редакторской правки статей прежнего Судебника 1550 года). Не углубляясь в содержание мастерской работы археографов и исследователей [374] , упомяну некоторые законодательные изменения, которые потребовали нововведений в первые годы правления царя Федора Ивановича по сравнению с временами царствования Ивана Грозного. По наблюдениям С. К. Богоявленского, новый Судебник указывает «на развитие в Москве приказной системы и на усиливающееся значение дьяков». Судебник царя Федора Ивановича, напротив, стремился решить многие застарелые проблемы суда и правления, связанные с мздоимством и посулами. Земскому судье предписывалось также собирать судебные пошлины не в свой карман, а хранить их «для отсылки государю» (статья 10). Представляю, сколько читателей здесь могут понимающе улыбнуться, но еще интереснее то, что и другая вечная русская проблема — отсутствие хороших дорог — тоже присутствует в Судебнике, причем впервые. Не такая она, оказывается, и вечная, во всяком случае для законодательства! Судебник 1589 года вводил ответственность за ненадлежащее содержание в порядке проезжих дорог. Если на бездорожье или сломанных мостах, а также зимою в отсутствие выставленных вешек, указывавших дорогу, гибли путники, то отвечать за это по принципу круговой поруки должны были волости и деревни. При этом особой заботой об охране и устройстве должна была пользоваться одна из главных сухопутных торговых артерий — от Москвы к Белому морю (тоже веяние времени).
373
Судебник царя Феодора Иоанновича 1589 г. По списку собрания Ф. Ф. Мазурина. М., 1900.
374
Там же. С. III–XXIV. Один из исследователей Судебника 1589 года А. И. Андреев связывал его происхождение с отдачей Устьянских волостей Д. И. Годунову в кормление в 1589 году. См.: Судебники XV–XVI вв. / Подг. текстов Р. Б. Мюллер и Л. В. Черепнина; коммент. А. И. Копанева, Б. А. Романова и Л. В. Черепнина; под общ. ред. Б. Д. Грекова. М.; Л., 1952. С. 343–346,417–442.
Общее впечатление от всех нововведений — более внимательное отношение к тем, кто может быть назван субъектами права, а проще — к жителям Московского государства, к их, иногда мелким, но все-таки насущным, нуждам. Существует советский стереотип постоянного закрепощения и эксплуатации крестьян и холопов, однако ничего подобного в Судебнике 1589 года нет. Юрьев день для крестьян оставлен, уточнялся порядок взыскания процентов по кабалам, которыми оформлялось поступление в службу холопов, охранялись права наемных людей.
С развитием поместного землевладения связан процесс обособления крестьянских вотчин, фиксируемый Судебником. Прямым облегчением участи жен и вдов холопов выглядит изменение статьи прежнего Судебника, оставлявшего их в вечном холопьем состоянии: «по холопе рабы нет» (статья 137).Показательно увеличение числа людей, которые могли претендовать на возмещение бесчестья. Еще Василий Осипович Ключевский говорил о важности этих законодательных новелл для характеристики тогдашнего русского общества [375] . Вот те новые люди, на которых обратили первостепенное внимание в 1589 году: средний и меньший гость, крестьянин-торговец, за чье оскорбление приходилось платить больше, чем за брань в адрес пашенного крестьянина, представители земской администрации, черное духовенство и члены церковного причта. Даже скоморохи, нищие и незаконнорожденные, обычно отвергавшиеся обществом, согласно проекту Судебника тоже могли получить право претендовать на возмещение ущерба от бесчестья! Наконец, то ли Литовский статут 1588 года, то ли собственная законодательная практика заставили редакторов Судебника впервые обратить внимание на возмещение ущерба от намеренного уничтожения домашних животных и ввести наказание за убийство чужой собаки. К сожалению, проект так и не был реализован. Однако уже тот неоспоримый факт, что он дошел до рассмотрения на заседании Боярской думы, говорит о многом. Прежде всего о том, что в рутинном процессе управления Русским государством шли постоянные изменения. Иногда они трудноуловимы, иногда их сложно понять, почти никогда их нельзя персонифицировать. Но это не избавляет историка от необходимости быть внимательным к деталям, в которых и может скрываться суть эпохи.
375
Там же. С. XXVIII.
Для того чтобы понять значение Годунова-правителя, лучше всего обратиться к опыту его непосредственного участия в управлении разными приказами. Хотя формирование нового, «централизованного» порядка управления относится еще ко временам московских великих князей XV века, сама система приказов (сначала даже только «изб») складывается позднее, при Иване Грозном в 1550-е годы. Спустя тридцать лет практика деятельности Посольского приказа, Разрядного приказа, Поместного приказа и других ведомств управления Московского государства уже в достаточной мере сформировалась. Тем интереснее будет посмотреть на роль «лорда-правителя» Бориса Годунова. Действительно ли он подменял своей волей все решения или это только анахронизм нашего восприятия? Собственно, знакомство любого специалиста с архивами делопроизводства конца XVI — начала XVII века не оставляет сомнений в выборе ответа. Ни тогда, ни потом ни одному правителю не удавалось вникнуть во все мелочи управления. Поэтому так важно, кто был рядом с правителем, кому он доверял или не доверял. Как менялся состав Государева двора, управленческий аппарат приказов. Все это может свидетельствовать о «технологии» власти самого Бориса Годунова и о пути, избранном им для Русского государства.
Дела посольские
Взаимоотношения с иностранными государствами всегда были предметом высшей государственной политики. Выстраивалась она десятилетиями или даже столетиями. Когда умер царь Иван Грозный, оставленное им наследство в посольских делах выглядело незавидным. Ни для кого в Европе не было секретом тиранство Ивана Грозного, а Российское государство представлялось образцом варварства и дикости. Но, к счастью для него, Иван Грозный совершенно не считался с мнением кого бы то ни было, кроме собственного. Он всегда больше доверял своему настроению и интуиции и не стеснялся дипломатической вежливостью там, где надо было показать свою силу или доказать правоту. С «литовским» королем он воевал, шведский был для него «мужиком», «страдником», и Грозный советовал ему не с великими государями переписываться, а «перелаиваться с таковыми же страдниками, каков сам еси». С английской королевой была дружба, но и она не всегда пользовалась уважением у Ивана Грозного, потому что у нее в государстве командовали «торговые мужики», а сама она, по словам царя, «как есть пошлая девица». Против «турского» Иван Грозный дружил с единственным, кого уважал по чину, — императором Священной Римской империи. Но не стоит объяснять все исключительно самодурством Грозного царя (хотя самодурства тоже хватало). У царя Ивана Васильевича была своя система взглядов, которой он следовал. Так, царь свято веровал в свое императорское происхождение — «мы от Августа-кесаря ведемся»; будучи родным правнуком Палеологов, осознавал себя наследником по крови и второго Рима — Константинополя. Москва — Третий Рим во главе с православным царем. Этому положению дел угрожали только наследники Орды — крымские ханы, от которых научились откупаться ежегодной щедрой данью и подарками как самому хану, так и его многочисленным приближенным.
Когда в государстве все строится под одного человека, то с его уходом обычно вся конструкция власти разрушается. Понятно, что после Грозного не осталось никого, кто бы смог наводить такой же ужас на врагов Московского царства. Что это означало для посольских дел? Видя на престоле слабого и болезненного царя Федора Ивановича, воинственные соседи могли попытаться заново решить старые споры. Но вокруг Федора Ивановича, как доносили иностранные дипломаты, образовался регентский круг из бывших приближенных Ивана Грозного, а значит, ничто не говорило о резкой смене курса. Между тем изменения во внешней политике происходили, и вполне естественно связать их с Борисом Годуновым, который уже с конца 1584 года стал главным царским советником по всем делам, касавшимся приемов и отправки иноземных послов. Правитель даже добился специального разрешения Думы самостоятельно вступать в переписку с другими «великими государями». По царскому приговору «с бояры» 7 августа 1588 года было указано, что Годунову в Крым «грамоты писати пригоже, то его царскому имени к чести и к прибавлению». С этого времени стали «от Бориса Федоровича писати грамоты в Посольском приказе, и в книги то писати особно, и в посольских книгах под государевыми грамотами». Борису Годунову также было даровано право самостоятельных контактов с «цесарем» — императором Священной Римской империи, английской королевой, персидским шахом [376] . Помимо этого, он имел возможность напрямую обращаться к первым сановникам других государств: например, сохранилась переписка Бориса Годунова с ближайшим советником английской королевы Елизаветы I лордом-казначеем Уильямом Берли. Годунов мог влиять на дела войны и мира как на Западе, так и на Востоке. Однако все-таки заметно, что в основном он имел право личных контактов с теми государствами, у которых не было границы с Россией. Посольские дела с враждебными Литвой и Швецией оставались прерогативой царя и Боярской думы в целом [377] .
376
См.: Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 169; Скрынников Р. Г.Россия накануне «смутного времени»… С. 110; Правящая элита… С. 233.
377
Существуют подробные исследования дипломатических отношений Русского государства с Речью Посполитой, Швецией, Османской империей, Крымом, Персией и государствами Закавказья в конце XVI — начале XVII в. См.: Форстен Г. В.Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях. СПб., 1893. Т. 1; Смирнов Н. А.Россия и Турция в XVI–XVII вв. М., 1946. Т. 1; Новосельский А. А.Борьба Московского государства с татарами в первой половине XVII в. М.; Л., 1948; Кушева Е. Н.Народы Северного Каказа и их связи с Россией (Вторая половинаXVI — 30-е годы XVII в.). М., 1963; Накашидзе Н. Т.Грузино-русские политические отношения в первой половине XVII века. Тбилиси, 1968; Бушев П. П.История посольств и дипломатических отношений Русского и Иранского государств в 1586–1612 гг. М., 1976; Флоря Б. Н.Русско-польские отношения и балтийский вопрос в конце XVI — начале XVII в. М., 1973; Он же.Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы. М., 1978.
О войнах царя Федора Ивановича с Литвой и Швецией на рубеже 1580–1590-х годов уже говорилось. Их итогом стало частичное исправление результатов провальной Ливонской войны; царь Федор Иванович, его ближний «дворовый воевода» Борис Годунов избавились от комплекса поражений и могли осознавать себя победителями. Правда, дружбы с «Литвой», закрепленной передачей польской короны царю Федору Ивановичу, так и не получилось, да и вряд ли могло получиться. И этот проект Ивана Грозного, терпеливо выполнявшийся его наследниками, не принес искомого результата. Но перемирие давало надежду на некоторое успокоение. Дипломатам оставалось обсуждать «задоры и обиды» между двумя государствами в «перемирные лета», но такие дела, в основном, не выходили за пределы разбирательств по поводу набегов и грабежей запорожских казаков и литовских гайдуков. Как всегда, накапливалось много жалоб купцов из Новгорода и Пскова, смоленских городов и Москвы, которых грабили на торговых путях в литовских городах, взимали у них неправедно пошлины и вымогали подарки, не отдавали долги [378] . Самым серьезным инцидентом (имевшим, как оказалось, отдаленные последствия) стало строительство в 1592 году князем Александром Вишневецким Прилуцкого городища на реке Удое в порубежной земле в Черниговском уезде. В Москве настаивали, что это «искони вечная земля Черниговского уезда, а жили в ней бортники в медвяном оброке. А после того та волость Прилутцкое городище роздана в поместье при великом государе царе и великом князе Иване Васильевиче всеа Русии». Приводили в пример случай с одним из смоленских воевод, который «учал был город ставити в Смоленском уезде блиско рубежа для торговых людей береженья», однако был остановлен царем Федором Ивановичем, запретившим ему это делать «мимо перемирных грамот» [379] . Когда Борис Годунов распорядится сжечь Прилуцкое городище, князья Вишневецкие не забудут эту обиду; именно они первыми поддержат самозваного «царевича» Дмитрия…
378
Анпилогов Г. Н.Новые документы… С. 84–109.
379
Там же. С. 84–85.