Бояться поздно

— Прости, — сказала Аля, отшагнула, уступая дорогу и попробовала усмирить дыхание.

— Аль, ты чего? — спросила Алиса, озабоченно вглядываясь Але в лицо. — Сердце колет, живот, что?

— Нормально, — со вздохом ответила Аля и зашагала вперед — к домику, игре, убийцам и выходу на очередной виток с потерей очередного кусочка памяти.

Сопротивляться Алисе было бесполезно, как и объяснять. Потом поэкспериментирую. Если не забуду.

Надо записывать.

Ага. Как и где, если всякий раз всё вокруг откатывается к исходному состоянию? Даже зарубать себе на носу или писать на лбу, как незабвенная Алена Вячеславовна советовала, смысла ноль — лоб и нос тоже откатываются. Такая, блин, вечная молодость, как поется в старой песенке. Зачем я ее помню, если слышала всего раз в жизни?

Затем, что песни для того и пишутся, чтобы их запоминали, поняла Аля, леденея от восторга. Даже всякая дурь без рифмы и смысла запоминается, если напеть нормально, а уж логичные фразы, вытекающие друг из друга или хотя бы подпирающие друг друга, тем более должны.

Знать бы еще, что сотрется из памяти, чтобы наверняка впихнуть это в песенку. Всё подряд не получится. С текущими-то событиями не справится никакой акын, даже если будет пропевать все, что видит, без перерывов на сон и еду: все равно видишь, слышишь и ощущаешь куда больше, чем успеваешь обдумать и сказать. А все, что уже загружено в память, заведомо останется непропетым.

Значит, надо выделить главное. А что у нас главное? То, о чем Алина говорила. Пять дабл-ю и эйч.

Можно и проще — кто я и что мне надо.

Я — это имя, внешность, мама, папа, брат, кот, дедушки и бабушки, друзья, любимые игры, книжки и сериалы и даже дурацкие лабы, будь они прокляты. Как последняя называлась? Да вы издеваетесь. «Цифровое отображение разработки». Нет, «Цифровая обработка изображений». Уф. Рифмуется с работкой и брожением, с нее и начнем.

Что мне надо — выбраться отсюда. Домой, к маме, папе, брату и коту, это уже есть, откуда — отсюда, это всегда будет, плак-плак. Запоминать в целом смысла нет, нужны частности: как я сюда попала, что делаю, сколько раз, что я поняла.

Да, видно, я еще мала, я нич-чего не поняла. Кроме одного факта — это не игра, это проигрыш. Предварительный. Хочешь, чтобы стал окончательным? А это от меня не зависит.

Как я могу понять что-то про игру, если не успеваю даже зайти в нее? Эта зараза держит меня на пороге, как Марк с Каримом стояли на пороге электрички и ждали, пока мы добежим, и мы с Алисой еле успели ворваться, а теперь все еще хуже…

Секундочку.

Алю снова бросило в жар.

— Аля, ты в порядке? — спросил Марк.

Ну кто еще-то и какими еще словами-то, как не из дурацких плохо переведенных фильмов.

Аля сделала неопределенный жест, едва не вывихнув руку, и прибавила шаг, чтобы не продолжать беседу, сбивающую с мысли.

Почему я чуть не опоздала на электричку? Потому что не успела на автобус. Нет, потому что часы в гадостном ноуте отстают на четыре минуты.

Они всю неделю так отстают и сегодня весь день так отстают. Весь этот бесконечный закольцованный день. Раньше это не мешало, а сегодня, может, вся фигня с моим отставанием этим и объясняется. Я оказываюсь в игре через четыре минуты после того, как там что-то произошло. Поэтому и одна. Поэтому и не вижу, что случилось с ребятами. Поэтому и не понимаю ни черта.

Поэтому и на новый виток выхожу раз за разом? Может быть. Пока не попробую это исправить, не узнаю. Знать бы еще, что исправлять.

Решено — сегодня сяду рядом с Алисой и буду пыриться в ее экран. Можно даже поменяться ноутами — хотя нет, Алису вряд ли уговоришь, она своим игровым гордится так, будто лично его разработала и выточила каждую деталь. Еще и по поводу соседства начнет капризничать — «сама играй, не подглядывай, так нечестно», — с нее станется.

Ладно, на Алисе свет клином не сошелся, есть среди нас люди, которые нам и ноут свой уступят, и последние штаны, и все, что под штанами. Э нет, спасибочки, пусть сами-сами. Существуют менее затратные способы изучить обстановку. Жаль, что я раньше до них не доперла. Но лучше поздно, чем никогда.

Аля остановилась у ворот базы и стала ждать Марка с самой очаровательной улыбкой из тех, на которые была способна.

4. Всего четыре минуты

— Смотри, везде кирпичная кладка одинаково идет, а тут сбивается, видишь? — спросил Марк. — Прям звездочка типа. О, еще и светится. Короче, если нажать, стопудово будет потайной ход или какая-то ачивка выпадет. Надо только нажа-ать… Щас. Ых. Не допрыгнуть. Ща стул или типа того найдем. О. Ты кто, прелестное дитя?

Из конца коридора на него странным дерганым шагом надвигался темный силуэт.

— Карим, ты, что ли? Поясни-кось за шмот, где взял такой? Карим, хорош дурковать, тут квиз, а не пэвэпэ [6] .

Марк попятился. Силуэт замедлил перемещения от стены к стене, но разглядеть его все равно не получалось: взгляд почему-то не фокусировался на лице, закрытом балаклавой. Пытаешься рассмотреть хотя бы форму и цвет глаз — а пялишься, оказывается, на пустую стенку, потому что глаза вместе с головой и силуэтом уже проскочили дальше.

6

PvP (player versus player) — поединок между игроками.

— Стой, — сказал Марк, и фигура замерла. — А, ты бот. Расскажи секреты этого места.

Глаза прищурились, распахнулись, оказавшись небесно-голубыми, и сделали что-то странное: радужка медленно поплыла вверх, исчезла, оставив пустые бельма, и через миг взошла на положенное место, будто глазное яблоко крутнулось вокруг оси, закрепленной между висками.

— Заглянул в основную память, типа? — спросил Марк. — Красава. Так что там с…

Силуэт вырос во весь мир, тут же отпрянул, и мир перевернулся.

— Воу-воу… — начал было Марк и тут же возмущенно заорал: — Ты что творишь, факин невменько! Ты ж меня грохнул!

Черный силуэт такими же неуловимыми перескоками покинул стоящий торчком коридор. В углу экрана проступили шесть светлых и непохожих на черный силуэтиков, пять ярких и один тусклый. Один из ярких потемнел, а тусклый начал потихонечку, толчками разгораться.

— Народ, меня слышит кто? Осторожней, тут, блин, гасят всех! Так, блин, и что дальше? Это что, блин, всё, что ли?!

Курсор метался по экрану, на котором поверх перевернутого коридора плавала опостылевшая багровая надпись: «Вы мертвы».

Мигавший силуэт набрал яркость ровно в тот миг, когда разом потемнели четыре остальных. Запись кончилась.

Аля огляделась — глазами персонажа, на сей раз пышно одетой ханум из сериала «Великолепный век», потом собственными. Персонаж так и торчал посреди загроможденных роскошным хламом покоев амира или султана, держа в руках раскрытую шкатулку с зеркальным нутром. Покои в этой итерации, очевидно, занимали экологическую нишу черного кабинета, а шкатулка была устройством памяти, на котором сохранился стрим Марка. Сама Аля сроду бы запись не обнаружила, если бы не ссылка, сброшенная Марком в директе и приведшая Алю к шкатулке кратчайшим путем.