Божественное вмешательство

Пеших дружинников я отправил в лагерь к Мариусу, а тяжелую кавалерию и сенонов решил использовать по обстоятельствам.

Пирр появился к обеду. А еще раньше я увидел столб пыли, известивший о приближении его армии.

Мы стояли на холмах и отсюда Беневент видели как на ладони. Пирр подошел к городу, и какая-то часть его армии вошла в гостеприимно распахнутые ворота. Оставшиеся снаружи солдаты разместились у стен. Я счел это хорошим знаком.

Ближе к вечеру, когда Люцетий почти скрылся за горизонтом, в Беневенте заиграли флейтисты, ворота города открылись, и мы увидели всадников в праздничных одеждах.

Я закричал: "Пирр идет с миром!" Мое волнение тут же передалось сподвижникам. Мы бросились в палатки облачиться в одежды, соответствующие моменту.

Встреча вот-вот состоится вблизи лагеря этрусков. Какое-то неприятное чувство сдавило грудь, и я понял почему — Мариуса Мастамы и его командиров нет с нами.

— Вудель! — кричу, предчувствуя беду.

— Бренн?!

Слава Богам, мой верный Вудель, как и всегда, рядом. Молюсь, как умею, прежде чем отдаю приказ:

— Выведи дружину из лагеря тусков и поставь стеной между нами. Стой! Возьми с собой кого-нибудь, будь осторожен.

Вудель ускакал, взяв в сопровождающие не больше десятка воинов. Молоточками в висках стучит одна единственная мысль: "Если Мариус предаст меня, камня на камне от Этрурии не оставлю". Спешить уже не вижу смысла. Подъезжаю к Бритомарию.

— Прости друг, что прошу тебя об этом сейчас.

Улыбающийся Бритомарий, услышав меня, становиться серьезным.

— Что случилось, бренн Алатал?

— Скачи к своим воинам. Лучше я ошибусь, но уберегу всех нас от позора. — Теперь

Бритомарий хмурится. — Если туски попытаются выйти из лагеря, атакуй их без сомнений.

Лицо вождя сенонов проясняется. Не пойму, что так обрадовало его, но с диким свистом он сорвался с места и поскакал к своим воинам. Снова сомнения одолевают меня. Решив, что я и так достаточно сделал, вручаю свою судьбу Богам и, умиротворившись таким решением, еду на встречу с Пирром.

Пирр с мальчиком Понтием выехал мне навстречу. Он произнес что-то с пафосом, Понтий переводит:

— Приветствую мудрого царя галлов, — склоняю голову в приветствии. Пирр заговорил снова: — Боги услышали меня, и мир, предложенный этрускам, теперь стал возможен, — переводит Понтий.

— Это так, — отвечаю. — Согласен ли ты взять в жены Спуринию из рода Спуринна?

— Я размышлял об этом и решил, что тому нет препятствий.

После того, как Понтий перевел, в разговоре возникла напряженная пауза. По правде сказать, я растерялся, мое вдохновение исчерпалось, не знаю, что предпринять дальше. Выручил Понтий.

— Я почту за честь пригласить тебя, царь Эпира, и тебя, царь галлов, в свой дом, чтобы отпраздновать примирение и обсудить ваши дела.

Мальчик повторил это на двух языках, и напряжение тут же улетучилось. Мы с Пирром одновременно закивали, соглашаясь.

Вместе едем к распахнутым воротам Беневента, я с тревогой оглядываюсь на лагерь тусков.

Глава 37

Человек предполагает, а Бог располагает, так говорят, и говорят верно. Еще не прозвучали застольные здравницы, да и гости еще не расселись за столами, как к Пирру подбежал посыльный и что-то прошептал на ухо. Полученная весть обрадовала царя Эпира. Он тут же обратился ко мне, и Понтий, не скрывая удивления, перевел:

— Теперь я верю, бренн, что твое стремление к миру не уловка. Но как же теперь я обрету супругу?

Не то, что я вопрос не понял, скорее, я не понял логики Пирра. Ибо связи между моим стремлением к миру и вопросом грека я сразу не уловил. Напротив, его женитьба и есть залог мира. Так я, по крайней мере, считал.

— Великий царь, эта война никому не принесла бы ни славы, ни богатства, а твоя женитьба и есть залог мира, — отвечаю и снова не понимаю, почему лицо Пирра вытягивается в удивлении.

— Мне сообщили, что твоя кавалерия атаковала тусков, едва те вышли из своей крепости.

Эта новость для меня стала сродни удару молнией: вначале онемели ноги, потом за секунду пришло понимание, что с этого момента мои отношения с Этрурией безнадежно испорчены. Бритомарий, не задумываясь или, напротив, хорошо все взвесив, что, по большому счету, неважно, выполнил мой приказ. Больше всего на свете я хотел сейчас знать, поддержали ли атаку сенонов мои дружинники или нет.

— Я думаю, что именно мое стремление к миру по воле Богов таким образом и проявилось. Полагаю, что ты и сам знаешь — туски никогда не стремились к миру с тобой.

Пирр склонил голову, соглашаясь, и жестом руки пригласил к пиршественному столу. Сгорая от любопытства и наполненный тревогой, я все же принимаю приглашение. Довольный всем Пирр больше вопроса о женитьбе не поднимает.

Испытываю невероятное облегчение, услышав Вуделя.

— Бренн, я все сделал, как ты приказывал. Щитоносцы беспрепятственно покинули лагерь тусков и построились в две линии в низине. Греки всполошились, но, увидев наши спины, успокоились, хоть и не положили оружия, но остались у стен города. Я повел наших всадников на дальний холм, и едва мы взобрались туда, как увидели, что туски колонной выходят из лагеря. Они уходили на север. Только я подумал, что пришло время присоединиться к тебе, как услышал шум битвы. Мы поскакали на шум и встретили раздосадованного Бритомария. Он обрушился на колонну тусков, но те, оказалось, ожидали его атаки. Навстречу его всадникам полетели пила и манипула за манипулой вступали в бой, прикрываясь щитами. Растратив легкое оружие, туски пустили в ход хасты. Они не жалели лошадей, протыкая им животы. Я не знаю, сколько бойцов потерял Мариус, но Бритомарий в бешенстве. Туски здорово потрепали сенонов, и ему пришлось уносить ноги.

Пока Вудель шептал мне на ухо о том, что на самом деле произошло, я не позабыл о необходимости скрывать эмоции. Улыбаюсь, веря, что ничего непоправимого не случилось.

— Ты все верно сделал. Зови к столу Бритомария. Я не стану его корить и найду способ утешить. Еще найди декуриона Сервия и пригласи его присоединиться к нам.

Наверное, Вуделю самому не терпелось поскорее сесть за стол, ломившийся от еды и вина. Стараясь выглядеть величественно, Вудель степенно отправился к выходу, но по мере приближения к распахнутым настежь дубовым дверям, ноги его двигались все быстрее и быстрее. Впрочем, внимания на него уже никто не обращал. Пирр поднял кубок и заговорил.

Понтий не успел перевести его речь. Взгляды присутствующих обратились на меня, и когда Пирр закончил, поднялся невероятный шум. "Сэ эфхаристо!" — кричали люди, поднимая кубки. То же самое произнес и Пирр, приветствуя. Наконец Понтий снизошел объяснить, что все они благодарят меня. Я поднялся, слегка поклонился и с удовольствием осушил чашу.

Вскоре к нам присоединились Вудель, Бритомарий, Сервий и еще два десятка воинов, достойных такого общества, которых, в свою очередь, пригласили по своей инициативе мои командиры. Нахмуренный Бритомарий недолго оставался таким. После парочки выпитых кубков он веселился, как и все. А я, подсев поближе к Понтию, решил не упускать время и учить язык Пирра.