Божьи дела (сборник)
Шрифт:
Только на мгновение переводит дух .
Ну вот… так, короче, я сделался Сиражутдином!
Мой второй сын Федул – он теперь, слава Богу, Абдулгафур! – тоже послушался меня.
А старший Иван – до сих пор не обрезан!
И три его младшие сестры живут дрянью!
Но главное, что меня убивает, – Зубейрижат!
Не желает покаяться. Что же мне делать?
С необрезанным жизнь прожила – страшный грех!
Мерзость, грязь, истребление души!
Он мог не знать – а она?
Он – то есть я, когда был необрезанным, – он мог не знать, а она?.. Зубейрижат, дочь Абдумуслима, сына Абдул-Керима, обязана знать?
Не обязана?Взволнованно ходит из стороны в сторону .
Я знаю, я знаю, что знала и все понимала –
Все равно, несмотря на запрет нашей веры, бегала голой по острову – я это помню, как будто вчера!..
И пошла, погубила себя, но пошла!..
За необрезанного пошла – ведь пошла, ведь пошла!..Уже даже не ходит – бегает .
О-о, да подумаешь, благодарность!
Могла ему прямо сказать: спасибо вам, человек хороший, за то, что вы такой хороший, и – до свидания!
Знай свое место, знай!
А не идти к нему в жены, плодиться, как будто крольчиха, губить свою вечную душу!
Еще говорит, я ревную к нему!
Степану ее, говорит, не гожусь даже в подметки!
Он, говорит, был прекрасным, как Бог, а ты, говорит, – Сиражутдин!..
Старый ишак, говорит, Сиражутдин!..
Она хочет мне боли, она меня сильно злит…
Она, понимаешь, она, понимаешь, она…Заметно, что обида рвет ему душу .
Я не стану жить с дрянью, не стану!
Пока не услышит, пока не очистится – дрянь, дрянь! – я не стану! Не стану, не стану я, правда же, я не могу!
Не могу не могу, помоги мне, о Сущий!
Я люблю ее, о, я не стану, люблю, помоги!..
Убегает .Лялечка
Из вечной вязкой тишины долетают робкие всхлипы и причитания. Постепенно они складываются в слова, обретают смысл.
Я так обижена, Господи… Меня так обидели, Господи…
Промокает платочком слезы.
Смотри, я в той жизни имела трех…
Ну, считались мужьями…
Я любила, ласкала и холила их, как могла…
А чего не могла…
Да, и тоже меня все бросали…
Бросали и как бы…
Ну, то есть бросали…
Но, честное слово, – я так не обижалась.
Ну так, чтобы очень обидеться…
Ужасно обидеться…
До смерти…Всхлипывает .
Потому что умела каким-то удивительным способом проглотить обиду и дальше идти…
Оставались какие-то силы…
Чтобы жить еще дальше зачем-то – понимаешь?..Всхлипывает .
И я никого – можешь верить – ни разу и никого не проклинала.
Мне бывало, конечно, обидно и больно, но я себе говорила: в сущности, если подумать, никто никому ничем не обязан…
Никто не обязан – и все…
И нужно терпеть.
Терпеть, образно говоря, и терпеть…
В общем, так…Плачет .
Вот так я и знала, что буду реветь…
Слезами ему не поможешь…
Он помирает, мне жалко…Внезапно как будто пугается чего-то, рот прикрывает руками, подозрительно озирается по сторонам .
Ой, прости…
Я представила – вдруг нас услышат…
Кому еще рассказать про такое – кроме Тебя?..Тяжело вздыхает.
Значит, уже я жила не в Караганде, а в Москве.
Снимала малюсенькую, но зато совершенно отдельную однокомнатную квартиру.
За МКАД…
Туда, если, образно говоря, двигаться строго по Горьковскому шоссе, в направлении Балашихи… не доезжая… жемчужины нашего Подмосковья…
Был у меня свой холодильник, телевизор 21 инч, большая и очень удобная полутораспальная кровать, ковер с тигрятами и тигрицей…
Боже, о чем я?..
Вот: я однажды встречаю – его!
Он безработный, я – безработная.
Вместе сидим в длинной очереди, ждем, когда позовут, и общаемся, образно говоря: трали-вали, не знали…
В Москве, Ты подумай, в кои-то веки встретить живого мужчину и даже поговорить!..
Короче, общались, общались мы с ним и общались, а потом он так странно и пристально так на меня посмотрел и говорит:
– А что, – говорит, – милая Лялечка, возьмите, –
говорит, – пожалуйста, меня к себе ненадолго!Пожалуйста, думаю я про себя, разбежалась! А сама удивленно тем временем тоже на него смотрю и опять же про себя думаю: может, он шутит?..
По виду, однако, понимаю – не шутит.
Но, думаю, может, такая у человека манера: он вроде не шутит – но как бы и шутит?
Люди такие разные…
И я улыбнулась ему, как могла, по-доброму и открыто.
– Отчего же, – ему говорю, – ненадолго, можно, – говорю ему, – и надолго!
И улыбаюсь ему изо всех сил, чтобы он сразу понял: с юмором у меня хорошо.
Правда-правда…
Но, однако же, вдруг замечаю на глазах у человека настоящие слезы: «Надолго, наверное, говорит, я не смогу, потому что, говорит, я, наверное, скоро умру…»Лялечка молчит. Как природа.
Ну как на такое мне, Господи?..
Еще и еще пытаюсь понять: может быть, все-таки шутит?..
Но понимаю – не шутит.
Напротив, я вижу в зеленых глазах какую-то, образно выражаясь, уже нездешнюю тоску и бледность на впалых щеках – признак благородства…Тяжело вздыхает .
А чего я могла?
То и сделала, что я могла: жить пустила!
А как же мне было его не пустить: без родных, без знакомых, без денег, без крыши над головой, смертельно больной…
Я пустила.
Пустила его, я пустила, пустила!..Всхлипывает .
Короче, взяла я его за руку – и по врачам.
Как ребенка, водила.
А у него – говорят – запущено все и ужасно.
И нужна операция – говорят – и тоже – говорят – никакой гарантии.
Но я тем не менее все ж таки уломала его, и легли мы с ним под нож.
Извелась, поседела…
Ему только хуже.
И день ото дня ему хуже и хуже…
Я ночами не сплю, что мне делать?
Все жалеют меня и его, говорят: отпусти, говорят, хватит мучить!
Что?
Вот так человека взять – да отпустить?..
Вот так вот мужчину взять – да отпустить?..Упрямо мотает головой .
Нашла наконец великого колдуна.
Из Адыгеи!
Хромого, усатого, желтоглазого.
С большими такими зубами.
Он когда так улыбался – губы у него так по сторонам разъезжались – и так возникали зубы…
Колдун!
Денег хотел.
И много.
А откуда у меня много денег?
И мало не помню чтобы водились – даже когда работала продавщицей в цветочном ларьке у метро…
А с другой стороны, я подумала: из-за денег мужчине помирать? Мужчина сегодня – как Бог: не вижу, но знаю, что где-то Он есть! Думала, думала, думала, думала: где мне взять денег?
Для спасения жизни Мужчины – где?..Молчит .
Меня научили добрые люди – и я научу.
Как говорится, пущу хлеб по водам…
Для тех, кто не в курсе… если к Пушкину встать спиной… и пойти по бульвару прямо… и после «Макдональда» – сразу направо… и метров четыреста – прямо… и сразу налево, в тупик… Идите в тупик – и там фирма, короче… по связям, короче… ну, Ты понимаешь?..Смущенно улыбается .
Сколько, однако, на свете отзывчивых добрых людей, и даже среди сутенеров!
Сначала, по возрасту, мне отказали, но потом, когда я объяснила причину – во имя Мужчины! – они даже прослезились.
На стареньком, помню, пикапе «Пежо» с раздвижными сиденьями и шторками на окнах мы – во имя Мужчины! – всю нашу Московскую область проехали – вдоль, поперек!..Улыбается .
Боже мой!
Мой уже не вставал с кровати!
Сил у него не было никаких!
Я его с ложки кормила, выносила за ним, обстирывала.
Он порнокнижки любил – доставала.
Просил почитать – я читала.
Под музыку, при свечах…
Все делала, Господи.
Кажется, даже и больше.
Чего не могла – это правда – смотреть эротические фильмы по ночному телевизионному каналу: так некрасиво, когда у других…Вдруг, словно вспомнив о чем-то, всхлипнула.