Бояре висячие
Шрифт:
Среди новых имен сам Г. А. Потемкин-Таврический, уступивший часть своей земли для строительства новой церкви Большого Вознесения. Здесь и бригадир М. А. Шаховской — князь Тугоуховский в «Горе от ума» со своими многочисленными «девками»-дочерьми, и генерал-майорша А. Г. Щербатова, и полковник Н. И. Озеров, и генерал-майор И. Ф. Голицын. В то время как В. И. Суворов был деятельным участником прихода к власти Екатерины, И. Ф. Голицын до конца оставался наиболее близким и верным свергнутому и убитому Петру III человеком.
Почти ровесник В. И. Суворова, он одновременно с ним начал службу солдатом в Преображенском полку, стал капитаном, бригадиром и флигель-адъютантом Петра III, но после переворота вынужден был уйти в отставку. В суворовских письмах часто встречаются ссылки на славившихся в Москве голицынских певчих.
С домом у Никитских ворот связана и женитьба А. В. Суворова. Ее стало принято связывать с желанием одного только отца — Василий Иванович сам выбрал сыну невесту — княжну В. И. Прозоровскую, дочь отставного генерал-поручика. Почти бесприданница — за своими дочерьми Василий Иванович дал в несколько раз большее приданое, — «Варюта», по-видимому, обладала в глазах отца иными достоинствами. Молодая красавица была племянницей супруги П. А. Румянцева-Задунайского. Венчание состоялось, как утверждает предание, у того же Феодора Студита, а недолгая совместная жизнь Суворовых началась в отцовском доме. Да и стоило ли заботиться о собственной крыше над головой, когда Суворов сразу по окончании медового месяца выехал в армию, а в 1775 году со смертью отца вошел во владение всем этим городским поместьем.
И очередная загадка, сегодня попросту отвергнутая, хотя, по существу, по-прежнему нерешенная. Могила Василия Ивановича в подмосковном Рождествене — могила или памятник, какие нередко ставили независимо от места захоронения? В каждый свой московский приезд Суворов служил панихиды на могилах отца и матери у Феодора Студита — обстоятельство, хорошо памятное местному причту. Известный историк Москвы И. М. Снегирев, кстати сказать, бывавший в Рождествене, знал эти московские могилы и заботился об их состоянии. В его дневниках есть помеченная 3 июля 1864 года запись: «Священнику церкви Феодора Студита Преображенскому указал могилу у алтаря родителей Суворова и советовал возобновить надгробия».
Да и при существовавшем в суворовской семье уважении к народным обычаям трудно объяснить, почему муж мог быть похоронен отдельно от горячо любимой жены и родителей. Вопрос остается открытым, тем более что и могила Авдотьи Суворовой скрылась под асфальтом двора выходящего на Суворовский бульвар дома.
Конечно, многое в личной жизни полководца не задалось. «Суворочка» воспитывалась у начальницы Смольного института — Суворов категорически воспротивился ее общению с матерью. Сын, в происхождении которого Александр Васильевич сначала сомневался, жил у «Варюты», отношения с которой были порваны. Суворов даже вернул тестю приданое жены, не сумев простить молодой красавице ее легкомыслия. И все же дом у Никитских ворот стал его настоящим московским домом.
Дом Суворова… Несколько комнат для себя, без особого комфорта, тем более без признаков роскоши. Предпринятые перестройки имели в виду разместить в главном здании, наряду с жилыми комнатами, управление имениями, во дворе возвести службы для многочисленной дворни, устроить проходивших в Москве обучение крепостных артистов. На московском дворе заготавливался так любимый хозяином густой красный мартовский квас, зарубалось в лед русское пиво и выписывались всяческого рода газеты. На 1785 год, например, это были пересылавшиеся в деревню «Московские ведомости» с «Экономическим магазином» на русском языке, «Санкт-Петербургские ведомости» на немецком, журнал «Энциклопедия» на французском. Предпочитая простой русский стол, Суворов не мог отказать себе в хорошем французском вине и, главное, самом лучшем
сорте чая. В этом никакая ошибка или оплошность лично отвечавшего домоправителя не допускались. Известно, что в Кончанском, в знаменитой суворовской светелке на горе Дубихе, где Суворов проводил за рабочим столом целые дни, ему подавался только чай, который готовил на специально сооруженном в соседнем ельнике очаге любимый камердинер полководца Прохор Дубасов.Отношения Суворова со своими крестьянами были совершенно необычными для тех лет. Любой гостинец, который полагалось дарить помещику — яйца, холсты, грибы, ягоды, — все записывалось дарящему в счет оброка. Поборы натурой в суворовских деревнях были отменены. Суворов постоянно заботился, чтобы крестьяне имели полноценные хозяйства, чтобы, не дай бог, «не приупадли», непременно обзаводились семьями, детьми, — в случае недородов он безо всяких просьб и напоминаний сам приходил им на помощь. На предложение увеличить доходы, устроив конный завод, последовал ответ: «Я по вотчинам ни рубля, ни козы, не токмо кобылы, не нажил, так и заводом неколи мне ходить, и лучше я останусь на моих простых незнатных оброках». Зато в эту пору жизни Суворов мог себе позволить то, о чем только мечтал в детстве и юности, — собственный оркестр, хор, театр.
Ребенком он видел московское чудо — возведенный В. В. Растрелли на месте нынешнего Государственного исторического музея театр на три тысячи мест. Спектакли его во многом сказались на всей жизни города: появились первые уличные фонари — забота об уличном освещении, были сняты рогатки во время театральных разъездов. Увлечение театром на Красной площади было огромным. Здесь играл первый в Европе симфонический оркестр из местных музыкантов, выступали приглашавшиеся из Италии дирижеры, композиторы, певцы, труппы Комедии масок. Юность полководца пройдет неподалеку от другого, еще более значительного по размерам Оперного дома в Лефортове. Открытый в 1743 году, он собирал буквально всю Москву на свои со сказочной пышностью обставленные спектакли. Теперь в возможностях Суворова было создать собственный театр.
«Сию минуту захотел к тебе съехать в Москву Николашка (Ярославцев, один из лучших в суворовской труппе актеров и музыкантов. — Н. М.), чтобы сочетаться законным браком с воли, и обещает то исполнить через месяц; то тако или сяко, а более месяца его не держи и с матерью или, бог даст, с супругою отправь его обратно ко мне. А жить ему в московском доме пока где в углу без пустодомства», — одно из распоряжений Суворова домоправителю. И тут же распоряжения о покупке нот, музыкальных инструментов — в первую очередь скрипок для деревенских ребятишек, об обучении оркестра, артистов и певчих. Не просто распоряжение о снабжении крепостной труппы, а целая система художественных представлений и требований — что, как и для какой цели следует исполнять.
«Театральное нужно для упражнения и невинного увеселения. Всем своевременно и платье наделать. Васька комиком хорош. Но трагиком будет лучше Никитка. Только должно ему научиться выражению — что легко по запятым, точкам, двоеточиям, вопросительным и восклицательным знакам. В рифмах выйдет легко. Держаться надобно каданса в стихах, подобно инструментальному такуту, — без чего ясности и сладости в речи не будет, ни восхищения, о чем ты все подтвердительно растолкуй. Вместо Максима и Бочкина комическим ролям можно приучать и маленьких певчих из крестьян».
Почти тридцать лет жизни связаны так или иначе с домом у Никитских ворот. Как ни заботился Суворов о своем хозяйстве, походная жизнь, трудно складывавшиеся отношения с двором и особенно с Павлом, ссылка не могли не давать о себе знать. Когда в 1798 году Суворов предоставляет дом для пользования «Варюте», в нем уже достаточно ветхостей. «Варюте» наследовал сын, трагически погибший в 1811 году. Годом позже все домовладение сгорело, остовы домов довелось восстанавливать уже другим владельцам. Генерал-майор, почетные граждане, купцы, московская купчиха 1-й гильдии, ставшая во втором браке «женой шведского подданного» Гагмана, как числилось в документах. И это единственная «шведская» деталь в связанных с жизнью Суворова обстоятельствах. Кстати, на средства Гагмана, может быть поверившего в шведскую версию Суворова, и была установлена в 1913 году Московским отделением Военно-исторического общества находящаяся ныне на доме мемориальная доска.