Бойтесь своих желаний

Бес облегченно вздохнул. Вмешательство Лесс и Морреля чуть было не нарушило все его планы. Он так удачно подставил Татьяну с Серженом! Обман, предательство, смерть… вполне достойный набор для того, чтобы добиться титула демона. Асмодей нахмурился. Живая и здоровая Татьяна в эту схему никак не вписывалась. Окаменевшая еще куда ни шло… остается только надеяться, что Моррель не найдет нужного артефакта. Впрочем, ушедшей от него парочке вскоре будет просто не до этого. Лесс и Моррелю тоже недолго осталось радоваться жизни. Ведь желание лешачихи еще осталось невыполненным. Так что все их неприятности были еще впереди. Это им бес вполне мог гарантировать.

Контраст между полутемным замком Асмодея и ярким солнечным днем был настолько сильным, что Моррель даже прищурил глаза. В своем собственном мире он чувствовал себя куда лучше и увереннее. Впрочем, теперь, когда их отношения с Лесс начали налаживаться, он начал подумывать о том, что они оба вполне могли бы остаться и в измерении Асмодея. А что? Дороги там есть. Бельсы тоже. И небельса с два найдут его там прислужники Наррены, которые наверняка возжелают оторвать ему голову за оскорбление императорского величества… Моррель обнял Лесс и задумался. Как много всего произошло! Как много изменилось в их жизни! И теперь уже ничего нельзя ни вернуть, ни исправить. Лесс бросила быстрый взгляд на задумавшегося о чем-то Морреля и невольно улыбнулась. Файерн даже не замечал, что попав в свое измерение, он направился вовсе не к себе в замок, а в сторону ее избушки. Лесс прижалась щекой к плечу своего самца. Она не знала, сколько еще им суждено быть вместе. Но не хотела терять ни минуты. Наверняка с приходом завтрашнего дня придут и новые проблемы. И кто ее знает, чем они закончатся. Может быть, им с Моррелем выпадет еще несколько дней абсолютного счастья. Он будет тайком приходить к ней, они будут скрывать свои отношения и… наслаждаться ими. Так, как будто каждый их день был последним. Так, как будто те дни, когда они были вместе, и были единственно реальными в этой жизни. Жаль, конечно, что ей приходится буквально воровать Морреля у его страны, у его семьи и у его желания. Но за все надо платить. А за то, чтобы быть рядом с файерном, Лесс готова была заплатить любую цену.

Мы воруем друг друга у наших друзей,Ни дождя, ни апреля, ни сна не минуя.Мы воруем друг друга у ночи, у дней,У всего, чего можем друг друга воруем.Нежность чувства, которому так много лет,Заставляет забыться, забыть и отречься.Мы воруем друг друга, плевав на запрет,День за днем, ночь за ночью, за вечностью вечность.Не боясь заблудиться, забыться, упасть,Мы стремимся душою друг к другу сквозь тениЧтоб немного насытить бездонную страстьИ общаться, общаться до самозабвенья.Мы умеем сражаться, не чувствуя ран,Мы умеем любить с тобой напропалую.Мы друг друга воруем. Но кажется нам —Это нас друг у друга с тобою воруют.

…Моррель сумел оторваться от Лесс ближе к утру. Он крепко обнял ее и, прижавшись губами к ее шее, почувствовал, как бьется ее сердце. Быстро. Громко. Нетерпеливо. Так, как будто хотело вырваться на свободу. Файерн улыбнулся. Может, и хотело. Он ничуть не удивился бы. Лесс держала свое сердечко на коротком поводке. До сих пор. Моррель слишком хорошо знал, какой Лесс умеет быть хладнокровной, сдержанной и бесстрастной. В постели она была совсем другой. Хладнокровная, как же, ага… более страстную и увлекающуюся натуру Моррель в жизни не встречал. И уже не хотел встретить. Моррель вдохнул знакомый запах весенних листьев и прикрыл глаза. Небельсы, да как же он раньше не понимал, насколько необходима ему Лесс?! Он гнил с тоски без нее, постоянно о ней помнил, никак не мог дождаться очередного удобного момента, чтобы к ней улететь… и наконец, встречи с Лесс стали единственным, чего он вообще ждал. Моррель боялся собственных чувств. Очень. Он ненавидел быть слабым и зависимым. Когда-то, много лет назад, файерну был преподан очень болезненный урок, который он хорошо усвоил. В тех краях, где он вырос, жизнь ничего не стоила, а смерть караулила свои жертвы за каждым поворотом. Там не было места жалости и милосердию. Выживали только сильные. И Моррель предпочел стать сильным. Он тренировался со злостью, доходившей порой до исступления, научился убивать и иногда арбалет оказывался в его руке прежде, чем ему бросали вызов. Кто угодно, даже чистокровный файерн. Моррель научился получать то, что хотел, любыми средствами. «Не слушай ничьих советов, не колеблясь, бери то, что тебе нужно, и держи покрепче. Если проявишь нерешительность, жизнь пройдет мимо тебя. Верь, самое ценное — то, за что приходится бороться и рисковать». Когда-то Моррель сделал эти слова своим жизненным девизом. Однако теперь… теперь все было по-другому. Файерн больше не хотел ни воевать, ни драться, ни упиваться властью и величием. Он все чаще и чаще улетал к Лесс, проводил с ней все больше и больше времени и никак не мог ей насытиться.

Моррель приподнялся на локтях, заглянул в глаза Лесс и ласково коснулся ее мягких, пахнущих земляникой губ. Мощная, теплая, пульсирующая волна, постепенно заполнила пустоту в его душе, и он решился. В конце концов, сколько уже можно трепать друг другу нервы? Сколько можно прятаться и скрываться?

— Я больше не вернусь во дворец. Я переезжаю к тебе, — сказал Моррель.

— Ты серьезно? — не поверила своим ушам Лесс. — Моррель, ты с ума сошел, а как же желание, которое ты загадал?!

— Да пошло оно к небельсам! — вспылил Моррель. — Что оно мне хорошего принесло?

— То, что ты хотел. Власть и деньги. И даже больше чем ты хотел — титул супруга императрицы.

— Наплевать! — отмел все возражения файерн.

— Небельсы, Моррель, зачем ты это делаешь? — не выдержала Лесс. — Ты хочешь услышать, наконец, что я тебя люблю? Хорошо. Я тебя люблю. Ну и что ты теперь собираешься с этим делать? Зачем тебе было нужно мое признание? Неужели ты думаешь, что все можно изменить? Да ничего не изменится! Ты в очередной раз будешь уходить в дорогу, а я опять буду тебя ждать. И иногда, когда я буду от этого уставать, мне в голову снова начнет закрадываться мысль, что ожидание бессмысленно… Небельсы, да зачем я вообще завела об этом речь? — психанула Лесс. — Зачем я говорю всякие глупости и слушаю их от тебя? Тебе ведь не нужна моя нежность? И моя тоска? Моррель, ну почему ты не смог хотя бы сделать вид, что ты ко мне равнодушен? Ведь когда-то ты этим бравировал. Тогда все было по-другому. Я жила без надежды. А теперь мы оба начнем жить несбыточными мечтами. И пытаться облегчить друг другу жизнь, притворяясь, что нам все равно.

— Мне не все равно, Лесс! — встряхнул ее Моррель. — И никогда уже не будет все равно. Я тоже тебя люблю.

— Ты?! — опешила Лесс.

— Представь себе, — криво улыбнулся Моррель. — Если, конечно, разрывающая в клочья сердце и душу боль не является симптомом похмелья.

— Моррель… — рассмеялась Лесс.

— Я знаю, ты ждала немного не этого, — пробормотал файерн, склонившись к ней и зарывшись носом в ветви. — Я бы тоже хотел, чтобы это случилось по-другому. Чтобы я преподнес тебе свою любовь сияющей и переливающейся всеми цветами радуги в шикарной обертке, перевязанной лентами. Но по ней прошло слишком много дорог. И слишком много бельсов. А потому она, обкапанная свечным воском, пропахшая дешевыми гостиницами и походными кострами, стала потускневшей, неприкрашенной и потертой. Но это все, что у меня есть.

— Моррель… — обняла его задохнувшаяся от этого неожиданного признания Лесс. — Я не могу… не могу лишить тебя всего, чего ты добился. Может быть, нам обоим стоит забыть о том, что мы друг другу наговорили? Ты оставишь меня, вернешься к своей Наррене, и проживешь свою жизнь долго и счастливо…

— Без тебя? — дернул гребнем файерн. — Ничего не получится, я уже пробовал. Ну и потом. Такие, как я, долго не живут, — возразил он язвительно. — Не в пример чистокровкам, которые доживают до старости. Мы — дешевая шваль — рано размножаемся и умираем молодыми. Как крысы, я полагаю. Глупо было пытаться что-нибудь изменить.

— Вот Фроррен расстроится… — улыбнулась Лесс. — Он тебя принял, признал, воспитывал постоянно, а ты даже не захотел удержать доставшийся тебе высокий титул.

— Как бы не так, расстроится он! — фыркнул Моррель, вылезая из постели и натягивая штаны. — Да Фроррен вообще со мной разговаривать не хотел после того, как я стал мужем Наррены.

— Почему? Ведь этот титул — действительно самый высокий в империи. Да и то, что тебя приняли в род его явно должно было обрадовать.

— Если бы это произошло другим способом, может, и обрадовало бы. Оказывается, Фроррен, в пору своей бурной юности тоже был влюблен в самку другого рода. Но не смог пожертвовать ради нее своим положением. И потом всю жизнь жалел об этом, потому что больше никого не смог полюбить до такой степени. Он уважал моего отца за его безумный поступок. Разыскивал меня после смерти родителей, и вопреки всему признал меня своим родственником. А я оказался недостоин памяти своего отца, потому что ради того, чтобы стать файерном предал все, что мне было дорого. Так что мое решение бросить все к небельсам Фроррена, скорее всего, только порадует.

— Чего нельзя сказать о Наррене.

— Это да, — согласился Моррель, — с ней наверняка возникнут сложности. Но это мои проблемы. В любом случае, я не собираюсь откладывать в долгий ящик объяснение с ней. Правда, — ехидно хмыкнул Моррель, — после того, как я сообщу Наррене, что я ее бросаю, нам придется очень быстро сматывать удочки. Так что как только сражение закончится, и я к тебе приеду, будь готова отправиться в путь.

— Какое сражение? — обеспокоилась Лесс.

— С небельсами, конечно же. Файернам осталось нанести их армии последний удар. Вряд ли они без меня с этим справятся. И если брошенную императрицу Палата Высших мне (может быть) простит хотя бы со временем, то загубленную за день до победы военную кампанию — точно нет.

— Я почему-то боюсь за тебя. Гораздо больше обычного… — прошептала Лесс, встав с постели и подойдя к стоявшему у двери файерну.

Моррель молча сгреб лешачиху в объятия и прижал к груди. Крепко, как будто хотел вобрать в себя целиком. Лесс чувствовала каждую клеточку его тела, вдыхала его запах и слышала биение его сердца. Моррель осторожно погладил рассыпавшиеся по ее плечам ветви. Объятья становились все крепче и крепче. Тишина полнилась непроизнесенными словами. Грозила взорваться ими.