Бой после победы

Николай подтвердил:

— На ней, дед! Закрывай контору, или ты несогласный?

— Согласный! Да погоди ты. Вопрос у меня. А что они именно к нашей медичке наведались? Знали ее, что ли?

— Знали! И давно преследовали! Сегодня попались!

— Ты, что ль, Коля, оприходовал их?

— Нет, Митяй, Дятел!

— Ты! Митяй на таких не пойдет. Стукач от бандитов ломанется, бросив все! Потому как породы он дефективной. На деревне только ты с Тихонком еще и можете за порядок постоять.

Горшков не выдержал:

— Так ты идешь, дед Потап? Или и дальше не по делу говорить будешь?

— Идем.

— Контору закрой!

— Хрен с ней. Так постоит. Из нее и выносить нечего, а твой бункер закрыт, не взломаешь.

Сторож, притворив дверь, спустился по ступенькам. Из-за церкви показался Тихонок. Он шел, освещая себе дорогу мощным фонарем, свет от которого падал и на лицо Рудина. Подошел к компании. Поздоровался и спросил:

— Что за событие собрало здесь сию компанию и что это за черный, с просевшей задницей тарантас возле медпункта стоит?

Николай объяснил обстановку. Тихон выслушал, взглянул на друга:

— Надеюсь, Коля, ты хорошо ввалил отморозкам?

— С них хватит!

— А то я добавлю с преогромным удовольствием.

— Нет! С ними работает сотрудник РОВД, ваша, — Николай посмотрел на Тихона и деда Потапа, — задача быть понятыми при обыске задержанных и их машины.

Тихон проговорил:

— Ясно! Так чего стоим? Пойдем работать?

Компания направилась к медпункту.

Головко закончил писать протокол. Горшков спросил у него:

— В отказ прут козлы недоделанные?

— Угадал. Твердят, что у одного, как его, Ильи Левитина, или Левы, голова разболелась. Вот и заехали в медпункт.

Николай усмехнулся:

— Аптеку нашли в деревне. А когда увидели, что медпункт закрыт, взломали дверь. Сильно, наверное, голова у этого Левы болела.

Головко сложил бумаги:

— Да все их показания чушь. Они пьяные, за метр спиртным разит.

— Тем хуже для них! Давай-ка посмотрим, что у ребятишек в кармане. Понятые, пройдите к столу. Тихон, начинай съемку!

Горшков вытащил из угла Лысого. Не развязывая рук, обыскал. На стол легли часы, складной нож, деньги разными купюрами, кастет и спичечная коробка. Кастет и коробку Горшков отодвинул в сторону:

— Итак, понятые, видите, что при задержанном, как, Степан, его фамилия?

Старшина ответил:

— Андрей Пригодин.

Николай продолжил:

— При Андрее Пригодине обнаружено холодное оружие — свинцовый кастет. А также сейчас мы посмотрим, что в спичечном коробке. — Горшков открыл коробок, воскликнул: — О, а в коробке, что лежал в кармане Пригодина, сероватый порошок, внешне напоминающий героин. Отлично. С этим все. Осмотрим второго.

Горшков толкнул Пригодина, и тот полетел в угол, ударившись о стену, воскликнул:

— Ты полегче, мусор! Тебе никто не давал права издеваться над людьми!

Николай нагнулся к нему:

— Это ты-то человек? Ты — мразь, понял? А мразь я всегда давил. Тебе еще повезло, но прими совет, заткнись и не зли меня.

Он взял за грудки Левитина, рывком поднял на ноги. Обыскал и его. У Левы, кроме часов и денег, ничего компрометирующего не обнаружил.

Головко составил второй протокол, понятые его подписали. Николай предложил осмотреть машину.

Пока осматривали кабинет, Надежда написала заявление на имя начальника РОВД, указав суть своих претензий к Лысому и Леве. В машине нашли карабин «сайгу», несколько одноразовых шприцев, два из которых были заправлены темной жидкостью, два литра водки в пол-литровых бутылках.

Дед Потап предложил:

— Коль, водку, может, изымем? В порядке конфискации. Чего ее оставлять? Все одно твои дружки-менты выпьют!

Николай одернул старика:

— Прекрати! Не твое — не тронь!

Сторож вздохнул:

— Эх, жалко, два литра пропадут. Это мне на сколько бы хватило?

Горшков достал «сайгу», отстегнул магазин. Он был заряжен. Спросил у Лысого:

— Чья волына?

Ответил Левитин:

— Мое ружье!

— Твое, а где документы на него?

— Дома!

— Для чего возите с собой?

— Неспокойно на дорогах.

— Вот как? По-моему, неспокойно от таких, как вы! И «сайга» не оружие самообороны! Ладно, с этим разберемся. Героином сами балуетесь?

Подал голос Пригодин:

— Наркоту впервые видим. Сами подкинули.

— Умней всех? Не прокатит! Попали вы, ребята, крепко. Еще в Переславле вашу подружку Ксюшу возьмем, поговорим о «пикнике» на лесном озере. Но главное, от наркоты вам не отвертеться. А это, ребята, срок!

Николай повернулся к Головко:

— Забирай их, Степан, и вези в отдел! Вместе с уликами! И не миндальничай с ними. Начнут бузить — из ствола по ляжкам. Успокоятся. А мы, — Николай взглянул на Тихонка, — давай загоним «БМВ» под навес к «УАЗу». Ты ж, дед Потап, брезент принеси, он за пожарным щитом. Прикроем иномарку.

Старшина загрузил в «девятку» связанных бандитов, вызвал к паромной переправе дежурный наряд отдела, попрощался со всеми и повел машину к реке.

Николай с Тихоном не без труда, но загнали-таки «БМВ» под навес, накрыли машину брезентом. Рудин передал Горшкову пленку.

— Держи кассету! Смотри, чтобы и эту твои сослуживцы не изъяли. У нас не ментовка, а контора какая-то. Каждый сам по себе и свои интересы блюдет. Один ты, наверное, служишь, как надо. Ну еще с десяток лейтенантов да сержантов. Остальным лишь бы бабки сбить!

— Ты не прав, Тихон!

— Конечно! А то не видел, как вице-губернатор вывернулся. Он так и остался при должности, не без участия ментов областных, а ты, человек заслуженный и правильный, в дерьме полном! Так что не надо, Коля. Прав я, и ты это знаешь!

Николай приобнял друга:

— Тихон! Не сыпь соль на сахар. Но не я в дерьме, а они, Комаров и иже с ним, потому как живут не по совести, вынуждены постоянно изворачиваться, бояться, как бы не потерять наворованное и неправедно приобретенное. А разве это жизнь? Вот так, братишка. Мы по их законам жить не будем. И никто не заставит нас ни перед кем гнуться. Мы свободны, независимы. Это дороже любых денег! Спасибо тебе. Иди, а то молодая жена, поди, заждалась и вовсю поносит меня!