Божественное вмешательство

Гвенвилл шепчет на ухо: "Бери. Это дорогой подарок, но заслуженный. Ты вернул им больше, чем они могли бы потерять".

Принимаю. Деревенские радуются. Зовут ужинать к костру инсубров. Пили, закусывая мясом, до глубокой ночи.

* * *

В деревне нашего возвращения так скоро не ждали. Всполошились поначалу, потом стали радоваться. Как дети: смеются, бегают от овцы к барану, гладят, разговаривают с животными. Женщины, посовещавшись, стали суетиться. Начали сносить на холм у реки шкуры и посуду. Старики отобрали баранов и свиней на убой. Вскоре истошный визг обреченных животных стал слышен и в деревне.

Заперев пленников, Гвенвилл сказала, что завтра все равно поедем в Мутину. И что мне стоит пригласить себе в тримарцисий компаньонов из тех воинов, что участвовали в погоне за инсубрами.

Я присматривался к деревенским, как только наш отряд выступил в погоню. Так что решал недолго. Моему приглашению несказанно обрадовался самый молодой — Уэн.

С разрешения Гвенвилл я подарил ему короткую кольчугу.

А вот Хоэль — угрюмый парень лет двадцати пяти, обладатель могучего телосложения и роста под два метра, даже получив в подарок меч, эмоций не проявил. Сказал только, что один он у старой матери. Приняв мои уверения, что, мол, вся деревня позаботиться о ней, согласился защищать меня и днем и ночью.

Мегапикник на берегу удался. На холме, лежа на шкурах, ели и пили почти все, кто смог прийти на праздник. В деревне остались только дряхлые старики и больные. Пастухи — и те сменяли друг друга каждые два часа.

Славили не только богов. Немножко похвалы досталось и мне. Время от времени кто-нибудь кричал: "Выпьем за Алатала и Гвенвилл!" Пили в охотку.

Решился взять слово и я. Предложил выпить за тех парней, что приняли участие в погоне. Выпили и за них.

Сам я только губы вином смачивал, иначе упился бы уже давно. Мужчины деревни постарались занять места поближе ко мне и Гвенвилл, поэтому, когда я заговорил с ней о будущем деревни, шум поутих.

— Завра мы уедем в Мутину, а что, если воры снова пожалуют? — спрашиваю как бы между прочим.

Не раздумывая, моя валькирия отвечает:

— Вернемся, отомстим.

— Отомстим! — поддерживают ее мужчины криком.

— А если в наше отсутствие те парни, что принимали участие в погоне, посторожат перелазы и лесные дороги на подходах к деревне? Хуже не будет?

Мужики задумались.

— А кто работать за них станет? — спрашивает "колхозник" с длинными рыжими усами и огромным животом.

— Да хоть бы и ты. Лучше поработать за Конала, чем лишиться коня и овец. А, может, если днем нападут, то и свиней своих потеряешь. С полей урожай убирать не завтра же? — поддерживает мою идею Гвенвилл.

Решили, что с охраной — спокойнее.

Будущих охранников сразу же потянуло на подвиги: похваляясь друг перед другом, они стали размахивать топорами, бороться и стрелять из луков по подброшенным деревянным мискам.

Слава Богам, ко мне никто не приставал с предложением покуролесить. Уж очень утомили меня и погоня, и этот пир. Провести остаток ночи с любимой Гвенвилл сил все же хватило.

Уснув под утро, встали с выгоном свиней в рощу. Эти поджарые, вечно голодные твари так орут по утрам, что проспать сможет разве что только глухой. Слава Богам, Гвенвилл уже не так спешила, как вчера.

Мы съездили на реку, выкупались. Плотно позавтракали в компании Уэна и Хоэля, ночевавших как компаньоны всадника в доме. Надев на себя все лучшее, неспешно выехали в Мутину.

Пленников с надетыми железными ошейниками, сковали попарно и, усадив на двух крепких лошадей, взяли с собой, чтобы свидетельствовали они о коварстве инсубров. По дороге я завел с ними разговор. Они без утайки поведали обо всем.

Узнал, что в Мельпуме (совр. Милан) — главном оппидуме (укрепленное поселение, замок, город) инсубров недавно умер Гратлон — их король. Его сын Дионат не смог удержать в повиновении всадников. Ну, не обладает будто он твердостью руки отца.

А тут еще и лингоны угнали в половине деревень инсубров скотину и посевы пожгли. Мне сразу стало понятно, что между смертью старого вождя и приходом на земли инсубров другого кельтского племени — лингонов — есть связь. И что воевать с инсубрами глупо. Тем интереснее стало быстрее попасть в Мутину, узнать, что решат вожди бойев.

Добрались к вечеру. От этрусков в Мутине остались только белые стены да загаженные навозом мостовые. Деревянные дома, по большей мере с соломенными крышами, ничем не отличались от деревенских. Правда, увидел я и каменные строения. К такому дому на круглой площади, когда-то бывшей этрусским форумом, мы и подъехали.

Нас вышли встречать две рабыни. Они узнали Гвенвилл и стали обнимать ее как родную. Нарадовавшись встрече, повели моих компаньонов и пленников к конюшням. Мы с Гвенвилл вошли в дом. За дверью, большой зал с растопленным камином.

Первая мысль: "Куда я попал? В сауну? На улице градусов двадцать пять. А тут — под пятьдесят, не меньше".

У камина в деревянном кресле сидит крепкий старик. Его волосы вроде седые, но не как сталь, — светлее, почти белые. Лицо молодое и только у глаз пролегли глубокие морщины. Голый торс, покрытый капельками пота, вызвал зависть: могучая грудь в шрамах, бицепсы, которым многие в моем времени позавидовали бы.

Увидев нас, он поднялся и медленно пошел навстречу бросившейся к нему Гвенвилл. Обнимая ее, он с любопытством поглядывал на меня. Наверное, посмотреть было на что: стою в новой кольчуге, опоясанный золотым поясом, с королевским мечом; шлем держу в левой руке, как белогвардейский офицер фуражку с достоинством королевича.

Стараюсь из последних сил выглядеть достойно: пот уже струится по вискам и спине, вызывая жгучее желание сбросить доспехи и одежду. Мысль о том, что каждую минуту кольчуга нагревается все сильнее и сильнее, вызвала приступ иррационального страха.

Гвенвилл что-то прошептала ему на ухо. Он поцеловал ее в лоб и протянул мне руку раскрытой ладонью.

Подхожу и пожимаю ему предплечье, видел, что так здороваются галлы.

Чувствую на своем "железную" хватку: "Да, ты крут. Понимаю — если что, церемонится, не станешь. Слава Богам, что сумел сбежать от похитителей! Довези они меня к этому дедушке — пел бы кенаром, только..." — густой баритон хозяина прервал мои размышления.

— Хундила, отец Гвенвилл и жрец Мутины, — представился он.

— Алатал, не помнящий родства, — отвечаю, как научила Гвенвилл.

— Пар костей не ломит. После зимовки в горах, я научился ценить, когда тело выделяет пот. Тебе жарко. Раздевайся.

С удовольствием сбрасываю кольчугу, уже не заботясь о том, как выгляжу. Пришлось нагнуться. Спасибо Гвенвилл, помогла и ушла в комнату, примыкающую к залу. Пока стаскивал с себя рубаху, она принесла табуретки и поставила их у кресла отца. Хундила уселся в кресло и пригласил присесть и нас.