Бородавки святого Джона
Шрифт:
– Без толпы? – догадался таксист. – Можно в «Английский клуб», но там дорого. Местная аристократия гуляет. Дворяне.
– Давай лучше в «Сову», – шепнула Валерия. – Не нужно аристократии. Я не одета.
Увидев сияние огней и странноватую толпу, Андрей с облегчением подумал, что здесь он не встретит знакомых. Они вошли в роскошный красно-золотой вестибюль, отразившись в десятке высоких зеркал в резных рамах. Валерия с любопытством озиралась. Она взяла Андрея за руку, и его безмерно тронул ее жест – она, казалось, искала у него защиты в незнакомом месте.
Он сунул деньги юркому мужчине в смокинге, и тот усадил их в углу рядом со сценой. Отсюда им было видно все, что происходило там в зале. Гремела бухающая музыка,
Андрей никогда здесь не бывал. А где он бывал? Нигде, практически. Ему нравилось работать и почему-то всегда казалось, что эти «злачные» места для дешевок и сомнительных личностей. Не его это стиль, он выше этого. Его вдруг стало забирать чувство эйфории от собственной затерянности, беззаботное и забубенное. Он посмотрел на Валерию, озиравшуюся с выражением радостного удивления. Положил ладонь на ее руку, и она взглянула на него благодарно.
Орущая толпа, смех, звон бокалов, рев музыки, снующие легко официанты. Шевеление человеческой массы, пахнущей духами, алкоголем, сигаретным дымом и потом…
– Шампанского? – перекрикивая толпу, Андрей наклонился к Валерии.
Она кивнула. Глаза ее сияли, она возбужденно улыбалась. На сцене острили два клоуна. Валерия хохотала до слез, слушая незатейливые их шутки. Андрей не сводил с нее глаз, не обращая ни малейшего внимания на сцену. Клоуны ушли наконец. Причем один волок по полу другого. Тот верещал, отбиваясь. Появился молодой человек и объявил, что сегодня у них праздник, день рождения у известного всем, замечательного человека Славы Ростоцкого! «Поздравим Славу, друзья!» Зал взорвался приветственными криками. На сцену, сменив молодого человека, выскочили две девушки в костюмах зайчиков из «Playboy». Они резво заскакали по сцене, виляя хвостиками, и запели: «Happy birthday to y-o-u-u, happy birthday to y-o-u-u, dear Слава». Зал недружно и громко подхватил. Славу уже тащили к сцене. Друзья его распихивали толпу, освобождая место у подиума, отодвигали столики. Восторженно и пьяно визжали женщины.
Слава оказался мужиком лет пятидесяти, крепко сбитым, с большой круглой башкой и красной, упитой, бессмысленно-радостной физиономией. Галстук его сбился в сторону, рубаха вылезла из брюк. «Цыганочка!» – объявил он и, не дожидаясь музыки, захлопал себя по груди, ляжкам и пустился в дикий пляс, вскрикивая пронзительно что-то вроде: «Ийяххх!» Тут музыканты опомнились и понеслись следом. Слава пошел вприсядку, сверкая изрядной плешью. Рубаха расстегнулась, явив собравшимся жирный волосатый живот. Визг и хохот усилились. Слава вдруг сорвал с себя галстук, отбросил прочь. Следом за ним полетела рубаха, которой он предварительно утерся.
Освободившись от стеснявшей его одежды, Слава с новой силой забил чечетку, ловко и стремительно перебирая короткими ногами. Потом полетел по кругу, крича: «Асса!» и широко взмахивая руками. Тряслись его жирный живот, грудь, взлетали мокрые от пота волосы.
Валерия встала из-за стола, чтобы лучше видеть. Какое-то движение произошло в толпе, и ее вынесло в передние ряды. Андрей рванулся за ней, но стена сомкнулась, и ему, обеспокоенному, только и оставалось не спускать взгляда с ее светлой макушки. Она хохотала и хлопала в ладоши. Андрей видел, как крупная высокая блондинка, стоявшая рядом, наклонилась
к Валерии и что-то сказала. Валерия повернулась к блондинке, перестав смеяться. Потом оглянулась. Лицо ее было растерянным. Женщина продолжала что-то говорить. Андрей, расталкивая толпу, бросился вперед.Слава все еще танцевал лезгинку. Казалось, если он остановится, то рухнет замертво. Лицо его было уже не красным, а свекольным, угрожая апоплексическим ударом. Волосатая спина лоснилась, брюки сползли, и стал виден край зеленых в белую полосочку трусов. Оркестр не успел перестроиться и все еще отбивал цыганочку.
Андрей наконец добрался до Валерии, положил руку ей на плечо. Она стремительно повернулась к нему, прильнула, обняла обеими руками. «Что?» – спросил он одними губами. Она улыбнулась и кивнула – все, мол, хорошо. Крупная блондинка испарилась, и Андрей уже не мог понять, почему он так всполошился. Видимо, подсознательно ожидал неприятностей. Укололо воспоминание – взгляд официанта. Тот взглянул на Валерию с острым любопытством и тут же перевел взгляд на него. Посмотрел не профессионально безлико, а со смыслом, связав их вместе.
Лерка бывала здесь?
Неутомимый Слава меж тем упал на одно колено перед женщиной в красном платье, схватил ее за руку и, несмотря на протесты, потащил в круг. Оркестр заиграл плавную старую мелодию. Погасли софиты, и зал погрузился в сине-зеленый полумрак. Скользили блестками зайчики от зеркального шара. Еще несколько пар вышли в центр зала. Живчик Слава, напоминавший толстого розового младенца, казалось, уснул или потерял сознание, повиснув на партнерше, положив всклокоченную голову ей на плечо.
Андрей прижал Валерию к себе. Они топтались среди толпы под томную сентиментальную мелодию. Что-то о звездах. «Звездная пыль»? Нет… «Звезды в твоих глазах», – вспомнил Андрей. «Звезды в твоих глазах», да, верно. Сочинил кубинец Руис. «Неужели это еще помнят? И танцуют?» – подумал он, испытывая странное чувство ностальгии и сожаление, от которых сжималось сердце.
Тесно обнявшись, они медленно двигались в такт музыке, чувствуя друг друга, желая друг друга, заряженные истерическим возбуждением толпы…
– Как мы жили… раньше?
– Хорошо, – не сразу ответил Андрей.
Они лежали, обнявшись. Молча. Ее дыхание щекотало ему шею. И вдруг она спросила, как они жили раньше. Почему? О чем она думает? Жизнь ее началась около двух недель назад. Верит ли она ему, подумал Андрей. Кто она? Она не глупа. У нее правильная речь, мягкий характер. Она начисто лишена бесшабашности и смелости. Хотя это может быть связано с психической травмой. Она боится выйти на улицу одна – это также последствия случившегося. Она страшится потеряться, остаться одна, забыть снова то немногое, что узнала за две последние недели. Она робеет в толпе. Поминутно оглядывается, чтобы убедиться, что он рядом. Она не привыкла к дорогим вещам, это бросается в глаза. Кто она? Тайна ее не давала ему покоя, она придавала этой женщине странное очарование. Тайна возбуждает. Они словно наткнулись друг на друга в темноте и взялись за руки. Из-за темноты не разглядеть лиц. Ощущаешь только тепло рук.
– Давай уедем куда-нибудь, – вдруг сказала она.
Андрей вздрогнул.
– Конечно, – он прижал ее к себе. – Конечно. Куда ты хочешь?
Правильнее было бы спросить, почему ты хочешь уехать? Тебе страшно? Ты боишься? Чего? Но он никогда об этом не спросит. Он уйдет от этих вопросов, как уходит от мыслей о том, что сделал. И о том, что будет завтра. Если Федор, которого Савелий так нахваливал, найдет что-нибудь… Ему Федор показался фатоватым и гротескным в своем длинном плаще и широкополой шляпе a la Сирано, со своими культивированными странностями – как давеча в парке, когда, бросив небрежное «до свидания», он неожиданно свернул на боковую дорожку и растаял в тумане. Или, ни слова не говоря, вытащил сигарету из пальцев Савелия…