Босс навсегда
Шрифт:
Он сжимает мою грудь, и я кричу от сладкой боли, наполняющей тело восторгом. Роман сдавливает губами твёрдые горошины моих сосков, я вскрикиваю и от них бегут импульсы, пронизывающие меня до самых глубин.
Я теряюсь и ничего уже не понимаю, погружаясь в круговорот сладких щемящих переживаний. Он целует меня в губы, и я чувствую его терпкий вкус. Сегодня он, как выдержанное вино, вишнёвый, с нотами засахаренных фруктов и неведомых мне цветов.
Что я для него? Что я для него? Я не верю, что вот так можно обходиться с нелюбимой, с чужой, с продажной… Значит, он меня любит.
Его язык оказывается в моём рту, занимая всё место. Он на миг отрывается от меня, а потом целует снова. Этот поцелуй длится долго. Он не желает отрываться, а я едва не лишаюсь чувств.
Мои нервы обнажены и каждое прикосновение отзывается стонущим спазмом под сердцем и вспышками огня внизу живота.
Он покрывает поцелуями моё тело, нежно ласкает шею, плечи и грудь, и не останавливается ни на секунду. Бедный мой, а кто позаботится о тебе… Я так люблю тебя… Хочешь, я сделаю тебе очень приятно?
Я обнимаю его, прижимая к себе изо всех сил и тоже начинаю целовать его тело, его сильные плечи и мощную шею, я облизываю его соски и глажу, лаская, крепкую твёрдую грудь, кубики пресса, спускаюсь ниже, касаясь жёстких кудряшек и, словно ожёгшись, одёргиваю руку.
Но через мгновенье моя рука снова скользит туда. Роман вздрагивает от прикосновения и стонет. Это я заставляю его стонать. Я прикасаюсь к его члену. Он раскалён и огромен. Я нежно провожу по нему кончиками пальцев и сжимаю в руке. Он снова стонет, и мне кажется, что он полностью в моей власти. Я улыбаюсь.
Он снова жадно целует меня и я выпускаю его из рук. Его поцелуи спускаются ниже – к животу и бёдрам, и обжигают в местах, где оказываются его губы. Он чуть нажимает на колени и разводит их в стороны, приникая к самому горячему, истекающему разогретым мёдом месту. Ох…
Его язык проникает в меня, раздвигая складки плоти и касается самой нежной точки. Он обжигает её и я содрогаюсь от пронзившей меня сладости, и от мучительного восторга. Это и, прекрасно и стыдно, и никогда ещё со мной не случалось.
Он доводит меня до исступления, и я уже не выдерживаю этого наслаждения, пытаюсь выскользнуть из его крепких рук, но он не выпускает и продолжает ласкать меня кончиком языка, лизать, мучить и терзать, пока я не задыхаюсь, выгибаясь дугой и не ловлю волну оргазма.
Тогда он встаёт на колени, спустившись с дивана и притягивает меня к себе, широко раздвигая мои ноги. Он медленно входит в меня, и я захлёбываюсь стоном, ощутив, какой он огромный. – Что ты делаешь…
– Даша, – шепчет он, – Дашенька.
Толчок следует за толчком в нарастающем ритме. И когда у меня уже не остаётся сил терпеть сладость этой муки, он переворачивает меня и начинает трахать сзади, заставляя по-звериному рычать.
В моём мозгу всё искажается, и я оказываюсь на грани помешательства, когда меня накрывает новая волна оргазма. Я испытываю исступлённое наслаждение, вдыхаю тонкий, почти выветрившийся аромат горького миндаля, ловлю наши собственные запахи, смешавшиеся в возбуждающий букет и блаженно закрываю глаза.
Потом мы долго лежим, глядя друг на друга, поглаживая,
легко обнимая и нежно целуя друг друга.– Знаешь, – говорит тихонько Роман, водя кончиками пальцев по моим плечам, груди и животу – ты всё неправильно поняла.
Догадывается, что сейчас я не в состоянии спорить… Я улыбаюсь.
– Всё совсем не так. Мне не нужен секс, за который надо платить. И я знаю, чем ты отличаешься от остальных.
Чем? Говори, чем?
– И я понимаю, скажи я, что теперь ты будешь жить со мной, ты откажешься. Ты недостаточно хорошо меня знаешь, ещё мало времени прошло и другие какие-нибудь веские причины. Что-нибудь да найдётся. Ладно. Я готов это принять.
Я закрываю глаза. Вот оно как на самом-то деле…
– Поживём пока раздельно, – продолжает он. – Я постоянно приезжаю сюда, ты теперь станешь часто летать в Москву. Будем регулярно видеться. Пару тройку месяцев в таком режиме проведём, а потом завод ваш продадим и переедешь в Москву. Можешь дома сидеть и не работать, но ты не захочешь, знаю. Работу я тебе найду, не переживай. Будешь работать не под моим началом, самостоятельно, на свободе. Хотя ещё подумаю об этом.
И как я должна была понять его намерения? Не важно пока, согласна я с этим или нет. Просто, как я должна была догадаться, что у него в голове?
– Бабушка сейчас здесь у вас в санатории побудет, он нормальный, я узнавал. Можешь, кстати, кого-нибудь из знакомых с ней туда отправить, я вопрос решил. А потом перевезём её в Москву. Там есть несколько подходящих пансионатов, выберешь какой понравится. В общем, вот такие планы.
Я набираю воздух, чтобы ответить, но он тут же продолжает:
– Да, про завод ещё. Кроме тебя, кандидатуры подходящей не вижу. Ты и так, считай, была теневым директором при Большакове вашем, вот и продолжай, действуй. Тебе и карты в руки. А на слухи внимания не обращай. Где бы я был, если бы такой дрянью голову забивал. А когда завод продадим, поедем на море и отдохнём тогда не наездом, а прямо по полной программе. А теперь пора вставать.
Он смотрит на часы.
– Да, хотел бы с тобой поваляться, да ещё повторить пару раз все эти дела, но надо и поработать немного, да?
Я так понимаю, можно и не отвечать, всё уже решено. Он целует меня в ложбинку у основания шеи и поднимается.
– Я быстренько в душ, ладно?
– Чистое полотенце в шкафу, – машинально отвечаю я, оставаясь лежать.
Вот и поговорили. Грандиозные планы и это, наверное, что-то вроде объяснения в любви, хотя больше походит на техническое задание. Ладно, поживём увидим, как бабушка говорила.
Я иду в прихожую и звоню в больницу, номер помню уже наизусть. С бабушкой всё в порядке. Слава Богу.
Когда мы появляемся на заводе, рабочий день уже подходит к концу.
– Блин, я запарился тут уже ждать – недовольно сообщает Вадечка, когда мы входим в приёмную.
Рыков чуть кивает вскочившей со своего места Кристине и делает знак Вадиму зайти. Они идут в кабинет, а я чуть задерживаюсь, чтобы узнать есть ли какие-то срочные проблемы. Кажется, сегодня всё более-менее спокойно.