Боярышня Евдокия
Шрифт:
— Княже, — обратилась к нему Кошкина, увидев подбегающего ключника с растерянным лицом. — Сможешь ли ты помочь с охраной? Не влезут все телеги с товаром на твоем дворе.
— Да уж! — хмыкнул Михаил Олелькович. — Сторожей я тебе организую, не беспокойся, но желательно, чтобы дело не затянулось.
— Даст бог, быстро расторгуются.
Князь покивал, ничего не сказав.
Кошкина благодарно поклонилась и пояснила:
— У нас много дивного в последнее время происходит и хочется нам похвастать своими диковинками. А то, что женки пустились в дорогу, то ради дела, которое они же затеяли.
— Отвыкла я от такого, — ворчала Дуня, натягивая на себя здоровенную шкуру, чтобы укрыться от сквозняка, тянущегося из угла.
— И душа нет, — вздохнула Мотя, только сейчас понимая, как привыкла к удобствам у Дорониных. В пути бытовые сложности казались естественными, но от княжьего дома ожидался хотя бы минимальный комфорт, а тут…
— Хватит шушукаться, завтра на Новгород пойдём, — зевая, произнесла Кошкина и девчонки тихо засмеялись.
— Евпраксия Елизаровна, ты прямо как князь Святослав, — фыркнула Дуня и приподнявшись, указала рукой вдаль, грозно провозгласив: — Иду на вы!
— Вот и посмотрим, как оно завтра выйдет, — не стала спорить Кошкина и вскоре уснула.
Глава 6.
День начался с того, что Дуня с Мотей помогли облачиться Кошкиной в нарядные одежды, а потом нарядились сами. Княжьи челядинки сновали вокруг них, принося воду, сухое полотно для обтирания и местные сплетни.
Как только гостьи привели себя в порядок, княгиня со всем двором отправилась в придомовую часовенку и только потом сели откушать.
Князь ещё раньше уехал смотреть дружину, а княгиня тихо переговаривалась с Кошкиной, расспрашивая о московских делах. Евпраксия Елизаровна неспешно рассказывала об отказе жёнок белить лица и новой одежде под платье, о книжицах разного толка и активном участии боярынь в их написании. Княгиня слушала, широко раскрыв глаза, и изредка восклицала:
— Да как же это? Не может быть!
А Кошкина с ленцой перечисляла имена подруг, отметившихся в книгопечатании или открытии выгодного дела.
— Когда вы всё успеваете? — вежливо спросила княгиня, хотя видно было, что ей хотелось сказать: «Не верю!»
— Ох, княгинюшка, рассказываю тебе о наших делах, и сама удивляюсь, как много у нас перемен случилось. А пребывая в суете, я и не замечала этого!
Дуня с Мотей сидели поблизости от Кошкиной, стараясь не обращать внимания на недовольных боярынь, которых подвинули от княгини из-за важных гостий. Девочки еле дождались окончания трапезы, уклоняясь от тычков в бок и толкания под руку. Неласковый приём ближних княгини их не удивил, но всё же было неприятно.
Наконец утренняя трапеза закончилась и боярышни поднялись вслед за Кошкиной. Остальные подскочили, облепили свою княгиню, заворковали о чём-то своём. Дуня же невольно отметила, что кормят у князя скромно, да и судя по обстановке тут каждую копеечку считают. В её доме не ставят позолоченные блюда на стол, как здесь, но едят все вдоволь и на полу никто не спит, и в
сундуках у каждого какое-никакое барахлишко накоплено.— Евдокия, — подозвала Кошкина Дуню, и та сделала шаг вперёд, чтобы идти рядом. — Вот что, — со вздохом начала боярыня, — мне пока придётся остаться здесь. Княгиня хочет посмотреть, что мы привезли.
Боярыня тяжко вздохнула, давя в себе раздражение на княгинино любопытство, но не уважить хозяйку дома было нельзя. Дуня вопросительно посмотрела на неё и Евпраксия Елизаровна одобрительно кивнула ей:
— Но всех из-за неё задерживать негоже, — тихо произнесла она. — Я дам тебе пару писем, отвезёшь их моему брату и его жёнке. Он посадник. Боярин Овин Захарий Григорьевич. Жёнка его Авдотья Захарьевна. Брата в письме прошу помочь нам организовать торг, а Авдотья должна будет познакомить тебя с новгородскими боярышнями.
— Ага, поняла.
— Имей в виду, девицы тут не посиделки с шитьем в руках устраивают, а на европейский манер посещают общий двор, где посадники дела решают. Пустословят там, прости господи, — Кошкина быстро перекрестилась, каясь за дурные мысли по поводу бестолкового времяпровождения молодежи.
Дуня же взволнованно посмотрела на Евпраксию Елизаровну и нервно сглотнула. С общением в незнакомой компании у неё не всегда ладилось, а если там будут мужчины, то вообще непонятно, как вести себя.
— Твоё дело смотреть, да слушать, что трещотки болтают, — заметив волнение подопечной, принялась наставлять боярыня.
— Буду нема, как рыба, — клятвенно пообещала Дуня, но Евпраксия Елизаровна усмехнулась и удивила:
— А вот этого не надо.
— Э-э, но… как же… а если я… ну-у-у… — Дуня ещё больше разнервничалась.
— Коли по делу, то выскажись, как ты умеешь. Но ежели начнёшь говорить, то делай так, чтобы все тебя услышали и не было потом кривотолков. Поняла?
Дуня торопливо согласно кивнула, потом отрицательно замотала головой, но под пристальным взглядом Кошкиной всё-таки выдавила из себя утвердительный кивок.
— Вот и хорошо.
Боярыня быстро вручила заранее заготовленные письма и отправила девчонок покорять Новгород. Князь ей прямо велел, чтобы ввела Доронину в верхи и приглядывала за нею, не мешая. В ответ на беспокойство ответил просто, что сына он воспитывает так же.
В большом дормезе, а проще говоря походному домику, по городу было бы затруднительно проехать, поэтому княгиня велела ключнику предоставить боярышням небольшой возок. Скрепя сердце Дуня забралась внутрь и ни слова не обронила, пока ехала. Мотя тоже помалкивала, видя задумчивость подруги. Ехали недолго. После просторного дормеза возок казался прошлым веком, но зато нигде не застряли. Город не видели, а на слух и запах не отличишь от Москвы.
В последний раз качнуло, когда заехали во двор Овиных. Григорий открыл дверцу, пытливо посмотрел на Евдокию, но та отмахнулась, показывая, что чувствует себя терпимо. Боярышни дружно сощурили глаза из-за ослепившего их солнышка. Сойдя на мощёную дорожку, немного постояли, давая хозяевам возможность подготовиться, чтобы принять их, девочки важно прошли к крыльцу.
Встречала их жена брата Кошкиной Авдотья Захарьевна. Она приветливо улыбнулась и наполовину спустилась с крыльца, оказывая уважение внучке боярина Доронина.