Бойцовые псы

— Но как вы можете верить на слово! — всплеснул руками Эдик. — А если вас обманут?

Настя вкатила в комнату сервировочный столик, на котором плескались два фужера и стояла хрустальная ваза с фруктами и печеньем. Оба, не сговариваясь, замолчали, ожидая, пока она выйдет.

— Я потом перепроверяю по своим каналам, — спокойно продолжал Каморин. — И рано или поздно узнаю все как есть. И не приведи Господь, если вы меня обманули…

Глаза Эдика теперь были полны суеверного ужаса. Похоже, уже сам был не рад, что связался. И просто не знал, как выпутаться.

— Я слушаю, слушаю… — кивнул Каморин и взял в руки фужер.

— Но и пятьдесят процентов — перебор… — тихо, но проникновенно произнес Эдик. — Согласитесь, так не бывает.

Каморин с некоторым удивлением взглянул на него. Что значит искусство перевоплощения, свойственное хорошим артистам и удачливым дельцам. Теперь в этом негромком голосе, скорее, слышалась угроза. С моей стороны наличествует перебор, подумал Каморин. С ним так нельзя. За холеными щечками, пожалуй, есть кое-какие челюсти. Ну что ж, отрабатываем маленько назад.

— Пожалуй, — кивнул Павел Романович. — Тут я перегнул. Испытал вас на прочность. Теперь вижу: за своё вы готовы перервать глотку кому угодно. Ладно, пятнадцать процентов — это сколько? Притом учтите, я все перепроверю.

— Двести тысяч… — спокойно сказал Эдик. — Нет, Павел Романович, согласитесь, это неразумно.

— Десять вас устроит? — усмехнулся Каморин. — И я становлюсь вашим другом и другом вашего дома.

— Эдик подозрительно посмотрел, но ничего не сказал.

— Семь процентов, — сказал он минуту спустя. — И я ваш должник.

— О'кей, — согласился Каморин, становясь всё благодушнее.

Было похоже, что хозяин уже пожалел, что не назвал ещё меньшую цифру. Теперь его подозрительность тем больше усиливалась, чем больше ему уступал Каморин.

— Это всё равно почти сто тысяч… — сказал Эдик.

— А можно без почти? Не жадничайте. Если вы согласны, значит, оно того стоит? — Гость весело сощурился, снова перейдя на «вы». — Вот теперь можно выпить. За здоровье хозяйки.

Часть третья

Глава 1

Лежали вповалку, где кого застал дурной похмельный сон. Седов увидел свою Любу, показавшуюся в этой грязной, полутемной комнате брошенной на пол кучей тряпья. Неестественно неживая поза, неестественно бледное, словно мертвое лицо, наполовину закрытое спутанными волосами…

Лёха зажег свет. Хозяйка притона, прикорнувшая на диване с продавленным сиденьем, подскочила, заорала благим матом, решив, что пришла милиция.

Александр Петрович даже не посмотрел в ее сторону. При включенном свете он увидел, что Люба лежит не одна, в обнимку с другой девицей, еще более грязной и оборванной, с лицом, накрытым какой-то драной хламидой.

— Не ори… — негромко сказал Лёха хозяйке. — Тебя ещё не убивают. Давно она здесь? — Он показал на Седова, присевшего перед Любой на корточки.

Александр Петрович осторожно погладил её по волосам.

— Любаша, — позвал он. — Вставай. Ты меня слышишь? — Он потряс её за плечо.

— Тебя, кажется, спросили, Ангелина! — громче сказал Лёха. — Давно она у тебя? И кто привёл?

— Что я, помню… — хозяйка, сама изможденная до синевы, почесала исколотой рукой в затылке. — Этот твой, Андрюха, вот, полюбовничек её. Чёрненький такой, кареглазенький… В общем, понял, о ком я? Красивый мальчик. Прямо залюбуешься. Сладкая парочка, как теперь говорят. Прятались они тут у меня… Уж не знаю от кого. — Она стрельнула глазами в сторону Седова. — Любочка так и говорила мне: мол, спрячь нас, тетенька Алла. И деньги мне совала, каких у неё отродясь не было…

Лёха искоса смотрел на Александра Петровича, на его согнутую спину. Но хозяйку не прерывал. И та вошла в роль.

— Уж они любили друг дружку! Прямо спать ночами не давали, я их на пол прогнала, чтоб не скрипели… А они поначалу плакали даже, наглядеться никак не могли. И кололись… Ой, как кололись, я первый раз такое видела, прямо боялась — вот-вот помрут… А она мне все доллары эти совала, принеси ей еще да принеси. А после разругались. Уж не знаю из-за чего. Вроде он её чем-то попрекал. Ну, она ему отворот: уходи, мол. А после плакала. Вот привела вчера сюда свою подружку, Светочку… Ну куда я её? Родители-то у неё хоть есть?

— Не знаю, — покачал головой Лёха. — Может, где и есть.

Ангелина склонилась к Лёхе:

— А это кто ей хоть будет? Не отец?

Лёха тихонько цыкнул на неё, прижал палец к губам.

— Любаша, — снова позвал Седов. — Ты сама сможешь подняться? Тебе помочь?

Потом повернулся к Лёхе — казалось, постарел сразу лет на десять.

— Можно что-нибудь сделать? Она ведь меня не слышит.

Лёха помотал головой:

— Предупреждал я тебя… Влип ты, как я посмотрю, Альча. Уж так влип…

Седов будто его не слышал.

— Я хочу отвезти ее к себе, — сказал Седов, ни к кому не обращаясь. — Приведу её в порядок. Сделаю ей ванну. Приглашу врача. Найму сиделку.

Он говорил усталым, будничным голосом. Ангелину по-прежнему не замечал.

— А потом она опять от тебя сбежит… — крякнул Лёха. — Ну ты попал… А ведь какие бабы у него были, — доверительно делился он с хозяйкой. — Королевы. А тут из-за какой-то сикушки…

— А чего, Любочка тоже интересная девушка, — хрипло сказала Ангелина, скаля зубы, что, по-видимому, означало улыбку. Села, закинув одну тощую ногу на другую, и закурила.

— Да ты и сама еще хоть куда… — махнул рукой Лёха и тронул Седова за локоть. — Ну куда теперь её, в машину?

Поддерживая с двух сторон, они вытащили безвольно обвисшую между ними Любу из квартиры.

Соседи смотрели с балконов и скамеек, как Седов бережно укладывает её на сиденье своей роскошной машины.

— Отец приехал, — судачили бабки. — Еле нашёл, говорят. Вишь, как поседел, бедный… А эта сука притон тут развела, а милиция хоть бы разок ее забрала! Хоть бы для виду оштрафовала. Бабок с рынка гоняют, а эту — хоть бы хны! Денег в зубы им сунет, они и пошли себе, с автоматами своими… Хоть бы вот такие отцы разок собрались все и в унитазе утопили её, тварь болотную…

Дома Седов, отпустив домработницу и охранника, уложил девушку в теплую ванну, вымыл ее с головы до ног с душистым шампунем и уложил спать. Потом сделал укол. Она его не узнавала, вяло сопротивлялась, иногда звала Андрея или ругалась матом и даже привычно, заранее застонав, раздвинула ноги, когда он, раздевая ее в ванной, снял с нее грязные, дурно пахнувшие трусики…

Вечером, когда он, вконец утомленный, собрался сам лечь спать в другой комнате, раздался телефонный звонок. Это была Ирина.