Боссу не откажешь: маленькое счастье в нагрузку

— Пошли играть в карты, — быстро переиграла ситуацию мелкая в своей легкомысленной манере переключаться с одного на другое, решительно ухватила меня за руку и потянула прочь из коридора с кабинетами врачей.

— Уверена? — скептически уточнила я, следуя за Леркой. — А то ведь проиграешь и опять будешь отнекиваться от выполнения желания.

— Не буду, конечно же! Я взрослая! — кивнула с важным видом мелкая. — И перед Людмилой Викторовной, конечно же, извинилась! — значимо похвасталась, словно это было такое достижение, что за него медаль причиталась, и Лерка её вот-вот была должна получить. Ну и почёт, признание в нагрузку.

— И что, думаешь, она тебя простила? — это я так спросила, чтобы молчание нарушить.

— Конечно же, — была уверена на все сто девчонка. — А если нет, — добавила с обезоруживающей улыбкой, — папа её всё равно уже уволил.

Мда… Хорошая девочка, но ей бы привить самые простые человеческие качества: допустимо\недопустимо, хорошо\плохо, необходимость\прихоть. Но делать это, увы, некому.

Мамка куда-то слилась. Полагаю, баба с воза, кобыле легче, да только не кобыле, а коню. И ретивый красавец весь в работе, а на досуге покупает себе любовниц, вместо милых посиделок с ребёнком. Дочка развлекается манипулированием взрослыми, играет чужими судьбами и преспокойненько сживает со свету нянь.

Хороша семейка Кирсановых…

Конечно, не мне судить, но раз уж я ненароком оказалась втянутой в их жизнь, то и оцениваю ситуацию со своей колокольни.

— Бедный мамонтёнок, — скорее себе буркнула, чем для ушей мелкой. — Нужно учить тебя человечности и ответственности.

— А ты научишь? — ничуть не обиделась Лерка и посмотрела на меня таким честными глазами, что я засомневалась, что на свете вообще есть хоть один вменяемый, кто бы смог устоять против такого непосредственного напора и искренности.

— ЧелоКочности, отвеЧенности, — с совершенно серьёзным видом загибала пальчики мелкая, но при этом неосознанно коверкала слова, будто речь шла о каких-то детских играх. — И в классики играть. Там чертить нужно… — тараторила, уже прыгая с темы на тему и не замечая, как с тихой беседы, перешла на громкость. Я мягко шикнула, напоминая, где мы находимся и клятвенно пообещала: и челоКочности обучить и классикам, а потом мы наткнулись на непредвиденную преграду. Чуть ли не на полуслове нас прервала медсестра детского отделения Антонина Васильевна.

— Это что такое? — возмущённо перевела взгляд с меня на дочку Кирсанова и обратно. — Опять не в палатах?

— Простите, мы с Валерией обсуждаем её вчерашний приступ человечности, — сообщила я доверительно.

Антонина сморгнула недоумённо.

— Она из уважения попросила прощение у человека гораздо старше себя, не смотря на то что продолжала настаивать на своей невиновности, — важно добавила я, чтобы и медсестра перестала таращится, и Лерчик призадумалась. Может быть мудрёно получилось, но мелкая сразу среагировала:

— А-а-а, — привлекая внимание, воодушевлённо протянула, дёрнув меня за руку, — так это и была челоКочность?

— Че-ло-ВЕЧ-но-сть, ува-жи-те-льно-сть, — вкрадчиво и по слогам подтвердила я с кивком, прикидывая, смешно ли мы выглядим со стороны.

Но мои умилительные мысли не разделяла медсестра:

— Это всё замечательно, но вы сейчас нарушаете больничный режим. Тихий час! — строго, точно воспиталка в садике. Для полноценного образа не хватило грозного качания пальчиком. Даже мне стыдно стало, что мы такие непослушные и злостные нарушители сончаса.

— А мы уже спать, конечно же… — первой отмерла Лерка, потянув меня за руку, в сторону своего отделения.

— Лер, — я всё же была сильнее, поэтому мамонтёнок остановился, не в силах сдвинуть меня с места, — Антонина Васильевна права. Есть режим и мы его обязаны соблюдать. Так поступают взрослые, ответственные люди, — разжевала мысль, без улыбки глядя на мелкую, чтобы она поняла всю серьёзность момента. — Поэтому я к себе, а ты к себе.

— Почему? — личико Лерчика стало таким разнесчастным, что слова застревали в горле:

— Мне… у тебя спать… нельзя, — прозвучало невнятно, хоть и было правдивым аргументом. Просто, даже мне в контексте “для ушей мелкой” он показался нелепым и слишком “мыльным”. Ткни в него — лопнет.

— Как нельзя? Можно, конечно же! — упиралась Лерка, а на глазах слёзы блеснули. — Другие дети с мамами лежат! А я одна…

У меня дыхание перехватило и сердце предательски ёкнуло. От жалости к мелкой и осознания, что я не смела потакать её играм. Понимала ведь, что они могли зайти за грань…

— Лерочка, — медсестра с глупой улыбкой села перед Лерой на корточки. Мелкая тотчас спряталась за меня и для пущей категоричности вцепилась руками, точно в столб, страшась, что её немедля станут от него отдирать. — Лер, — ещё более сладко в улыбке растянула губы Антонина, — у тёти Кристины своя палата есть, — идиотский тон, словно Лерка не ребёнок, а тугодум. — Режим и для тёти тоже существует! — рьяный кивок. — Она поспит, — ещё один, — и ты поспишь… Сон — полезно…

Даже у меня отвращение к её голосу закипало, и тем паче к мерзкой манере сюсюкать, когда стоило бы просто объяснить. Лерка разумная девочка — с ней всего лишь нужно говорить!

— И вы обе выздоровеете! — продолжала лыбиться Антонина, но я не верила в её мягкость и добродушность. Как-то по жизни случалось: чем слаще стелили, тем больнее били. А вот когда прямо да в глаза… воспринималось хоть и нелегко, зато без последствий для психики.

— И вы с ней уже здоровенькие и полные сил погуляете, да? — вывела не менее глупое умозаключение медсестра. Аж захотелось, шарахнув по её башке, короновать парой шишек на лоб.

Тоже мне мисс очевидность!

Дочка Кирсанова, как я поняла, была со мной согласна — ухватилась за мою ногу еще сильнее, будто желала стать второй кожей. Зато до меня дошло, почему Лерка ко мне так тянулась — с ней видимо все подряд сюсюкали, а она этого не воспринимала.

— Ну же, не будь маленькой и капризной, — медсестра решила поиграть на взрослости мелкой, но трюк не удался. Обе уставились на меня. Антонина искала поддержки у “тёти Кристины”, а Лерка у Кристины-мамы-дочки защиты.

Я молчала, как рыба. Правда не знала, что делать.

— Нет! — решительно отрезала дочка Кирсанова. — У Кристины в палате бабушка храпит, и она уже давно не высыпается. Если ей нужно спать, чтобы выздороветь — пусть у меня спит, конечно же! — рассудила с такой изящной логикой, что не подкопаться. — У меня две кровати! — припечатала весомо, да только я была за правила: