Бойцы моей земли (Встречи и раздумья)

В предисловии к Ковалевской книжке в молодогвардейской «Библиотечке избранной лирики» Василий Федоров, отдавая должное таланту поэта, сравнивает чтение некоторых нелегких для восприятия стихов Ковалева с преодолением колючего кустарника. Сравнение тонкое. Но шипы у поэта, можно сказать, умышленные. Они вызваны внутренней полемикой с гладкописью, которой, к сожалению, не так уж и мало в стихах отдельных наших поэтов.

Для Дмитрия Ковалева типично стихотворение «О зоркости»:

Да знают ли они, Как мать моя, Не глядя, видит, Что скрываю я?..

Надо прекрасно знать психологию матери, чтобы так точно ее выразить. Или такое замечательное наблюдение в беспощадно–правдивом стихотворении «Долина смерти»: Как мы в бесчеловечной той метели, на той багрово–черной полосе остаться все–таки людьми сумели… и даже человечней стали все?..

Много зрелых раздумий в Ковалевской книге «Тревожный мир», которая вместе с книгой избранной лирики «Годы» полнее, чем другие, помогает представить боевой и творческий путь поэта. Есть у поэта стихотворение, которое так и называется «Однополчане». Посвящено оно командиру подводной лодки Григорию Щедрину, под началом которого воевал старшина Ковалев.

Все неизвестность, В минах, С тишиной… Все машет шторм подводницкой пилоткой… Я так вот и остался старшиной. А ты, Щедрин, командовал подлодкой…

Читая эти строки, я невольно вспомнил, что на обсуждении стихов Дмитрия Ковалева кто–то метко назвал его «подводником» и в поэзии. Да, лучшие Ковалевские стихи, как айсберги. В них всегда много подтекста. Вот поэт посетил «места давнишней рукопашной». На первый взгляд, кажется, что он рисует знакомый пейзаж. Но освещенный памятью сердца, и пейзаж становится обобщенным.

Не бьются головами оземь Цветы, где срезаны колосья, На вспаханном воспрянет озимь, Лишь смолкнет птиц разноголосье. Как откровенно все и прямо, Как обнаженно все до жути: Заштопана кустами яма — Ведь время и с войной не шутит.

Здесь все не только зримо, но и пронизано глубоким раздумьем. Поэт поднимается — естественно и закономерно — до философских обобщений. В стихотворении «На Севере», посвященном его другу Валентину Овечкину, автор рисует березу, у самого обрыва пустившую корни в расщелины черного мыса и растущую там, где «удержаться не может и снег». В концовке образ березы поднимается до символа:

У земли этой Милости ты не просила, А врастала в гранит, Край суровый любя… И нельзя без скалы той Представить Россию, Как нельзя без Отчизны Представить себя.

Снова и снова возвращается Дмитрий Ковалев к образу Ленина, чтобы сверять по нему свою жизнь и жизнь современников. В каждом из таких стихов много тонких психологических наблюдений и мыслей, отлитых в волнующие, афористичные строки:

И все, что он оставил. С каждым днем Для нас теперь Крупнее и крупнее — Не потому ль, Что сами мы растем, Что сами мы становимся мудрее И что себя мы открываем в нем?..

Большая требовательность к себе и к людям, обостренное чувство справедливости, духовная щедрость, полная самоотдача — вот характернейшие черты одного из самых проникновенных лириков нашего времени Дмитрия Ковалева. «С душевной близостью» — читаю на одной из его книг. Спасибо, друг–подводник, что ты есть на свете!

СЫН ДАГЕСТАНА

С Расулом Гамзатовым меня познакомила его землячка, поэтесса–горянка Машидат Гаирбекова.

— Он у нас такой молодой и такой талантливый!

Теперь, глядя на белые, как снег на горных вершинах, волосы Гамзатова, я вспоминаю, что это было более двадцати лет назад…

Расул Гамзатов, можно сказать, поэт по наследству. Все помнят его отца, замечательного народного поэта Дагестана Гамзата Цадаса. Отец когда–то был чернорабочим и пастухом, а сын стал учителем, потом заведовал литчастыо Аварского государственного театра имени Гамзата Цадаса, затем в годы войны стал журналистом, работником Дагестанского радиокомитета.

Когда я демобилизовался и поступил в Литературный институт имени Горького, Гамзатов его уже заканчивал. Читателей привлекла его книга «Год моего рождения», в которой свежо, образно говорилось о нашем поколении. Автору этой книги удалось слить в единое русло замечательные традиции дагестанской народной поэзии и традиции большой мировой поэзии.

Мы не удивились, когда одна из гамзатовских книг была названа «Слово о старшем брате», а другая, как бы перекликаясь с лирикой великого шотландца Роберта Бернса, — «В горах мое сердце…» Теперь Расул Гамзатов автор не только стихов, песен и поэм, но и прозаической книги «Мой Дагестан», переведенной его бывшим однокурсником Владимиром Солоухиным. А стихи Расула переводит его однокурсник Наум Гребнев.

Сыны стараются быть достойными своих отцов: абхазец Георгий Гулиа написал повесть о своем родном горном крае и книгу об отце, народном абхазском поэте Дмитрии Гулиа. Расул Гамзатов написал книгу о родном Дагестане.

Что подкупает в стихах Гамзатова? Душевная теплота, любовь, грусть, юмор, ненависть, вся полнота человеческих чувств, беспокойный ум… Свои чувства и мысли поэт старается выразить лаконично, как этого требуют традиции горской поэзии, и живо, непосредственно, как этого требует современность.

Верный друг мой, отнятый войной, Мне тепло от твоего огня, А иной живой сидит со мной — И морозом обдает меня.

И поэту, и его переводчику Н. Гребневу удалось здесь передать сложные чувства лирического героя: горячую любовь к погибшему другу и неприязнь к холодному, равнодушному собеседнику. Этот резкий контраст еще более усиливает и любовь и неприязнь. В лирике Гамзатова много точных психологических деталей.

Дождь шумит за моим окном, Гром гремит за моим окном. Все в душе у меня слилось: Боль и радость, любовь и злость. Радость я подарю друзьям, Боль я песне своей отдам. Людям буду любовь дарить, Злость оставлю — себя корить.

На первый взгляд кажется: это стихотворение написано в духе народной горской поэзии. Так оно и есть. Но имеется в нем нечто от сложного душевного мира современного человека. Вот это–то богатство душевных оттенков и есть то новое, что внес Расул Гамзатов в нынешнюю поэзию Дагестана. В его стихах много мыслей, выстраданных, рожденных жизненным опытом поэта и всего нашего поколения.