Бой на Калиновом мосту

Он испугался, оробел.

— Ох, куда я попал? Ну, бабушка, напой да и накорми, тогда меня и победишь, али мне дорогу укажи.

Она напоила, накормила, ночевать пустила; наутро встали, также напоила, накормила, дала ему дорогу:

— Куда вот золотой клубочек катится, туда и ты иди.

Как только за порог запнулся, клубочек перед ним и покатился золотой.

— Я, — говорит, — младшая сестра, скажи от меня старшей сестре поклон, она тебе укажет дорогу.

Докатился клубочек до старшей сестры. Колонулся этот клубочек о порог — ничего не стало. Заходит опять в избушку.

— Избушка, избушка, к лесу задом, ко мне передом!

Избушка повернулась, как на курьих ножках. Заходит в избушку. Старушка лежит два раз матерее той. Голова на лавке, ноги в трубе.

— Здравствуй, бабушка!

— Ох ты какой явился!

— Да я от твоей меньшей сестры. Ночевал. Теперь к тебе: на ночь. Она показала дорогу. Золотой клубок, катился передо мной, и я пришел к тебе. Покажи мне дорогу.

— Ну, ладно, ведь я тебя съем.

— Ну, как ты меня съешь? Ты напой и накорми, потом я расскажу, куда я иду.

Она напоила, накормила, теплу фатеру дала тут же. Ну, брат! Наутро встали. Напоила, накормила, дала железну тросточку:

— Пока тросточка подпирается — то с ней иди, как в землю упрется — так тебе не вырвать.

Вдруг эта тросточка воткнулася в землю край моря в кустиках. И повырывал тросточку Иван Васильевич и не мог её вырвать. Поглядел на вышнюю высоту и летит на море двенадцать лебедей, и все лебедь к лебеде. И смотрит Иван Васильевич из-за кустика что это за лебеди. Одиннадцать лебедей кладут платье вместе, а двенадцатый кладет врозь. Эти лебеди долетели до моря, колонулися о землю и стало двенадцать девиц: одиннадцать вместе, а двенадцатая врозь. Он стал по-за кустикам пробираться, да по Колен ноги посмотреть (до пупа). Все одиннадцать лебедей выкупались стряхнулись и полетели, а двенадцатая потеряла платье, а Иван Васильевич украл.

— Кто, — говорит, — мое платье украл? — говорит девица. Если из сильно старых, то пускай мой прадедушке, а если из средних, то — дедушка, а если ещё из средних, то пускай — отец родной. Буду почитать его вечно душой праведной. А из молодых — пускай мой муж Буду служить ему всей душой праведной!

А он вышел из-за кустика, выносит ей платье:

— Здравствуй, моя девица, я твой муж молодой. Ну, будь моя супруга всевечная и праведная.

— Куда же был ты послан?

— Я послан к вашему хозяину, у которого вы проживаете.

А она ему говорит на ответ:

— Что я тебе скажу, то ты и делай! Какими же вы манерами попали сада, Иван Царевич?

— А вот такими манерами… [идет пересказ предыдущего].

— Ну, вот я тебя и научу. Поезжай к моему хозяину. У моего хозяина есть тридцать восемь голов, а всех надо сорок-голов повесить, — два кола порожни. И нам, по всему быть, да же тут ли есть вдвоем?

Она прилетела прежде его, и потом он явился.

— Здравствуй, Иван Царевич!

— А, вот я к тебе пришел.

— Вижу, вижу.

— Давай мне работу.

— Какая тебе работа? Слуги, давайте стулья, столы, самовар, обед!

— А мы сюда пришли не сидеть, не чаи пить, не обедать, а пришли работать.

— Ну, ладно. Вот, я тебе даю работу, сделать столб от земли до небеси, чтобы мог работать кот, вверх идти — двенадцать сказок сказывать, а вниз идти — двенадцать песен петь хорошо.

Он забрался в свою комнату, запечалился и повесил свою головушку ниже могучих плеч. Открывает свое окно, и поцепалось [в] окошечко ^[56].

Посмотрел на это окошечко, вдруг моя Марья Царевна тут.

— Что тебе, Иван Царевич, надо?

— Да вот надо одной ночи сделать столб, чтоб туда кот шел — сказки сказывал, а оттуда двенадцать песен пел.

— Это будет все, Иван Васильевич, направлено! Напейся квасу, молися спасу. Утро вечера мудренее, кобыла мерина удалее: возку возит и жеребят носит.

И взяла булавку, в голову воткнула, и спит [он] богатырским сном.

— Ну, — говорит, — хорошо!

Евонная жена это все к утру дело исправила. Дала ж ему кота в руки. Кот пополз вверх по этому столбу — двенадцать сказок сказывает, а сверху спускается — двенадцать песен поет. Удивляется ихний хозяин, что Иван Васильевич хитер, а не он хитер. Это, наутро встает начальник, самой атаман. Приходит ко столбу, видит, что кот ползет кверху и сказывает двенадцать сказок, а оттуда идет — двенадцать песен поет. Потом, погодя маленько, начальник и призывает Ивана Васильевича к себе в комнату.

— О, слуги мои, давайте сюда стулья!

Набирает на столы самовары, приборы и обеды.

— А мы сюда пришли не сидеть, не чай пить. Давай нам работы, не хочу чай пить, не хочу обедать, хочу работы дать.

— Вот тебе работа! берм мыло в свои, руки, умойся белее, будешь девушкам милее. Сделаю из двенадцати лебедей двенадцать девиц. Выбери, которая девица твоя Марья Царевна. А не выберешь — голову на плаху.

Иван Васильевич умылся бело, вышел в коридор и с ним двенадцать девиц. У этих всех девиц одинаковы платья, одинаковы и платки на головах

— Ну вот, выбери Марью Царевну. Не выберешь — голову срублю, а нет — обвенчаю.

Приходит во свою комнату. Повесил свою головушку ниже могучих плеч. Да и думает, как делу быть. Вдруг нигде взялась Марья Царевна, у окна цепается. Отворяет это окно, впускает свою Марью Царевну. Марья Царевна говорит:

— Что, — говорит, — тужишь, Иван Васильевич?

— Да как мне не тужить. Ты гляди, какая мне служба-то дана! Надо из двенадцати девиц выбрать, которая ты, Марья Царевна.

— А, вот, когда нас он в коридор выведет, ты и смотри на меня. У нас будут платья одинаковы, и волосы, и лица, вот изволь узнать меня. А в отличие, скажу тебе, Иван Васильевич: насыплю сахарку кусочек на правой брови, и придет муха, и сахар будет с меня сосать.

— А если, быть может, другая так захочет устроить окроме тебя?

Она отвечает, что «доуменья не хватит окроме меня».

Вызвал ихний хозяин, нечистая сила, в коридор всех двенадцать девиц.

— Первый раз узнал? — спрашивает у Ивана Васильевича.

— Второй раз узнал?

— Нет.

А он с места на место бутит ^[57] их — чтобы их не признать.

— Также в третий раз: узнал — так узнал, а нет — голова на плаху.

В третий раз она ему сказала:

— На меня смотри. Как муха села на правой брови, так эта самая я и есть.

Ну, он все-таки последний раз узнал, догадался.

— Вот, — говорит, — котора.

Потом вторительный раз призывает к себе слуг.

Стулья набирает, на столы приборы, самовары.

— Мы сюда пришли не сидеть, не чай пить, не обедать, а дело делать.

— Какую тебе дать службу? Вот, против моего окна до этого столба выкопать канаву одной ночи, сделать пароход и напустить в канаву воды, опустить пароход к моему парадному крыльцу, со всеми парами и силами направить, проехавши, к тому столбу.