Бородавки святого Джона

Она снова кивнула. Ему показалось, что ей не терпится остаться одной. Она бросала на себя в зеркало быстрые взгляды украдкой, и Андрей понял, что как только он уйдет и закроет за собой дверь, она бросится рассматривать себя. Она будет рассматривать свое лицо и не узнавать его. Лицо, за которым пустота. За которым нет ни имени, ни воспоминаний, ни жизненного опыта, ни связей с другими людьми…

Глава 8 …И ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

Ровно в восемь пришла машина, и Андрей поднялся из-за стола.

– Спасибо, – сказал он с облегчением, – очень вкусно.

Женщина встала рано, около семи. Он слышал из кабинета, как она пошла в ванную, затем на кухню. Зашумел кран, она набирала в чайник воду. Потом Андрей почувствовал сладкий полузабытый запах… оладий? Оладьи пекла мама, и он не ел их уже много лет. Он усмехнулся – кто теперь готовит оладьи на завтрак? Обычно Андрей ел овсянку, запивал кофе. Кофе варил сам, не доверяя Элеоноре. Вообще, он любил завтракать один. Лерка еще спит. Вскипятить воду и высыпать в миску пакет овсянки – минутное дело. И кофе – приятный утренний ритуал. Он легко двигался, словно танцевал, по большой пустой кухне. Ему нравилась эта пустота, тишина и свобода действий. Чуть-чуть молока в кашу. Кофе из турки вылить в чашку с картинкой – рыжая лисичка, подсматривающая за птичками на зеленой траве, подарок Лерки. У нее была такая же, только с черной лисичкой. Эти утренние полчаса он очень ценил. Он с удовольствием пил кофе, с удовольствием ощущал на себе свежую крахмальную рубашку, с удовольствием обдумывал планы очередного рабочего дня.

Он лежал на своем диване, не спеша вставать. Странное чувство раздвоенности охватило его. Словно было два человека. Один – он, Андрей. И другой – неизвестный ему мужчина, который похоронил жену и привез в дом чужую женщину, убедив ее в том, что она и есть его жена. Или, вернее, это был один и тот же человек. До и после. Он увяз в сдирижированных чьей-то волей странных событиях, не умея сопротивляться. Как загнанный зверь, он побежал по длинному узкому коридору, ведущему в ловушку.

…Чисто выбритый и уже одетый, он переступил порог кухни. Женщина поднялась ему навстречу из-за стола, смотрела выжидательно. На столе – гренки в плоской керамической тарелке. Из этой тарелки никогда не ели, она была украшением, стояла на вертикальной подставке в буфете. Гренки, а не оладьи. И кофе. Растворимый, в большой кружке, с молоком. Без сахара. Все было не так, как он привык, и он почувствовал внезапное острое желание смести со стола на пол блюдо с гренками и кружку, поднять голову к небу и заорать: «Ну почему, почему?» Он понимал, что это его вина, а не ее. Он обманул ее, обманом привез в свой дом. Она жертва. Но и он тоже жертва. Пауза затягивалась, и он опомнился.

– Доброе утро, – сказал, подходя к ней, и после мгновенного колебания приложился губами к ее щеке.

На него пахнуло сладкими Леркиными духами. Сегодня женщина выглядела не такой жалкой, как вчера, но выражение растерянности все еще стыло в ее глазах.

– Доброе утро, – ответила она тихо и опустилась на табуретку.

– Гренки! – воскликнул он. – Сто лет не ел гренок! Как ты додумалась… – Он осекся. Фраза прозвучала двусмысленно.

– Ты… не любишь? – спросила она тревожно.

– Люблю, – соврал он, корчась от фальши сцены, которая разворачивалась на кухне. Неужели теперь придется все время притворяться? Он не готов к этому. Он ни к чему не готов. У него не было времени подготовиться. – Мама делала гренки…

– Твоя мама…

– Моя мама умерла три года назад. Отец ушел, когда мне было двенадцать. Твой отец живет в Польше с новой женой. Твоя мама умерла восемь лет назад. Детей у нас нет. У нас даже собаки нет, – пошутил он. – Одна Элеонора.

– Почему? Собаки…

– Не знаю… ее нужно выводить в пять утра… возни много.

Он всегда хотел собаку, но Лерка была против. Она панически боялась собак. Всяких – не только больших, но и маленьких.

Гренки таяли во рту. Растворимый кофе был не так уж плох. Нужно будет осторожно, чтобы не обидеть, дать ей понять, что он сам готовит себе завтрак. Даже Элеонора не вмешивается. Смирилась, хотя и дулась дня три. Не понимаю, сказал он Лерке, чем она недовольна, ей же легче. Сферы влияния, ответила жена. Вторжение на чужую территорию. Покушение на власть. Понятно? Вот теперь понятно, рассмеялся он.

Она откусывала от гренки маленькие кусочки. Запивала кофе. Иногда взглядывала на него, словно спрашивая о чем-то.

– Валерия, там, на кофейном столике альбомы с фотографиями. Посмотри их, а вечером я расскажу тебе, кто есть кто. Хорошо?

Она кивнула. Он называл ее «Валерия» преувеличенно серьезно, словно подтрунивал. Официальное «Валерия» не вязалось с домашней обстановкой. Но назвать ее иначе он не мог. Он коснулся губами ее лба, сказал: «Не скучай», и ушел.

Когда он спускался в лифте, вдруг подумал, а что, если она вспомнит? Эта мысль поразила его. Он даже поднял руку, словно намереваясь остановить лифт и вернуться, но тут же опустил. «Будь что будет», – подумал безнадежно.

Андрей кивнул секретарше, радостно затрепетавшей в ответ старой деве, открыл дверь кабинета. Остановился на пороге, принимая решение. И сказал: «Ида Дмитриевна, вызовите мне Сырникова. Прямо сейчас». Он мог сам позвонить Веньке и попросить зайти, но ему казалось, что официальное приглашение уместнее, оно словно показывало, что ему нечего скрывать, и настраивало на серьезный разговор. События с Леркой не сегодня завтра станут достоянием самой широкой общественности, и чем дольше он, Андрей, будет пытаться умолчать о них, тем сильнее станет распаляться любопытство окружающих. Ну, так пусть знают – произошло несчастье, его жена пострадала, но, слава богу, жива и невредима. Сотрясение мозга, ушибы, психическая травма. Ей нужен покой, никаких посещений пока и никаких звонков. Ее никто не должен видеть… до тех пор, пока он не найдет убийцу. Друзьям и знакомым он так и скажет: пока нельзя. Но любимая подруга Ромашка из шкуры вон вылезет, чтобы узнать, что случилось, и удержать ее от намерения навестить Лерку будет трудно. Он чертыхнулся. Беспардонная Ромашка с ее нюхом на жареное представляла явную опасность.

Завтра, нет, еще сегодня, все узнают о Лере. Узнает о ней и убийца… Андрей с такой силой сжал в пальцах карандаш, что тот треснул и распался на две половины. Что он подумает? Решит, что сошел с ума? Что любовница воскресла? Что он не убил ее? Или поймет: он, Андрей, выдает за Лерку другую женщину? С какой целью? Где настоящая Валерия? Он испугается, подумал Андрей. Непонятное пугает. Он испугается и попытается подойти ближе…

– Вызывали, господин начальник?

Вениамин Сырников появился на пороге – атлетического сложения красавец с головой античного бога. Гермеса или Прометея.

– Садись, Веня. Нужно поговорить. – Андрей не ответил на шутку.

– Что случилось? – в глазах Веньки забилась тревога.

Вениамин Сырников, Дядя Бен для своих, несмотря на внешность киногероя, был толковым юристом, при этом педантом до занудства и всегда ожидал дурных вестей. Ничего хорошего в жизни не происходило, считал он, все идет не так, как нужно, законы нарушаются повсеместно, так как они невыполнимы в принципе. Когда все было хорошо, Сырников подозрительно мрачнел, думая, что недостаточно владеет информацией. Когда дела шли плохо, он, испытывая моральное удовлетворение, принимался за работу и выполнял ее хорошо.

Андрей вобрал в грудь воздух как перед прыжком. Он медлил, глядя на Сырникова. Венька напряженно смотрел на него. Он готовился к дурным вестям.

– С Леркой несчастье, – сказал Андрей, впиваясь взглядом в лицо друга, подмечая мельчайшие нюансы чувств.

– Что? – выдохнул Сырников. – Что случилось?

Андрею показалось, что голос Веньки как-то мгновенно осип, а лицо побледнело.

– Ты понимаешь… – сказал он и замолчал.

– Она жива? – спросил Сырников.

– Жива… Веня, ее, по-видимому, сбросили с поезда… Она разбилась, и… ничего не помнит. Она не помнит, как ее зовут, не узнает меня…