Борис Годунов. Трагедия о добром царе
Шрифт:
Свидетельство такого важного документа, как официальная «Утвержденная грамота» об избрании Бориса Годунова на царский престол, все же должно быть принято во внимание в первую очередь. Существуют документы, изданные от имени одной царицы Ирины Годуновой. 8 января 1598 года она, как установила С. П. Мордовина, одним из первых своих указов объявила амнистию по всему государству; из тюрем были выпущены «тюремные сидельцы», причем это мероприятие коснулось даже закоренелых преступников («самых пущих воров»), которых «с поруками», но выпустили на свободу [472] . Это подтверждает свидетельство патриарха Иова, включенное в Житие царя Федора Ивановича. Про объявленную в день царского погребения, в воскресенье 8 января, милость царицы Ирины здесь говорится так: «Благочестивая же царица и великая княгиня Ирина Федоровна всеа Русии повеле патриарху и всему освященному собору давати милостыню доволну; такоже и нищих безчисленно множество собрав, насытив доволна и милостыню пространну подав; вся же темница и узилища тогда отверзе и сущих в них повинных смерти всех на живот свобожая и в скудости потребных им всячески помогая» [473] .
472
Мордовина С. П.Указ об амнистии 1598 г. // Советские архивы. 1970. № 4. С. 84–86.
473
ПСРЛ. Т. 14. С. 21–22.
В разрядных книгах сохранилось упоминание о назначениях на службу на воеводства в Псков и Смоленск, куда были отправлены бояре князь Андрей Иванович Голицын и князь Тимофей Романович
474
Разрядная книга 1475–1605 гг. М., 1994. Т. 4. Ч. 1. С. 3–4.
475
Павлов А. П.Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове… С. 57.
Удаление из столицы двух членов Боярской думы накануне принятия важнейшего решения о царском избрании само по себе показательно для политики правителя Бориса Годунова (как и выбор благовидного предлога укрепления государства). Но еще более интересно для понимания скрытых механизмов годуновской политики, приоткрывшихся во время его избрания на Московское царство, то, что представители главнейших родов в Думе — Голицыны и Трубецкие — придерживались противоположных партий. Смоленский воевода князь Тимофей Романович Трубецкой был явным сторонником Годунова, чего не скажешь о назначенном воеводой в Псков князе Аддрее Ивановиче Голицыне, стоявшем ближе к «романовской» партии. В дальнейшем у обоих бояр возникли местнические счеты с воеводами, находившимися в Пскове и Смоленске, и, чтобы разрешить спор о «местах», они били челом «государыне царице и великой княгине Александре Федоровне всеа Русии» (разряды писались позже, когда бывшая царица ушла в монастырь, чем и объясняется странное упоминание ее с иноческим именем и светским отчеством) [476] . Местнические споры князя Андрея Ивановича Голицына с князем Василием Ивановичем Буйносовым-Ростовским и князя Тимофея Романовича Трубецкого с князем Василием Васильевичем Голицыным разбирала Боярская дума. Однако указы воеводам о принятых решениях по их делам от имени «государыни царицы и великие княгини иноки Александры Федоровны всеа Русии» передавал патриарх Иов. Приговор по местническому делу тоже выглядел необычно: в принятии решения по этим абсолютно светским делам участвовал патриарх «со всем освященным вселенским собором» [477] . О давнем местническом споре Трубецких и Голицыных, ведшемся со времени царствования Ивана Грозного, было хорошо известно. Поэтому, снова столкнув между собой в Смоленске лояльного князя Тимофея Романовича Трубецкого с князем Василием Васильевичем Голицыным, безуспешно пытавшимся оспорить прежнюю местническую «потерьку» своего рода, правитель Борис Годунов заранее готовил почву для будущей «предвыборной» борьбы. При этом соблюдалась видимость справедливости, так как в обоих случаях было принято решение «выдать головою» воевод — князя В. И. Буйносова-Ростовского обиженному князю А. И. Голицыну, а не послушавшегося указа царицы-инокини князя В. В. Голицына — князю Т. Р. Трубецкому [478] .
476
Разрядная книга 1475–1598 гг. С. 534–539.
477
Там же. С. 538.
478
Оршанский староста Андрей Сапега знал о приезде в самом конце января 1598 года нового смоленского воеводы князя Тимофея Романовича Трубецкого. По словам литовских «шпионов», «Трубецкой заведует всем в замке», а Голицыну досталась служба так называемого «выездного» воеводы, обязанного «каждую ночь, как только начнет смеркаться, с тремя сотнями всадников ездить сторожить от Смоленска на расстоянии четырех миль». В Смоленске в этот момент стали усиленно строить крепостные стены. Закрытие границы, по сведениям оршанского старосты Андрея Сапеги, происходило из-за боязни постороннего вмешательства в дела царского избрания. Его попытка выведать у смоленского воеводы, кто правит на Москве, окончилась ничем. Слугу, приехавшего с письмом оршанского старосты в Смоленск, не только не приняли, но «гонца и лошадей не накормили». Воеводы, по обыкновению, должны были бы написать имя правителя, а писать было нечего. При этом в церквях Смоленска «не молились за великого князя, а только за великую княгиню, царицу и сына». Какого «сына», остается неясным. Слух этот некоторое время продолжал интересовать оршанского старосту Андрея Сапегу. Он специально принял у себя в гостях и подпоил одного смоленского купца, который объяснил, что царица Ирина не могла быть беременной, потому что «на четвертый день по смерти великого князя постриглась в девичий монастырь; если б она была беременна, то в монастырь ей можно было бы уйти после родов». См.: Из Львовского архива князя Сапеги… С. 342–343.
О переходе власти к вдове царя Федора Ивановича писал еще один современник, князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский: «Благочестивая же царица Ирина по плачевном оном времяни скипетродержавствуя под правителством единородного брата своего предиреченного Бориса Годунова» [479] . Но она не собиралась сама оставаться во главе Московского государства («не изволила престол свой содержати»). Тогда ей следовало благословить преемника власти царя Федора Ивановича, но и здесь она не стала действовать самостоятельно или по одному совету с братом. Царица Ирина «не благословила» на царство боярина Бориса Годунова, несмотря на обращенные к ней просьбы патриарха Иова и всего освященного собора. Не откликнулась она и на предложенный ей компромиссный вариант, о котором тоже упоминается в «Утвержденной грамоте»: царицу Ирину Федоровну молили не покидать «до конца» своих подданных, а оставить все, как было раньше, и указать «правити» своему брату и шурину царя Федора Ивановича («по его царьскому приказу, правил он же государь Борис Федорович»).
479
Повесть князя Ивана Михайловича Катырева-Ростовского во второй редакции // РИБ. Т. 13. Ст. 633.
Главным в этот момент было показать всем, что избрание Бориса Годунова происходит не по желанию людей, а по Божьему промыслу. Важно это было и для самого Бориса Федоровича, не соглашавшегося принять царский престол. «Государев шурин и ближней приятель» в ответ на обращение и мольбы к нему был непреклонен и клятвенно, «со многими слезами и рыданием», утверждал: «Не мните себе того, еже хотети мне царьствовати, но ни в разум мой прииде о том, да и мысли моей на то не будет. Как мне помыслити на таковую высоту царьствия и на престол такого великого государя моего пресветлого царя» [480] . Действительно, не один Борис Годунов понимал, что должны быть очень веские причины для того, чтобы передать царский трон от князей Рюриковичей к боярам Годуновым. Он и сам предлагал избрать более достойного, чем он. Но ни для кого не было секретом, насколько далеки подобные предложения многолетнего правителя царства от его истинных желаний.
480
ААЭ. Т. 2. № 7. С. 19–21.
И здесь трудно переоценить услугу, оказанную Годунову в дни царского избрания патриархом Иовом. По словам С. Ф. Платонова, патриарх оказался «во главе временного правительства», а власть была передана ему самой царицей Ириной [481] . Патриарх Иов подготовил Земский собор, он его и открыл. Впервые за долгое время всё надлежало сделать без участия Годунова, который затворился вместе с сестрой в Новодевичьем монастыре и молился, соблюдая сорокадневный траур по умершему царю Федору Ивановичу. Так это должно было выглядеть в глазах подданных, хотя, конечно, трудно представить, чтобы патриарх Иов не участвовал в поминальных
службах и не обсуждал с Годуновым будущее овдовевшего Московского царства. Патриарх нашел в книгах Священного Писания все необходимые обоснования и освободил Бориса Годунова от ненужных клятв в том, что тот не дерзает взойти на осиротевший престол. Как и все и даже лучше других, он должен был видеть, что происходило с Борисом Годуновым. Но с патриарха был больший спрос, к нему приходили люди за советом и не сдерживались в обличениях явного стремления правителя к царскому трону: «Что, отче святый, новотворимое сие видеши, а молчиши?» — «И совесть сердца его, яко стрелами устрелено бываше и не могий что сотворити, еже семена лукавствия сеема видя» [482] .481
См.: Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 246–247.
482
История о первом патриархе Иове // РИБ. Т. 13. Ст. 930.
В приведенных словах можно увидеть отражение предвыборной борьбы. Борис Годунов в те дни был не единственным, на кого смотрели как на возможного претендента на царское избрание. Кроме самого Годунова, о котором ходил слух, что «он очень болен», называли имена главы Боярской думы князя Федора Ивановича Мстиславского, братьев Федора и Александра Никитичей Романовых и даже Богдана Бельского, который якобы «приехал в Москву со множеством народа, желая стать царем». Интересен и тот расклад сил, о котором сообщали информаторы оршанского старосты Андрея Сапеги, доносившего обо всем великому литовскому гетману Кшиштофу Радзивиллу. Больше всего сторонников имел Федор Никитич Романов как близкий родственник умершего царя. За него была «бблыиая часть воевод и думных дворян». У Годунова, кроме поддержки в Думе, имелось немало и других сторонников. Самое же главное, что за него «стояли» «стрельцы все» и «чернь почти вся» [483] .
483
Из Львовского архива князей Сапег… С. 339, 343. С. Ф. Платонов уточнил, что речь шла о «поспольстве» — «простом гражданском свободном населении». См.: Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 253.
Дело царского избрания решили провести «всею землею», отсрочив заседание собора представителей всех чинов Московского государства «до Четыредесятницы», то есть до окончания сорокадневного траура по умершему царю, заканчивавшегося 15 февраля [484] . За это время в Москву должны были съехаться представители из разных городов — «весь царьский сигклит всяких чинов, и царства Московского служивые и всякие люди». Им предстояло участвовать в выборах нового царя или, точнее, в его «предъизбрании», потому что без явных знаков Божественного одобрения даже общего соборного признания было бы недостаточно. На соборе, по разным подсчетам, собралось около 500–600 человек, имена которых известны как из перечисления в самой «Утвержденной грамоте», так и из подписей («рукоприкладств») на обороте [485] . Но самое главное было в том, что на этом соборе находился и будущий царь. Мысль о том, чтобы избрать государя «мимо» боярских родов или снова призвать «варягов», даже не обсуждалась.
484
См.: Платонов С. Ф.Борис Годунов… С. 246.
485
Недавно Д. В. Лисейцев, проанализировав перечень дьяков в «Утвержденной грамоте», датировал составление документа не 1 августа 1598 года, как это сделано при его публикации, а весной 1599 года. Можно согласиться с тем, что сбор подписей под такого рода грамотами, как и позднее, в 1613 году, растягивался во времени. Также справедливы и высказанные ранее мнения о символичности представительства на соборе 1598 года, реконструируемого по «рукоприкладствам». Однако эти наблюдения не отменяют факта составления «Утвержденной грамоты» в год избрания на царство Бориса Годунова. См.: Лисейцев Д. В.Приказная система Московского государства в эпоху Смуты… С. 137–141.
Основные споры у историков вызывает характер соборного представительства, относящийся к более общей проблеме законности царского избрания. В. О. Ключевский первым отнесся к Земскому собору 1598 года как к правильно избранному и показал его принципиальное новшество — «присутствие на нем выборных представителей уездных дворянских обществ». Как обычно, он выразил свою концепцию в афористичной манере: «Подстроен был ход дела, а не состав собора» [486] . С. П. Мордовина в специальном исследовании об «Утвержденной грамоте» уточнила многие детали созыва собора. Она оспорила мнение Ключевского о наличии на соборе выборного дворянского представительства и показала, что столичные служилые люди — стольники, стряпчие, московские дворяне (кроме одного чина — «жильцов») были представлены по принципу «поголовной мобилизации», а выборные дворяне из «городов» тоже служили в это время в столице [487] . Другой исследователь истории избирательного собора 1598 года А. П. Павлов все-таки склонен видеть в его составе сочетание «чиновно-должностного» и «территориально-выборного» принципов представительства [488] . В любом случае у историков нет сомнений в правомочности собора, а разговоры о попытке правителя Бориса Годунова оказывать прямолинейное давление на его решения остаются разговорами.
486
Ключевский В. О.Состав представительства на земских соборах Древней Руси // Ключевский В. О.Сочинения. В 9 т. М., 1990. Т. 8. С. 332, 334. Точку зрения В. О. Ключевского впоследствии поддержал и С. Ф. Платонов: Платонов С. Ф.К истории московских земских соборов // Платонов С. Ф.Статьи по русской истории (1883–1912). СПб., 1912. С. 298–299; Он же.Борис Годунов… С. 247–248.
487
См.: Мордовина С. П.К истории Утвержденной грамоты 1598 г. // Археографический ежегодник за 1968 год. М., 1970. С. 127–141; Она же.Характер дворянского представительства на земском соборе 1598 г. // Вопросы истории. 1971. № 2. С. 55–63. См. также: Павлов Л. П.Соборная утвержденная грамота об избрании Бориса Годунова на престол // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1978. Т. 10. С. 206–225; Станиславский Л. Л.Труды по истории Государева двора… С. 118.
488
Павлов Л. П.Государев двор и политическая борьба… С. 225–226.
Земский собор с участием патриарха, освященного собора, Боярской думы и сословных представителей открылся 17 февраля 1598 года: «Февраля в 17 день, в пяток на мясопустной неделе, святейший патриарх Московский и всеа Русии велел у себя быти на соборе о Святем Дусе сыновем своим пресвященным митрополитом, и архиепископом, и епископом, и архимаритом, и игуменом, и всему освященному собору вселенскому, и боляром, и дворяном, и приказным и служилым людям, всему Христолюбивому воинству, и гостем, и всем православным крестьяном всех городов Росийского государьства» [489] . На соборе возникла единственная кандидатура — Бориса Годунова, о которой только и говорил патриарх Иов: «Мысль и совет всех единодушно, что нам мимо государя Бориса Федоровича иного государя никого не искати и не хотети».
489
ААЭ. Т. 2. № 7. С. 24.
Права Бориса Годунова на престол обосновывались, помимо всего прочего, благословением на царство, якобы полученным им от царя Ивана Грозного и его сына Федора. Обращение к авторитету прежних царей понадобилось в соборных заседаниях для того, чтобы доказать полученное от них «соизволение» на принятие власти будущим царем Борисом. В «Соборном определении» говорилось следующее: «…тако и Бог предъизбра; на нем же бо и обоих царей благословение бысть, царево бо сердце в руце Божии, еже цари рекоша, сие Бог благоизволи». Позднее этот аргумент будет более подробно развит и обоснован в «Утвержденной грамоте», и акцент сделают на том, что Борис Годунов уже проявил себя как исполнитель воли и даже «сын» царя Ивана Грозного. Умирая, Иван Грозный «приказал» ему охранять «от всяких зол» царя Федора Ивановича и его царицу Ирину, что правитель и исполнил.