Босс для подруги

От мысли о подруге больно отдается в груди. Почему она даже не послушала меня? Почему?

Домой возвращаюсь на автопилоте — даже не помню, пешком я шла или на автобус все же села. Прохожу в спальню и заваливаюсь на кровать. Мне так плохо, что я даже не знаю, бывало ли так когда-то. И я не могу сказать, от чего мне больнее — от обвинений Светы или от бездействия Матвея. Хотя я ведь знаю, что он ухаживает за ней из-за уговора. Знаю, что не должна вообще о нем думать — потому что не достоин он. Но не могу.

Г убы до сих пор горят от его поцелуя, в котором было столько отчаяния, что мне не верится в притворство. Глупая, глупая Наташа. Такие, как он, играют судьбами — позволяют устраивать споры и договоры. Их не заботят чужие чувства. А я не хочу быть пешкой в его игре. Сама не замечаю, как проваливаюсь в беспокойный сон.

Просыпаюсь ближе к вечеру. Настроение ни к черту, но спать больше не хочется. Бреду на кухню и достаю бутылку вина, припасенного для праздника. Что ж, сегодня как раз такой день — отмечу начало новой жизни: без подруги и без работы.

Достаю сыр, строгаю тонкими ломтиками, наливаю вино в бокал и устраиваюсь за столом. Вино, кстати, оказывается так себе. По крайней мере, если сравнивать с тем, что я пила в «Паризьене». И вот опять — в памяти всплывает образ бородатого босса. Как назло. Быстро выпиваю весь бокал и наливаю следующий. Знаю, что алкоголь не поможет решить проблему, что нужно думать трезво. Но мне так больно сейчас, что хочется просто анестетика. Пусть завтра будет болеть голова, сегодня я хочу обезболиться. Пока этого достаточно.

За окном вечереет, и я начинаю пить куда медленнее — первые дозы алкоголя дают свой результат. Мир уже не кажется бесконечно серым. Сейчас мне смешно от того, что устроила Светка. Я даже всерьез подумываю, чтобы позвонить ей и высказать все, что накопилось за время нашей дружбы! Если уж она считает меня такой плохой подругой, то и я молчать не стану. Долго ищу мобильный, но тот, как назло, куда-то запропастился. Наконец обнаруживаю пропажу на подоконнике — как он туда попал, даже представить не могу, и пытаюсь найти нужный контакт.

— Кому собралась звонить? — вырывает меня из своих мыслей мужской голос.

Поднимаю взгляд и вижу Матвея, стоящего на пороге кухни.

— Ты… — удивляюсь я и делаю приличный глоток.

Чтобы разговаривать с ним, мне нужно много смелости. И обезболивающего.

— Ты в курсе, что у тебя дверь не закрыта, — вздыхает он и садится напротив.

— Тут нечего брать, — пьяно улыбаюсь я и снова берусь за бокал. Вот только Волошин резко останавливает меня.

— Тебе хватит, Наташ.

— Ты пришел покомандовать и тут?

— Нет. Пришел поговорить, как и обещал.

— Шел бы ты, дровосек, по своим делам, — вздыхаю я, отворачиваясь от него.

Не могу видеть его красивые глаза. Они словно волшебные — так и манят к себе. А я вроде как лечусь от своего увлечения.

— Дровосек? — переспрашивает гость.

Но я лишь отмахиваюсь. Не собираюсь я ему объяснять очевидное. Пусть сам рыскает в Википедии.

— Наташ, — зовет он, — посмотри на меня.

— Уходи, — качаю головой. — Я не хочу говорить. Не хочу тебя видеть. Я ничего не хочу.

И хотя часть меня кричит, чтобы он остался, стараюсь придать своему голосу уверенности. Чувствую, что моих коленей что-то касается, и открываю глаза. Матвей сидит передо мной на корточках.

— Выслушай меня. Прошу.

— Зачем? Что нового ты мне скажешь? Я уже уволилась, как ты просил.

— Я порвал твое заявление.

— Зря. Света оценила бы. Глядишь, и сдалась бы под твоим обаянием, — ухмыляюсь.

— Она не нужна мне.

— Я знаю. Это же все просто игра, да? — с горечью спрашиваю я. — Мы для вас, богатых мальчиков, просто игрушки…

— Что ты такое говоришь? — злится босс. — С чего такие мысли идиотские?

— Не надо, — машу рукой, — не ври мне. Не унижай еще сильнее. Мне хватило сегодня. Он берет мои руки и начинает покрывать поцелуями.

— Прости меня, дурака, Наташ, прости. Я не имел права сорваться.

Откидываю голову на стену и закрываю глаза. Его губы по-прежнему целуют мои руки, и я малодушно наслаждаюсь этой нежданной лаской. Совсем скоро он выскажет все, что хочет, и уйдет. А я останусь вспоминать этот миг и греться им. Такая вот глупость рождается в моем замутненном сознании.

— Помнишь, ты спрашивала, зачем мы так резко сорвались в «Паризьен»? — вдруг говорит он.

Соображаю я сейчас туговато — алкоголя во мне около полбутылки на голодный желудок.

— Чего?

— Ты спрашивала, зачем мы уехали из офиса и ночевали в гостинице, — терпеливо повторяет бородатый.

— Да мне плевать уже.

— Потому что мой аудит — лишь прикрытие.

Пытаюсь сфокусировать взгляд на госте.

— Чего? — повторяю свой глупый вопрос.

Он смотрит на меня сочувственно и вздыхает.

— Может, я помогу тебе ванну принять, чтобы немного прояснилось в голове?

От тех картинок, что тут же рождает моя фантазия, я невольно краснею.

— Я, по-твоему, плохо соображаю, что ли?

— Тогда, может, кофе?

— А сделай, — по-барски разрешаю я. В конце концов, должен же быть хоть какой-то профит от него.

Следующие пятнадцать минут уходят на то, чтобы Матвей приготовил мне в турке кофе. Молча принимаю от него кружку с ароматным напитком и невольно вдыхаю. Да, я кофеман. И с этим уже ничего не поделаешь. Волошин не торопит меня, просто сидит рядом и смотрит. И от этого становится не по себе. Но не так, как с Андреем. А как-то иначе.

— Я слушаю, — наконец говорю, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.

— Я не провожу полноценный аудит филиала.

— Почему?

— Потому что его проводит другой человек.

— А зачем такие сложности? — хмурюсь я. Какая странная логика у босса-то.

— Скажем так, в вашем филиале завелся нечистый на руку работник. Поэтому схема проверки не совсем традиционная.

Глава 23

Матвей тщательно подбирает слова, пытаясь сказать много, при этом не сказав ничего.