Босиком по горячим углям

12

"Срочно. Секретно. Бешарык. Меч. Султанбаеву.

Сегодня в чайхане «Ак нон кара чай» в Уйдарвазе был замечен человек, по описанию похожий на объявленного в розыск Иргашева. Из-за отвлечения милиционера Юсупова на патрулирование в Ташхону никто из местных жителей не рискнул потребовать у неизвестного документы. Тем не менее, в районный отдел внутренних дел поступили телефонные сообщения от граждан Еркулова, Ташматова и Урываева. Выяснено, что из Уйдарвазы подозреваемый пешком вышел в сторону гор. Предполагается, что он намерен перейти границу с соседней республикой в направлении города Каратас.

Начальник РОВД майор Буриханов".

Резолюция на телеграмме, написанная шариковой ручкой, гласила:

"Тов. Рузибаев!

Если сообщение Буриханова верное, то уход преступника к соседям поставит нас всех в неприятное положение. Необходимо пресечь эту черную попытку самым решительным образом. Прошу также изъять из дела РОВД оригинал телеграммы Буриханова. Имейте в виду, что дело крайне срочное. Оно находится под самым строгим контролем, и обо всех наших действиях мы вынуждены информировать министра. Советую привлечь к операции самых решительных сотрудников. Немедленно сообщите о всех затруднениях.

Султанбаев".

13

От Уйдарвазы до перевала Кокташ Таштемиру предстояло прошагать шестьдесят пять километров.

При самом веселом шаге это два дня пути и одна ночевка в горах. Однако поход мог затянуться, поскольку предстояло сделать изрядный крюк, чтобы обозначить свое намерение уйти через перевал Узун-дабай в соседнюю республику — в Каратас.

Преследователей Таштемир заметил к вечеру первого дня пути. Шагая по берегу быстрой речки Замаруд, он поднялся на гряду отрогов хребта Ардактуу и сверху увидел пылящую по разбитому проселку автомашину. Пытаться уйти не имело смысла. Если в погоню посланы люди опытные, то целесообразнее не бежать, а встретить их лицом к лицу на заранее выбранной позиции. Этому его научил Афганистан.

Уже час спустя, когда погоня, оставив колеса, двинулась в горы на своих двоих, Таштемир понял, что это не профессионалы-охотники, привыкшие промышлять в горах, а, скорее всего, отчаянные прихожане ликеро-водочного пророка Рахимбаева. Кроме десяти тысяч им, видимо, пообещали что-то более существенное, что и заставило подонков выйти на грязный промысел. Одного из группы Таштемир опознал сразу. Это был все тот же Касум Пчак. Этого поганца уже не могла исправить ни тюрьма, ни ссылка.

И стычка в парке, где он едва унес ноги, ничему его не научила. Трех остальных Таштемир не знал, но про себя наградил их кличками — Длинный, Плечистый и Худышка.

Попав в горы, эта шайка явно растерялась. В городе, где каждый из них хорошо знал хитросплетения улиц, проулков, лазеек между заборами, они могли не только выследить, но и загнать в угол любого, чтобы затем ободрать его как липку, избить, порезать, а то и убить. Здесь же, среди скал и ущелий, требовались иные навыки.

Таштемир, решив разглядеть противников, подпустил их поближе, поднялся по узкой расселине на хребтину невысокого кряжа и оказался прямо над ними. Добравшись до места, откуда ущелье просматривалось далеко вперед, и не увидев жертву, которая лишь недавно маячила впереди, четверка растерялась.

Каждый по очереди стал высказывать предположение, куда подевался Иргашев и как им поступать дальше.

Разговаривали так громко, что Таштемир без труда слышал каждое слово бандитов.

— Он поднялся по скалам наверх, — высказал здравое предположение Касум Пчак и вскинул голову. — Другого пути у него не было.

— Э-э, — скептически протянул Длинный и тоже посмотрел вверх. — У него что, парашют с собой? Он на нем уже раз от Лысого смылся.

— Ну ты даешь, Ахмак! — фыркнул Плечистый. — С парашютом прыгают сверху вниз. Чтобы подняться на скалы, нужны крылья, Дурень!

Все заржали над Длинным.

Теперь, присмотревшись, Таштемир узнал Длинного. Это был Керим Ахмак, прозванный в воровской среде Дурнем за свою тупость. После самых удачливых краж он уже на другой день оказывался в милиции, попадаясь на несусветной глупости. Так, очистив кассу коврового предприятия от ста тысяч, Ахмак в тот же день закутил в ресторане «Нар», где швырял направо и налево сотенные купюры, номера которых были известны милиции. Только вот почему Ахмак оказался здесь? Ведь он уже две недели как сидел в следственном изоляторе, на этот раз попавшись на угоне овец с мясокомбината. Ответ мог быть один — блата по приказу Ургимчака работала на Рузибаева.

— Я в этих местах бывал, — сказал Ахмат, не обращая внимания на насмешки. — Недалеко ручей течет, возле него чабаны всегда кошары ставят.

— Ты что болтаешь? — окрысился Касум Пчак. — Какие кошары? Нам этот мент нужен!

— А если его не найдем? — возразил Ахмак упрямо. — Так и будем прыгать по камням, как голодные волки? А возле кошары можно барашка взять…

Ахмака неожиданно поддержал Плечистый:

— Кончай, Касум! Мне эти митинги надоели. Кто корову доит — пьет молоко, кто болтает — горшки облизывает. Мне лично уже жрать хочется.

— А дело?

— Выйдет — сделаем мента. Не выйдет — пусть его сам Султан Юсуф вынюхивает. А это он не видел? — Плечистый сделал неприличный жест. — Горбатиться на него…

— Так куда теперь? — спросил Пчак неуверенно.

— Вон, — сказал Ахмак и показал левой рукой направление, — видишь камни? Там ручей.

Все двинулись за Ахмаком. Таштемир проводил их взглядом и пошел в противоположном направлении.

Вскоре он вышел к месту, которое называли Ташкудуком — Каменным колодцем. Воду здесь рождала скала.

Таштемир подошел поближе и стал с интересом разглядывать исток ручья, который явно относился к разряду чудес. Уносясь высоко вверх, перед ним стояла отвесная стена с корявой, иссеченной трещинами поверхностью. На высоте без малого в два метра от подошвы из груди мертвого камня била, искрясь, упругая прозрачная струя воды. Там, куда она падала много веков, камень уступил силе потока, и тот выдолбил глубокую выбоину.

Таштемир протянул ладони, подставил их под струю и почти сразу отдернул. Вода была такой холодной, что заломило суставы. Тогда он сел на гладкий валун, явно принесенный к источнику чьими-то добрыми руками, достал ил котомки, сшитой Тамарой и притороченной к поясу, лепешку, разломил ее и стал есть, предварительно макая куски в воду. Великолепный дух пшеничного хлеба и вкус студеной воды напомнили ему далекое несытое детство, когда для их большой семьи хлеб и вода часто были единственной пищей долгие-долгие дни.

Покончив с лепешкой, Таштемир напился, черпая воду пригоршнями. Потом встал, поправил пистолет, слегка бугривший куртку, и двинулся на восток. По его расчетам, какое-то время спустя он перевалит первую линию кряжа Атмуюн и далеко оторвется от бандитов, если они все же обнаружат его следы. Таштемир совершенно не боялся схватки с ними. Это было чувство солдата, прошедшего боевую школу, чувство неизмеримого превосходства над шайкой блаты, только и умевшей что нападать из-за угла. В то же время ему совсем не доставляло удовольствия стрелять в людей, к которым он не имел никаких личных счетов, и убивать их бы пришлось лишь потому, что они сами взяли на себя обязанность прикончить его.