Божьи воины [Башня шутов. Божьи воины. Свет вечный]
Шрифт:
– Знаешь, Славик, я немного спешу…
– Послушай, послушай! Грешники и негодяи, близится ваш конец. Терпелив я, но если с Римом, с этим зверем Вавилонским, вы не порвете, то прокляну я вас вместе с Отцом моим и ангелами моими…
– Брат Белява? – выручил Рейневана голос сзади. – Брат Неплах желает вас срочно видеть, ждет. Извольте пойти. Я провожу.
Один из новопостроенных домов был видный, напоминал усадьбу. На первом этаже в нем было несколько гостиных, на втором – несколько по-спартански обставленных комнат. В одной из них стояло большое и отнюдь не спартанское ложе. На ложе, накрытом периной, лежал и стонал Флютек.
– Ты где болтался? – дико взвыл он, увидев Рейневана. – Я посылал за тобой в Прагу, посылал под Колин! А ты… Оооо! Оооооо! Аааааааа!
– Что с тобой? А, не говори. Знаю.
– Ах, ты знаешь?
– Вообще-то мочекаменная болезнь. А в настоящий момент у тебя колики. Сядь. Подними рубаху, повернись. Здесь болит? Где я стучу?
– Аааааа! А, курва!
– Несомненно, почечные колики, – определил Рейневан. – Ты и сам прекрасно знаешь. Это наверняка не первый раз, а симптомы характерные: повторяющиеся приступы боли, отдающие вниз, тошнота, давление на мочевой пузырь…
– Перестань болтать. Начинай лечить, чертов знахарь.
– Ты, – усмехнулся Рейневан, – случайно оказался в хорошей компании. Тяжелой каменной болезнью и очень мучительными почечными приступами страдал Ян Гус в Констанции, сидя в тюрьме.
– Ха. – Флютек накрылся периной и страдальчески улыбнулся. – Значит, это наверняка признак святости… С другой стороны, меня уже не удивляет, что Гус тогда не отрекся… Он предпочел костер этим болям… Иисусе Христе, Рейневан, сделай же что-нибудь, умоляю…
– Сейчас приготовлю успокоительное. Но камни надо удалить. Необходим цирюльник. Лучше всего специализированный литотомист [623] . Я знаю в Праге…
– Не хочу, – взвыл шпик, неизвестно, от боли или от ярости. – Был тут уже такой! Знаешь, что хотел сделать? Задницу мне разрезать! Понимаешь? Разрезать задницу!
– Не задницу, а промежность. Надо разрезать, иначе как добраться до камней? Через разрез в мочевой пузырь вводят длинные щипцы…
– Прекрати! – завыл Флютек, бледнея. – И не говори даже об этом! Не для того я тебя притащил, высылал сменных лошадей… Вылечи меня, Рейневан. Магически. Я знаю, ты сможешь.
623
камнеудалитель.
– Ты, вероятно, бредишь от температуры. Колдовство – это peccatum mortalium, смертный грех. Четвертый пражский канон велит колдунов карать смертью. Я приготовлю тебе успокоительный напиток для приема сейчас. И nepenthes, дурманящее лекарство на потом. Используешь, когда явится литотомист. Почти не почувствуешь, когда он станет резать. А введение щипцов как-нибудь вытерпишь. Только не забудь взять в зубы палочку или кожаный ремень…
– Рейневан. – Флютек побелел как полотно. – Прошу тебя. Засыплю золотом…
– Ага, ясно… Засыплешь. Ненадолго, потому что у осужденных на сожжение колдунов золото конфискуют. Ты небось забыл, Неплах, что я работал на тебя. Многое видел. И многому научился. Впрочем, это пустопорожняя болтовня. Я не могу магически убрать камни, потому что, во-первых, это рискованная процедура. А во-вторых, я не чародей и не знаю заклинаний…
– Знаешь, – холодно прервал Флютек. – Прекрасно знаю, что знаешь. Вылечи меня, и я забуду, что знаю.
– Шантаж, да?
– Нет. Мелкий подхалимаж. Я буду твоим должником. В порядке выплаты долга забуду о некоторых делах. А если ты окажешься в трудном положении, сумею выручить и отблагодарить. Пусть меня поглотит пекло, если…
– Пекло, – на этот раз прервал Рейневан, – и без того тебя поглотит. Процедуру проведем в полночь. Никаких свидетелей, только ты и я. Мне понадобится горячая вода, серебряный кувшин или ковш, тарелка горячих углей, медный котелок, мед, березовая и вербная кора, свежие ореховые прутья, что-нибудь, сделанное из янтаря…
– Тебе доставят все, – заверил Флютек, кусая от боли губы, – что хочешь. Позови людей, отдавай приказы, все, что ты потребуешь, будет доставлено. Кажется, для нигромантии бывает иногда нужна человеческая кровь или органы… Мозг, печень… Не стесняйся, требуй. Понадобится, так… кого-нибудь выпотрошим.
– Хотелось бы верить, – Рейневан открыл шкатулку с амулетами, презент от Телесмы, – что ты спятил, Неплах. Что у тебя от боли разум помешался. Скажи, что то, что ты несешь, это сумасшествие. Скажи это, очень прошу.
– Рейневан?
– Что?
– Я действительно этого не забуду. Буду твоим должником. Клянусь, что исполню любое твое желание.
– Любое? Прелестно.
У Рейневана
были все поводы гордиться. Он гордился, во-первых, своей предусмотрительностью. Тем, что так долго приставал к доктору Фраундинсту, что тот – несмотря на первоначальное нежелание – выдал ему свои профессиональные секреты и научил нескольким медицинским заклинаниям. Горд он был и тем, что просидел штаны над переводами «Kitab Sirr al-Asar» Гебера и «Al Hawi» Разеса, что изучил «Regimen sanitatis» и «De morborum cognitione et curatione» – и что много внимания уделял болезням почек и мочевого пузыря, в том числе особо – магическим аспектам терапии. Он был горд – в принципе – и тем, что вызвал в чародее Телесме достаточно симпатии, чтобы тот одарил его на дорогу несколькими очень практичными амулетами. Но больше всего, разумеется, Рейневан гордился эффектом. А эффект магической процедуры превзошел ожидания. Под воздействием заклинания и амулета камень в почке Флютека раздробился, простое, обычно используемое при родах заклинание расширило мочевод, сильные мочегонные чары и травы довершили дело. Разбуженный после глубокого усыпления Неплах выдал остатки камня вместе с ведрами мочи. Был, правда, и период кризиса – в определенный момент Флютек начал мочиться кровью, прежде чем Рейневан успел разъяснить, что после магической процедуры это совершенно нормальное явление, шпион орал, взывал к небесам, осыпал медика ругательствами, среди которых не было недостатка в таких определениях, как «verfluchter Hurensohn» [624] и «затраханный колдун». Глядя на свой брызгающий кровью член, Неплах призывал солдат и грозил медику сожжением на костре, насаживанием на кол и бичеванием. Именно в такой последовательности. Наконец ослаб, а поскольку облегчение от колик тоже сделало свое, уснул. И спал полсуток с лишком.624
проклятый сын потаскухи (нем.).
Дождь не прекращался. Рейневан скучал. Забежал на лекцию престарелого деда, бывшего шпиона Карла IV. Посетил грамотеев, пишущих упавшие с неба письма и апокалипсисы, пришлось несколько штук выслушать. Заглянул в овин, в котором тренировались стенторы, специальное подразделение разведки, состоящее из мужиков с громкими – стенторскими – голосами. Стенторов обучали психологической войне; им предстояло деморализовывать защитников осажденных замков и городов. Тренировались они далеко от главного лагеря, потому что во время тренировок орали так, что уши закладывало.
– Сдавайся! Бросай оружие! Иначе вам всем крышка!
– Громче! – кричал проводящий занятие, дирижирующий взмахами рук. – Ровней и громче! Раз-два! Раз-два!
– Дочерей! Ваших! Вырежем! Выре! Жем! На! Пики! Наса! Дим!
– Брат Белява, – потянул его за рукав уже известный ему адъютант Флютека. – Брат Неплах приглашает к себе.
– Шкуру! Сде! Рем! – орали стенторы. – Яйца! У! Вас! Выр! Вем!
Богухвал Неплах чувствовал себя уже вполне нормально, ничто у него не болело, он был по-прежнему злобен и нагл. Выслушал то, что ему имел сказать Рейневан. Мина, с которой он слушал, ничего хорошего не предвещала.
– Вы идиоты, – оценил он вкратце и беспорядочно изложенные приключения в шулерне. – Так рисковать, и ради кого? Ради какой-то проститутки! Всем вам там могли глотки перерезать, я искренне удивляюсь, что не перерезали. Не иначе как Хунцледер дал в этот день своим лучшим охранникам выходной. Ну, не огорчайся, мой медик, милый моему сердцу и почкам. Шулер не страшен ни тебе, ни твоим друзьям-чудакам. Его предупредят о последствиях. Что касается другого дела, – Флютек сплел пальцы, – то тут вы показали себя еще большими идиотами. Подкарконоши в огне, гуситское пограничье горит, Бартенберки, Биберштайны, Догны и другие католические вельможи постоянно ведут с нами, как они это называют, виселичную войну. Отто де Бергов, пан в Тросках, уже заработал прозвище Гуситобоец. А то, что я поклялся исполнить твое желание? Отменяю. Во-первых, ты ловко меня обошел, во-вторых, желание это идиотское, в-третьих, ты не хочешь сказать мне, что собираешься там искать. Рассмотрев все сказанное, я отказываю. Твоя смерть на католической шубенице была бы для нас потерей и печальной, и бессмысленной. А у нас в отношении тебя есть планы. Ты нужен нам в Силезии.