Борода из ваты – пули из серебра. Том 1

Глава 3

Слово Лютого

1

Снежка умирала. Он сразу это понял по неестественно тёплому цвету лица внучки. Отбросил ружье и побежал к ней. Побежал к своей девочке, а она теряла кровь, как зима теряет снег весной.

Нет! Нет!

Хотелось пафосно закричать, но дед не кричал, жизнь научила его держать эмоции при себе. Внучка таяла как снежинка на солнце и сделать уже ничего было нельзя. Дед схватил её на руки и потащил на кроватку, там за занавеской у печки, был её уголок со всеми этими детскими штуками. Рисунки на стене — она очень любила рисовать деревья, заваленные снегом, любила рисовать детей и их родителей: словно фотографии они запечатлели лучшие моменты её жизни. Стараясь не поддаваться панике Дед одной рукой отшвырнул одеяло и осторожно положил внучку. Как красная роза на белом снегу она лежала еле дыша, а по простыне неумолимо тянулись в разные стороны щупальца кровавых ручьев.

Дед встал над ней и замычал бессильно, как глухонемой, и Снежка вдруг открыла глаза. Посмотрела осмысленно и улыбнулась через силу, красный ручеек покатился вниз по подбородку и на грудь. Он проследил за ним и слеза неосторожно показалась, пугая ребенка.

— Не плачь, — еле слышно сказала Снежка, — найди другую.

— Нет, — затряс дед непокорной головой, борода красным поленом как маятник качалась вправо-влево. — Нет. Мне не нужна другая. Мне нужна ты, родная Снежка. Всё будет хорошо.

Она слабо улыбнулась и покачала головой, не отрываясь от него взгляда. Если бы он мог накормить ее жизнью, если бы мог передать жизненную энергию взглядом и умереть сам, он бы сделал это. Но он не мог. И она это знала.

— Что они сделали с тобой?

Она не боялась умереть, уже не боялась. Когда осознаешь, что всё, конец, — страх уходит. Наверное. Но говорить она ещё могла. Тихо, еле слышно, хрипя, но могла. Дед наклонился, выставив правое ухо из копны седых волос — слушал её и кивал, соглашаясь. Она права, она всегда права его малышка. Несмотря на свою юность Снежка всегда говорила мудро и Дед ее внимательно слушал.

2

Когда она ушла дедушка ещё долго сидел у кровати, на которой уже не было тела и только красное пятно напоминало о той, кто здесь умирал. А также синий полушубок и шапочка на вешалке. Они ждали хозяйку, которая больше не придёт. Никто больше не наполнит самовар щепками и водой, никто не заварит трав, никто не поддержит его, когда тёмной ночью накатывает депрессия и хочется идти наверх и убивать всё что движется. Никто не будет идти с ним сквозь непогоду в час Х и хватать смеющихся детишек. Подсказывать ему нужные слова и водить хороводы вокруг Ёлки. Сам. Теперь всё сам. Но она ведь и это предусмотрела, верно? Маленькая холодная хозяйка. Никто в шутку не назовет его «ватным» и не будет хохотать, пока дед багровеет от злости.

— Я — Лютый, — сказал он вслух, так чтобы голос гремел как гром во время ливня, но вышло жалкое блеяние. Дед встал посреди опустевшего дома и зарычал во всю мощь, подняв голову, сжимая пудовые кулаки. Мускулы на руках налились и взбугрились как большие мясные шары. Лицо покраснело от притока крови. Окровавленная борода дрожала. Если бы его дети увидели сейчас доброго дедушку, то испугались и не узнали бы того, кто приходит раз в году.

— Куру-курру-куру! — кричал Дед и на этот раз его голос гремел, как тому и положено, даже сильнее. «Куру-курру-куру!» — боевой клич наполнил дом от донышка до самого горла. Пора было собираться в дорогу.

3

«Ты помнишь, где всё лежит, ватный маразматик?! — спросила она, отхаркивая кровь и он улыбнулся. Конечно, он помнил. Наклонился и потянул в сторону квадратный индийский ковер с зимней картинкой, открывая крышку люка. Ручка лежала в углублении, не выделяясь и не выдавая себя, даже если гость стоял прямо на ней. Дед наклонился, ухватился за нее и поднял крышку, открывая черное зево подвала. Совсем не тайного, но и чужим знать о нем не нужно. „Там ведь 'закруточки“, — говорила Снежка и смеялась, чуть не плача, размахивая кухонным ножом, — Ты ведь не хочешь ими делиться, старичок?»

Конечно он не хотел делиться малиновым вареньем, которое очень любил, консервированными огурчиками, помидорчиками, грибочками (которыми он всегда боялся отравиться, а внучка смеялась над ним) и его баклажанчиками.

Теперь это было не важно. Больше никто не сделает новых запасов, баночки будут уменьшаться и уменьшаться пока не исчезнут совсем.

Дед встал на одно колено и нащупав выключатель, нажал на него — не хотелось расшибиться, ведь никто не поможет. Загорелась лампочка, качающаяся на проводе («лампочка Ильича», — говорила Снежка) и осветила бетонные, холодные как могильные плиты ступеньки.

Дедушка поёжился предчувствуя и подумал было сходить за шубой, но махнул рукой и медленно пошел вниз. «Закрыл ли я двери? — вдруг подумал он, — А если сейчас придет подкрепление к безликим и закроет крышку над головой, как крышку гроба? Так и умереть здесь не отомстив?»

Он уже по грудь погрузился в черную дыру подвала и остановился, оглядываясь. Заметил посох, лежащий одним концом под столом и протянул руку. Пошевелил пальцами и посох дернулся. Дед улыбнулся в бороду. Есть ещё порох в пороховницах и ягоды в ягодицах. Задергал пальцами агрессивнее, как будто перебирая струны на арфе и посох пошевелился, попытался обернуться кругом вокруг своей оси и уперся одним концом в ножку стола, продолжая трепыхаться, как отрубленный палец. Дед улыбнулся и поманил его — посох, как змея, шурша остатками конфетти на навершии, пополз к нему, пока не коснулся указательного пальца. Дед ловко схватил его и подтащил к себе.

— Этого должно хватить! — привычка говорить с самим собой опять возвращалась. Спустя столько лет. «Всегда», — подумал дед и посмотрел на дверь. Она была приоткрыта и еле заметно покачивалась взад-вперед. Дед направил посох как указательный перст в ее сторону и что-то прошептал. Дверь с грохотом захлопнулась и крючок наскочил на задвижку

— Этого должно хватить, — пробормотал Дед и указал посохом на дробовик. Голова кружилась, но сейчас он не думал об этом. Ружье лежало неаккуратно брошенное на полу и Дед заставил его подняться и встать у стены по стойке смирно. Посмотрел на рассыпанные патроны и решил хоть на это силы не тратить. Кому нужны эти понты и фокусы? Все равно нет возбужденных, счастливых зрителей только разбросанные одежды умирающих, которые скоро исчезнут вслед за ними.

«Не трать энергию зря», — говорила она ему, — Ты знаешь как она восстанавливается'.

Он обещал Снежке и собирался выполнить свое обещание.

4

Осторожно, стараясь не подскользнуться, и пригнувшись в три погибели он спустился вниз и с облегчением выпрямился, потолок в погребе высокий и постоянно влажный.

Банки были везде, на полу, вдоль стен, кучками и пирамидками. Расставленные по видам, по сортам, по размерам — тут как говорится и «черт ногу сломит», но внучка управлялась на отлично, но сейчас его интересовала не еда. Вдоль правой стены шли ряды полок и верхнюю Снежка отдала ему, понадобилось ругаться, скандалить и доказывать, но на этот раз он победил. Ему тоже нужно было место для хранения «штучек-дрючек». Не одними же консервами в этом мире наслаждаться.

Табуретка стояла на своем месте в правом углу, тот что ближе ко входу, и ждала хозяина, крепко стоя ножками на земле. Осторожно ступая между трехлитровыми, двухлитровыми и литровыми банками Мороз как всегда еле сдерживался, чтобы не пнуть одну из них, так чтобы она полетела, врезалась в следующую и устроила тут парад ложащихся косточек домино, но как всегда сдержался — Снежке бы не понравилось и взяв табурет понес его к полкам. Поставил, пошатал проверяя устойчивость и удовлетворенно залез обоими ногами, как ребенок на празднике.