Бородавки святого Джона
Шрифт:
– Кристина, – пробормотала она, улыбаясь. – Кристина… как же ты меня нашел? Спасибо, Кристина…
С мягким вкрадчивым шелестом потек газ. Кристина исчезла. Порыв сквозняка задул свечу. Сладкий густой воздух заполнил легкие. Тяжелые шаги… У Майкла были тяжелые шаги…
– Майкл… – шептала Алиса, или ей только казалось, что шепчет, – ты пришел, Майкл… Я люблю тебя. Я виновата в твоей смерти… только я… Я убила тебя своими руками… Прости меня, Майкл… Прости… прости… Я люблю тебя…
Андрей проснулся с тяжелой головой. Подумал, что
Валерия, босая, в джинсах и голубой обтягивающей майке с блестящими буквами «Lady Diana», улыбнулась ему от плиты. Она была чуть крупнее жены, и Леркины вещи сидели на ней иначе. Он скользнул взглядом по ее груди и поспешно сказал:
– Доброе утро! Как… ты? Выглядишь прекрасно!
Прозвучало это довольно фальшиво. Она подошла совсем близко, и он с трудом удержался, чтобы не отодвинуться в панике.
– Хорошо, – сказала она коротко и, привстав на цыпочки, потерлась лбом о его щеку. Он стоял, как истукан, сжав кулаки.
Только допивая вторую чашку кофе, он пришел в себя и посмел заглянуть ей в глаза. Она улыбнулась чуть вопросительно:
– Все в порядке?
– Все отлично! – ответил он с фальшивым оптимизмом. – Все просто отлично. Сегодня у нас встреча с доктором…
Ему показалось, тень набежала на ее лицо.
– Отличный специалист… имени не помню, – она улыбнулась. – Трудное имя, не русское. К нему ходит Кира, жена Веньки, уже два года. Это лучшая рекомендация. Кира к кому попало ходить не будет…
Валерия кивнула без особой радости. В его словах радости тоже не прозвучало, хотя он старался.
– Если будут звонить, ответь, – сказал он ей уже в прихожей. – Не бойся… Все хорошо, – прибавил он уже на лестнице, неизвестно зачем и для кого. Она подставила ему лицо, и он, смущаясь, поцеловал ее в лоб, не смея коснуться губ…
– А можно, доктор придет к нам домой? – спросила она неуверенно.
Об убийстве Ромашки еще никто не знал. Ну, не пришла на работу – мало ли почему. У нее, как у близкой подруги Лерки, привилегированное положение. Да и пользы от нее, как от козла молока.
Позвонил Венька, продиктовал номер телефона Отто Ивановича Оглио.
– Оглио! – вспомнил Андрей. – Ну конечно, Оглио!
– Звони сейчас же, – сказал Венька, – его трудно застать. Как… она?
Голос его дрогнул. Андрей усмехнулся – Венька никогда не был сентиментальным. Он зануда, причем скорее бесчувственный, чем сентиментальный.
– Привыкает, – ответил Андрей коротко. – Кстати, –
вспомнил он, – ты ей не звонил?– Не звонил, – сказал Венька, не удивившись, сразу же, словно ожидал вопрос. – А… можно?
– Хуже ей не станет. Звони, конечно.
Позвонил начальник цеха, толстый как Фальстаф, матерщинник и бабник, но вполне дельный, сообщил, что упитый, как последняя свинья, химик-фармацевт Гупало валяется в своем кабинете и следить за процессом некому.
– Это к Резнику, – ответил Андрей. – Он у нас главный на фабрике. А… вообще, процесс в состоянии обойтись без Гупало?
– По инструкции не могет, – сказал начальник цеха, – а по жизни очень даже могет. Я предупреждал Валерию Павловну… и Резнику говорил… Гений-то он гений, да на хрен…
– Вот и обходитесь пока, – прервал его Андрей. – Я с ним поговорю.
Он медлил, не испытывая ни малейшего желания звонить психиатру. Вместо этого позвонил Тепе.
– Что там с Гупало? – спросил без интереса.
– Не знаю, – всполошился Тепа. – А что?
– Говорят, валяется пьяный как свинья. И не в первый раз. Что у тебя за бардак там творится? Проверь и отправь его домой. Пригрози увольнением или экономическими санкциями.
– Слушаюсь, господин старший прапорщик! – дурашливо заорал Тепа. – Прикажете исполнять?
– Исполняй, – разрешил Андрей.
– Как Лерка? – спросил Тепа с придыханием.
– Не знаю. По-прежнему. Сегодня буду говорить с врачом.
– А как она… вообще?
– Нормально. Осваивается потихоньку.
– А можно, мы со Стелкой нагрянем вечером? Стелка бьет копытом, рвется к вам.
– Не сейчас, Леня. Давай попозже. Пусть ее посмотрит сначала Венькин психоаналитик. Мы не знаем, что можно, а чего нельзя. Понимаешь, ко мне она вроде привыкает…
– Понял, не дурак, – ответил Тепа разочарованно. – Расскажешь потом про доктора. И вообще, держи нас в курсе, лады?
– Лады. Привет Стелке. Она тебя уже простила?
– За что? – Тепа уже начисто забыл историю с мамочкой. – А! Простила. Она баба отходчивая. Я сказал, все неправда, мы только чай пили, хотел мамочку развлечь. Ты же, говорю, не хочешь ходить к моей маме. Тут она и села. А Динка – стерва, никогда не прощу!
У Отто Ивановича был приятный голос, и слова он выговаривал отчетливо, не жуя и не глотая. Андрей, убежденный заранее, что Оглио ему не понравится, тем не менее не нашел к чему прицепиться. У него созрел карикатурный образ полусумасшедшего психиатра с бессвязной речью и дурацкими высказываниями. Оглио под этот образ совсем не подходил.
– Я знаю о вашей жене, – сказал врач. – Вениамин мне рассказал. Разумеется, я встречусь с ней. Чем раньше, тем лучше. Сегодня это возможно?
– Возможно, спасибо. Я хочу попросить вас… – Андрей замялся: ему не хотелось одалживаться вот так, сразу, может, Оглио не ездит к пациентам на дом. – Вы не могли бы приехать к нам домой?
– Могу. Согласен, – сказал Оглио, нисколько не удивившись. – Дома и стены помогают, да?
Его «да» оказалось таким домашним, словно они были знакомы много лет. Он как будто приглашал Андрея в заговорщики своим подкупающим «да».