Бой на Калиновом мосту

Наутро встает хозяйка, будит своего мужа:

— Встань, Иван Васильевич! Вот тебе служба есть. Бери молоток и потом колоти по готовым шляпкам, как будто ты пароход делаешь.

Сейчас малец приходит, дает ему молоток в руки.

— Иди скорее на пароход, пока наш атаман не встал. И выйдет наш хозяин благодарить тебя за труды, что будто как ты сработал одной ночью. Затем сядет на пароход прокатиться др столба, поинтересуется твоим пароходом.

— Фу, какой он хитер, — говорит их хозяин, сам сатана; — Устроил одной ночи пароход, и воду напустил. Хорошо!

Вышел на пароход, сел и поехал.

— Ну вот, теперь можете нас обвенчать или нет?

— А тебе надо службу дать. Вот теперь я из девиц обращу двенадцать лебедей, и выбрать из них, которая Марья Царевна. Выберешь, — обвенчать, а нет — голова на плаху. Есть сорок колышков. На двух колышках нет головушек — быть по всему, что вам быть тут.

Обратил двенадцать лебедей. И стучит Марья Царевна у окна. Пропустил Иван Васильевич в комнату во свою, повесил свою головушку ниже могучих плеч.

— Что мне теперь делать? Я теперь сбился в делах своих. Как теперь мне тебя признать между вашими лебедями?

Она и сказала ему на ответ:

— У правого крылышка есть крылышко ^[58] подольше — замечай меня.

Сейчас в коридор. В коридорах представил своих лебедей двенадцать. Сам сатана сел во стул, сидит во стуле и смотрит на всех лебедей.

— По первый раз сознал ли свою Марью Царевну?

— Никак нет!

Второй раз тоже:

— Никак нет.

Перегонял с места на место.

— В третий раз, последний раз если не узнал — голова на отруб!

В третий раз пошел, признал правое крылышко подольше. Взял её в руки.

— Вот, моя драгоценная судьба — Марья Царевна!

— Узнал! Молодчина в этот раз!

— Та что можете теперь обвенчать или нет?

— Нет, не могу!

— Почему ты не можешь?

— Иди в комнату на старожу ^[59] — где раньше был.

Приходит в стару комнату, сел во стул, повесил голову пониже могучих плеч да и думает, как делу быть. Сатана ему сказал:

— Вот, я выведу двенадцать жеребенков — все бурые, белогривые. Из двенадцати Жеребенков выбрать. Узды все новые, все одинаково. Вот и выбрать, котора Марья Царевна? — И все двенадцать жеребенков вывел на белый двор.

— Ну ладно, так вот, — говорит, — коли узнаешь — обвенчаю, а нет — голова на плаху!

Сейчас вывел её на двор. Сейчас Марья Царевна поцепалась у окна в его же комнату Ивана Васильевича

— Здорово! Что ты как запечалился? Напейся квасу, молись богу спасу. Утро вечера мудренее… Вот ты смотри правый хвостик: одна волосинка будет подлиннее и покривее.

Он и смотрит, строго смотрит. Усмотрел и узнал в первый раз, также во второй. Перегонял [жеребят атаман] с места на место. Потом [узнал] также в третий.

— Сознал! Действительно, она, Марья Царевна!

И выбрал жеребенка и вывел с белого двора. Не мог сам сатана дознаться, кто хитер.

— Иди во свою комнату. Венчать поманю!

Призывает [Ивана Васильевича] к себе в комнату.

— Слуги мои, верны мои! Стулья, столы, приборы сбирать, самовары наливать!

Иван Васильевич говорит:

— Зачем нам обеды?! Мы пришли дело делать.

Сатана говорит:

— Дать последнюю службу.

— Какую?

— Вот, против моего окна вырубить дачу. Который лес хороший, толстый — окатать^[60] в костры, поплоше — сжечь на огне, пенья выкорчить, поснять пшеницы одной ночи: вспахать заборонить, сжать, намолоть и рыбник испекчи, и к девятым утрам к чаю принести пирог с рыбой. Эх как, брат, как он хитер! Не он хитер, а Марья Царевна хитрее его! Повесил головушку пониже могучих плеч. И потом Марья Царевна цепается у окна:

— Ух, Иван Васильевич, что ты голову повесил?

— Да как не весить! Вот одну ночь надо вырубить дачу.

— Напейся квасу, молись спасу. Утро вечера мудренее, кобыла мерина удалее: возку возит и жеребят носит.

Что сделать? Спит он богатырским сном. Сейчас наутро встает, завертывает пирожок с рыбой в белый платочек.

— Ну, иди к нашему хозяину, что он тебе скажет на ответ.

Наш хозяин взял этот пирог, поглядел, с чаем закусил. Осмотрел глазами — все срублено, изжено ^[61] и вспахано, посеяно и жнитна ^[62] видать. (Она так сообразила!) Кто что делает. А пшеницу готово принесли — муки-то. Пирог съел, похвалил.

— Вот, сегодняшний день будем венчать вас.

Взял их, обвенчал.

— Идите вы, молодые, на свою комнату, где Иван Васильевич был раньше.

Марья Царевна пришла к Ивану Васильевичу в комнату, легла с ним вместе на кровать. Наутро встала, плюнула слюнку — Слюнка слюнка, отвечай за меня и за Ивана Васильевича. Что спросят, то и отвечай.

Ночью они не переночевали — ночью сдобились ^[63] и ушли. Взяли в окно и улетели. Приходят там разные девицы самого их хозяина — атамана:

— Вставай, иван Васильевич! Хозяин зовет!

А слюнка отвечает у кровати:

— Вот сейчас встаем.

А потом:

— Умываемся!.. А вот и оболокаемся!.. А вот и исправляемся!

Спогодя маленько, сейчас опять посылает слугу.

— Скоро ли они там?

— Да вот сейчас встаем.

А потом:

— Умываемся!.. А вот и оболокаемся!.. А вот и исправляемся!

Приходит сам атаман, толкает ихние двери. Вытолкнул их двери, у кровати увидел, что отвечает слюнка, а их след простыл. Посылает своих девиц достигать их. Что ни увидите, все берите с собой.

Ну, Марья Царевна говорит Ивану Васильевичу: Припади к земле.

Иван Царевич припал:

— Шум в земле. Не то погода или погоня.

— Это не погода, за нами погоня. Я обвернусь часовенкой, а ты старцем. Читай книгу!

Спросили [девицы]:

— Много ли лет здесь спасаешься?

А спасаюсь тридцать пять лет.

— А кто этта не прохаживал ли?

— И зверь не прорыскивал, и птица не пролетывала, и часовенка мохом обросла.

Он открыл книжку, читает. Сказали все одиннадцать сестер: