Боярышня Евдокия

Вот только мужчины сомневались, что юные боярышни могли сказать что-то полезное. Хотя умеющий спрашивать и слушать всегда вынесет пользу из разговора…

Евдокия окинула всех доброжелательно-нейтральным взглядом, оценила качество одежды, определила интернациональный состав группы, и следуя науке бабушки Анастасии, помогла начать разговор:

— Как приятно видеть, что сражение происходит не на поле боя, а на шахматной доске.

Ей ответили на русском с лёгким акцентом, что это искусство требует не меньше умений, чем в бою. Дуня хотела было взять знакомство в свои руки, но боярыня сумела справиться со смущением и торжественно произнесла:

— Олехно Судимонтович, познакомься с боярышней Евдокией, внучкой московского боярина Доронина и боярышней Матрёной из Совиных.

Дуня с Мотей первыми склонили головы, признавая старшинство Олехно Судимонтовича.

Дуне знание имен родовитых бояр не раз уже пригождалось, а про этого литовца она знала, что он наместничал и был земельным судьей над знатью. Хитрый и умный боярин, а главное, ценимый своим князем.

Дуня позволила себе легкую приветливую улыбку в ответ на покровительственный взгляд, а сама задалась вопросом, что этот важный чиновник делает в Новгороде? Родни у него тут нет, для торговых дел он слишком крупная фигура, так каким ветром его сюда занесло?

— Евдокия, — боярыня незаметно пнула ногой замершую с улыбкой на лице девочку, — а это фряжский розмысл и строитель мостов Аристотель Фиораванти. Совет пригласил сеньора Аристотеля, чтобы он укрепил Великий мост.

Дуня оживилась и перешла на латынь, спрашивая Фиорованти о предыдущих его проектах. Итальянец с удовольствием поведал о том, как он отливал колокола и придумал устройство для их поднятия наверх, перестраивал какой-то неправильный дворец… Говорил он быстро, сыпал названиями, и боярышня перестала успевать понимать о каких объектах идет речь.

Фиорованти заметил, что взгляд девочки поплыл и вежливо завершил разговор, сказав, готов приложить все силы, чтобы построить новый мост через Волхов.

— Но тебя просят укрепить старый, — напомнила ему боярышня.

Итальянец растерянно посмотрел на неё. Он уж решил, что юная сеньорита мало что поняла из его рассказа, а оказалось, что она очень внимательно слушала его.

— Правильно ли я поняла, что ты славен тем, что исправляешь чужие ошибки, умеешь находить нетривиальные решения для решения технических проблем?

— Всё так, достопочтимая, но… — мастер, инженер, розмысл и бог знает кто ещё замялся, не зная, как сказать о мечте всей своей жизни и одновременно защитить её от возможных насмешек.

— Но душа просит строить своё, — продолжила за него боярышня.

— Душа? — не совсем поняв, переспросил Фиорованти, и Дуня сообразила, что это на Руси всем интуитивно понятно, о чём идёт речь, а иноземцы ещё не определили, что это за орган и каким образом он вселяется в тело. Показательно вздохнув, она чуть приблизилась к мастеру, приподнялась на носочки, и тихо произнесла:

— Античная философия. Душа — это божественная природа личности.

Фиорованти распахнул глаза, услышав крамолу, хотел что-то ответить, но вместо этого поклонился. Все подтянулись поближе, не обращая внимания на недовольство боярыни, но больше старый итальянец и юная московская боярышня не шептались. Наоборот, она довольно громко произнесла:

— А у нас сейчас много строят и каждый хочет выделиться, но во всяком деле нужен опыт. Зодчих мало, но они строят в основном храмы, а если соглашаются ставить дом, то их приходится ждать годами, а жизнь скоротечна.

Авдотья Захарьевна повела плечами, чуть разведя руки, чтобы иноземные господа соблюдали дистанцию и не давая завязаться беседе о строительстве в Москве, представила Дуне шведского посла.

Маленькую гадость в виде неправильного представления все оценили. Во-первых, посла надо было назвать сразу после литовского боярина, а во-вторых, не его представлять девочке, а девочку ему.

Дуня еле сдержала улыбку, зная историю войн между Новгородом и Шведами за побережья Финляндии. Они там до того дошли, что даже замки строили в отместку друг другу!

Но сейчас противостояние заглохло из-за вхождения Швеции в альянс с Данией и Норвегией. Между собою потомки викингов зверски собачатся, но сообща успешно вставляют палки в колеса ганзейскому (немецкому) союзу на зависть новгородцам. У них так не получается. Уж если новгородцы сцепляются меж собою, то расходятся невзирая ни на что. Потом могут замириться, сообща погоревать об упущенных выгодах, но одновременно и погордиться, мол вон они какие.

Дуня постаралась сгладить доброй улыбкой поступок Авдотьи. Она вежливо склонила голову, а боярыня сразу продолжила называть остальных наблюдателей за игрой в шахматы.

В группу затесалось несколько представителей Вольных городов (ганзейский союз), но боярыня назвала по имени только одного, и Дуня прихвастнула знанием немецкого. Правда в Новгороде почти все знали его, но она была довольна собою. Теперь ей не казалось, что её зря учили иностранным языкам.

— Г(х)ерр Ханау, — обратилась к ганзейцу Дуня, — меня восхищает союз Вольных городов! Многие желают повторить ваш опыт, но тщетно. Никакие интересы, выгоды и перспективы не удерживают новые унии от распада.

Немец довольно кивнул, успев одарить шведа и остальную компанию взглядом полного превосходства, а Дуня продолжила:

— Московский князь уже несколько лет поддерживает своих розмыслов и у нас появилось более сотни новых товаров, которые мы привезли сюда. Мы были бы рады их распространению, — нейтрально сообщила она и пробежавшись взглядом по всей группе, радостно добавила:

— Мне кажется, что появление новых, — боярышня подняла пальчик вверх, подчеркивая слово «новых», — товаров важно для всех! Это же и развитие самой торговли, и улучшение благосостояния мастеров, которые непременно захотят потратить доходы на привезённые вами товары.

Дуня сияла, проговаривая приятные любому торговцу слова, а на неё смотрели и улыбались. Её счастливый вид без всяких слов располагал к себе.

— Очень хорошо, госпожа, — благодушно закивал герр Ханау. — Я приду смотреть, — коротко закончил он.

Вместе с герром Ханау закивали головами другие негоцианты.

Авдотья Захарьевна окинула гордым взглядом иноземцев, довольная произведенным впечатлением на них своей гостьей. Однако были у неё и сомнения. Разве ж можно так смело говорить с чужаками? Вон девки постарше Евдокии стоят в уголочке и никуда не лезут, а тут не пойми чего происходит. Она бросила опасливый взгляд в сторону своих подруг, но те пребывали в такой же растерянности.