Бойня титанов

«Нунцио Долорес» подошел к верфи, отведенной для его манипулы. Из-под блокирующих зубьев вырвались струйки замерзшего газа, и огромные двери открылись в помещение, освещенное так же ярко, как поверхность безвоздушного спутника.

— Проведи нас на атмосферную палубу, — приказал Харртек, покидая манифольд, поскольку бой был уже позади.

— Как прикажешь, принцепс.

Палубы дока патрулировала ауксилия секутариев, снабженных аугментикой, защищающей от пустоты. Злобные красные глаза машин сверкали из каждого люка и с каждого мостика. Повсюду виднелись символы Нового Механикума. При подготовке к окончательному захвату Теты Гармона V несколько месяцев потратили на овладение этим комплексом. Герметичные доки, имевшие внутреннюю атмосферу, были едва ли не единственным местом достаточного размера, чтобы принять титанов и тем более чтобы разместить половину легиона. Все богомашины Легио Вульпа, присутствующие в Тете Гармона, вместе с тысячами солдат вспомогательной армии и персоналом занимали центр Узла. Его оборонительные системы удалось не затронуть во время атаки, хотя это и стоило нескольких тысяч жизней. Также не были разрушены и наружные причальные мачты, где могли встать на якорь огромные корабли, перевозящие легион. Каждой армии нужен лагерь. Легио титанов не представлял собой исключения, хотя план его размещения требовал большей продуманности.

«Нунцио Долорес» шел по дорожке, недавно нанесенной на покрытие палубы. В свете дуговых люмен-ламп сверкал голый металл в тех местах, где в процессе освобождения пространства для богомашин было срезано кораблестроительное оборудование. Снабженные атмосферой доки, хотя и огромные, при наличии приборов и механизмов все же были тесны для титанов.

В боксах для перевооружения, расположенных по краю помещения, уже стояли четыре машины. Над каждой из них трудились ремонтные дроны и команды Механикума. Скользящий под потолком кран тащил к «Разбойнику» под названием «Пыль веков» фрагмент брони шириной в шесть метров. Машина отвлекала на себя огонь противника и во время отступления была повреждена. Пробитую секцию уже сняли, а под ней успели установить новый плечевой узел. Обломки руки лежали на магнитной платформе, готовые отправиться на переработку.

— Магосы быстро работают — скоро нас снова пошлют в драку, — отметил Харртек.

Глазами «Нунцио Долорес» он наблюдал за бесшумным трудом персонала. Док еще предстояло заполнить атмосферной смесью.

— Док-станция в ста метрах и приближается.

— Модерат-ораториус, доложи командованию результаты боя. Модерат-рулевой, начинай маневрировать для входа внутрь.

Харртек жил ради войны, и для кропотливой работы по установке титана на эксплуатационный помост ему не хватало терпения, поэтому дальнейшее он поручил экипажу. После серии коротеньких шажков и тщательно выверенных поворотов машина вошла на место своей стоянки. «Нунцио Долорес», вынужденный двигаться в столь тесном пространстве да еще с предельной точностью, утратил обычную грацию и превратился в громоздкий вибрирующий механизм.

Терент позволил своему разуму выскользнуть из ментальных объятий «Полководца», и его природные ощущения взяли верх над потоком информации авточувств титана и систем авгуров. Его тело, не двигавшееся во время управления машиной, одеревенело. Он непроизвольно моргнул и удивился, что лицо способно двигаться. Появилось странное ощущение плоти. Воспоминание о жестком металлическом теле, казавшемся более реальным, чем то, в котором он был рожден, развеялось. Спустя некоторое время после того, как он отключился от БМУ, его связь с «Нунцио Долорес» казалась нереальной, словно сновидения, навеянные медикаментами.

Это было неприятно. Легио Харртека жил лишь в совершенной связи со своими машинами. Харртек хотел большего. «Нунцио Долорес» отреагировал на его мысли едва заметным импульсом во вторичной системе. Машинный дух приглашал его. Он всегда хотел делиться с ним своей мощью. Он звал его обратно.

Харртек сфокусировал взгляд. Надо было выйти из машины раньше, чем она проникнет в него слишком глубоко. Идеальный союз — это прекрасно, но все имеет свою цену. В затылке уже нарастала головная боль. И с каждым разъединением она возникала все быстрее.

Голова заполнилась красным светом битвы. Целла титана в соответствии с его колоссальным телом была довольно большой, но из-за множества систем и оборудования места для экипажа оставалось немного.

На задней стене в нескольких нишах стояли отполированные черепа, и на каждом имелась надпись о том, как он был получен. Любой череп в этой мрачной истории побед представлял уничтоженную машину. При возможности голову забирали у члена экипажа, но, по правде говоря, годился любой череп. Значение имело само его наличие, и неважно, кому он принадлежал раньше, — так говорил апостол Воррджук Краал. Харртек со своего места не мог видеть трофеи, но затылком ощущал их холодные обжигающие взгляды. Скоро к ним присоединится еще один череп. Жалкая награда. Единственная «Гончая». Нечему радоваться.

По крайней мере, решающий удар нанесен его рукой, и в будущем шавки из Восемнадцатой манипулы будут более внимательно прислушиваться к его мудрости.

Удары и скрежет снаружи возвестили о том, что титан окончательно встал на место. Глухой шум причальных шлангов, протянувшихся к задней стенке, и последующий звон защелок стали сигналом к высадке.

— Отключить реактор. Вызвать машиновидцев, — вслух скомандовал Харртек.

Он разорвал связь с воинственной душой «Нунцио Долорес». Без его ярости, постоянно дымящейся в глубине разума, голова должна была бы проясниться, но его собственный гнев, пожалуй, превосходил агрессивность машины. К тому моменту, когда Харртек отстегнул от высокого подбородника тяжелый шлем, принцепс буквально кипел. И сам не до конца сознавал причину гнева.

— Поспать. Поесть, — скомандовал он экипажу, — Спокойных дней не предвидится.

Он погрузил два пальца в сосуд с кровью, стоящий у командного кресла, и провел ими по лицу, отмечая себя знаком недавнего убийства. Потом стряхнул оставшиеся капли на свою команду.

— Честь. Слава. Сегодня вы хорошо потрудились. Если вы чувствуете мой гнев, не бойтесь, его причина — неосторожность Восемнадцатой манипулы.

Члены экипажа отсалютовали, но не произнесли ни слова. Они явно считали, что им повезло. Наказания, накладываемые Харртеком, становились все более суровыми.

По праву старшего Терент первым нырнул головой вперед в гибкую металлическую горловину, потом по узким ступеням спустился мимо реакторного отсека и вышел в тамбур в задней части машины. Двери со скрежетом разошлись, открыв телескопический коридор, соединяющий машину с доком. В проходе навытяжку стоял небольшой эскорт из четырех аугментатиев: произведенные в них множественные усовершенствования позволяли сохранять полную неподвижность, недостижимую для человека. На их наплечниках и шлемах были нанесены эмблемы легиона, а длинные мундиры повторяли красный, костяной и багровый цвета титанов. Это была собственность Легио Вульпа, плоть и сталь, полностью отличные от толп технорабов и полулюдей, служивших всему Новому Механикуму.

Среди них с полуулыбкой на лице дожидался Харртека и слуга Кассон. В безупречном мундире. Его без единого пятнышка форма составляла сильный контраст с грязным коридором и выглядела почти оскорблением растрепанному после битвы Теренту. Кассон отсалютовал и протянул господину теплое влажное полотенце. Харртек вырвал его из рук слуги и стер с лица накопившуюся за время боя грязь и копоть. Ткань почернела от масла и пота, покрылась красными разводами от триумфальных мазков.

При ярком свете Харртек выглядел ужасно. Когда-то он был привлекательным мужчиной, но с тех пор сильно изменился. Лицо осунулось. Выступающие скулы так натянули кожу, что казалось, вот-вот вырвутся наружу. Густые черные волосы начали выпадать целыми клочьями. В силу своего тщеславия Терент отказывался сбрить их полностью и стал зачесывать так, чтобы скрыть проплешины. Это никого не могло обмануть, в первую очередь его самого. Вокруг воспаленных глаз темнели багровые тени, почти такого же цвета, как его титан. Лишь глаза остались такими же, как прежде, столь глубокой голубизны, что напоминали лазурит. Он даже не мог вспомнить, сколько женщин хвалили их красоту. Только глаза и остались красивыми.

Он постепенно стал ненавидеть их как напоминание о том, каким он когда-то был. Победа, какой бы великой она ни была, доставляла лишь мимолетное удовольствие. Когда адреналин заканчивался и слава битвы затухала, наступал этот момент: Харртек смотрел в зеркало на свое стареющее лицо, а глаза словно смеялись над ним. Казалось, они говорили, что победа ничего не значит. Он втайне боялся, что они правы, что в обмен на призрачную мощь он отказался от чего-то чрезвычайно ценного.

— Прими поздравления с убийством, мой господин, — произнес Кассон.