Бой на вылет

— Хорошо, — говорю я. — Но где гарантии, что это снова не повторится, и ни взрослые, ни дети больше не исчезнут? И что нам делать с этим вашим чертовым Яйцом? Уничтожить?

— Гарантия состоит в том, что у нас элементарно не хватит энергии на еще один такой глобальный эксперимент.

— Энергию можно накопить.

— Да, но на это нужно очень много времени. Даже нам. Возможно, сотни лет в вашем исчислении. И вообще… не так это просто, как на первый взгляд кажется. А уничтожить Яйцо вы все равно не сможете, так что пусть это вас не беспокоит.

Я хочу задать следующий вопрос, но тут часы начинают бить. Три гулких удара следуют один за другим, и тягучий их звук долго гаснет в окружающей ночи.

— Скоро рассвет, — замечает Маша.

— Ну, не так уж и скоро, — говорю я. — Ладно. Как до этих часов добраться-то?

— Думаю, по лестнице, — отвечает она. — Там, внутри, наверняка должна быть лестница. Но я с вами пойти не могу.

— Почему?

— Не могу. Просто не могу — и все. Примите это как неоспоримый факт.

— А как мы войдем внутрь?

— Двери должны быть открыты. А дальше — по обстоятельствам. Поймите, я ни разу там не была и совершенно не представляю, с чем вам придется столкнуться.

Лестница кажется бесконечной, и теперь я понимаю, что имела в виду Маша, когда говорила, что рассвет близок. Но пока еще, все-таки, ночь. Фонарик не нужен — каждый пролет освещается укрепленным в стене факелом, но мне уже надоело удивляться шуточкам нашего (моего) подсознания.

Я поднимаюсь первым, за мной — Ирина, замыкает шествие Петрович. Он громко часто дышит, и нам с Ириной приходится замедлять шаг. Однако отдыхать некогда, да и цель близка — вот он, последний лестничный пролет, за которым — дверь.

Только бы она оказалась не заперта… Но с какой стати? Вошли-то мы сюда свободно. И не встретили на всем пути ни единой живой искусственной души. Искусственная душа. Смешно звучит. Интересно, у созданных искусственно разумных существ есть душа?

Времени додумать эту мысль у меня не остается — лестница заканчивается.

Так. Все-таки заперта.

Отхожу краю площадки, разбегаюсь и бью плечом. Слышен треск, дверь поддается, но не открывается. Бью ногой. Есть, открылась. Темень и пыль. И звук. Равномерное постукивание и пощелкивание работающего механизма.

Фонарь у меня на поясе, но я почему-то снимаю со стены факел и шагаю за порог.

— Да уж, — говорит за моим плечом Ирина. — И как это остановить? Тут часовщик нужен.

— Или заряд взрывчатки, — бормочу я.

Вот уж не думал, что гигантский механизм башенных часов может внушить такое уважение. Совершенно не понятно, как он работает.

— Ничего сложного, — подает голос Петрович. Он все еще тяжело дышит и держит в руках еще один факел, который, вероятно, снял со стены пролетом ниже. — Нужно сунуть что-нибудь прочное между вон теми двумя шестернями — и все. Часы остановятся.

— Лом? — спрашиваю.

— Сойдет и факел, думаю. У него железная рукоять, если вы заметили.

И в самом деле.

— Тогда, — говорю, — не будем терять времени.

— Подождите, — останавливает меня Петрович. — Это должен сделать я. А вам нужно спуститься вниз. Как можно скорее.

— Ничего не понимаю, — признается Ирина. — Почему?

— Потому что велика вероятность того, что после остановки часов мы окажемся в нашем мире ровно на той же высоте над землей, на какой находимся сейчас, — спокойно объясняет он. — Я понял это минут десять назад.

Я прикидываю высоту башни, и мне становится не по себе.

— А может быть, и не окажемся, — говорит Ирина. — Мы же не под землей очутились, когда попали сюда из котлована.

— Вы готовы рискнуть? — спрашивает Петрович.

— Жребий, — говорю я, подумав ровно секунду. — Тянем оба.

— Еще чего! — возмущается Ирина. — Даже и не думайте. Тянем все трое.

— Нет, — качает головой Петрович, неторопливо лезет за пазуху и достает оттуда предмет, в котором я не сразу, но все же опознаю древний револьвер.

— Семейная реликвия, — объясняет Петрович. — Не пропил. Как чувствовал, что пригодится. Учтите, он исправен и заряжен. Не вынуждайте меня нажимать на спусковой крючок.

— Что ж ты его не вытащил, когда мы с этими дрались… там…за городом? — спрашиваю, пытаясь найти выход из ситуации.

— Забыл, — говорит Петрович. — Вы… это. Бегите вниз. Спорить бесполезно, я уже все решил. Ну?

Он поднимает револьвер и взводит курок.

Уже светает, когда мы добираемся до гостиницы. Только покинув кабину флаера, я понимаю, как сильно устал — ноги подкашиваются, мутится в голове. Ирину тоже не переполняет энергия — она чуть не виснет на моей руке, и со стороны мы, вероятно, напоминаем влюбленную парочку, которая возвращается в гостиничный номер после бурно проведенной ночи в злачных заведениях города. Что ж, как минимум первая часть данного наблюдения была бы верна — ночка и в самом деле выдалась бурной. Впрочем, наблюдать за нами в столь ранний час некому — улицы все еще пусты.

Ночной портье провожает нас безразличным взглядом, мы поднимаемся к себе на этаж и расходимся по номерам. Чувствую я себя совершенно опустошенным, как душевно, так и физически, нет сил даже на душ, поэтому, кое как раздевшись, ныряю под одеяло и расстаюсь с окружающей действительностью на ближайшие четыре часа.

Без четверти десять мы с Ириной подходим к площади перед Домом Правительства, вступаем на окаймляющую ее аллею и движемся вдоль скамеек с эргономично изогнутыми спинками. Здесь уже с утра расположились молодые мамаши, бабушки и няни. Их чада мирно спят или бойко агукают в разнообразных колясках, и мы с искренней радостью наблюдаем эту мирную и чертовски приятную картину.

— Получилось, — улыбается мой стажер.

— Да, — соглашаюсь, — неплохо сработано. Теперь можно и улетать. Хоть я и не выспался.

Секретарша Джейн встречает нас с искренней улыбкой.

— Скажите, Джейн, спрашиваю, — вы ничего странного возле Дома Правительства с утра не заметили?

— Нет. А что?

— Какое-то необыкновенное скопление молодых мам на аллее, — говорю. — С колясками.

— А, это! — смеется она. — Вы просто не местный. Ничего странного. Они всегда здесь прогуливают своих маленьких. Традиционно. Здесь, и еще в лесопарке. Сразу у входа, знаете?

— Да, — говорю, — знаю. — Мы были там вчера вечером. Тоже прогуливались. И вообще, Первоград — замечательный город. Кстати, Джейн, что это за Черное Яйцо тут у вас откопали загадочное?

— Никто не поймет, что это такое, — говорит Джейн. — Наши ученые изучали-изучали, да так ничего и не поняли. Все решали, то ли его обратно закопать, то ли так в котловане и оставить.

— Без присмотра?

— А зачем присматривать за тем, что нельзя ни разбить, ни украсть? — резонно замечает она. — Вам уже рассказывали, что гравигенератор на него не действует? И не только гравигенератор.