Брачная ложь

— Эстель, — громко говорит он, его голос звучит как громоподобный рык. Я уже собираюсь подняться по лестнице, когда его рука обхватывает мое запястье, прижимая меня к стене и удерживая обеими руками. — Какого хрена , — рычит он.

Я пытаюсь выбраться из-под него, но он опускается так, что я не могу пошевелиться.

— Я могла бы сказать то же самое, — возражаю я дрожащим голосом.

Он вздыхает и проводит рукой по рту. — Как, черт возьми, ты сюда попала?

Я удерживаю его взгляд, вытаскивая из переднего кармана запасной ключ. Он выхватывает его из моей руки. — Счастлива теперь?

Я пожимаю плечами. — Это зависит... Что это было?

Он слегка раздвигает ноги, почти удивленный тем, что я не отшатываюсь от ужаса.

— Что? — он спрашивает.

Я сужаю глаза. — Не скромничай. Знаешь что. Стеклянная комната. Пара. Ты их знаешь?

Его челюсть сгибается пару раз, прежде чем он отводит взгляд.

— Я вуайерист, — просто говорит он. — Я получаю удовольствие, наблюдая, как другие занимаются сексом.

Я усмехаюсь. — Я видела эту часть.

Скривив челюсть, он потирает затылок, выглядя почти неловко.

— Я их не знаю. Я плачу парам, чтобы они трахались, чтобы я мог наблюдать за ними. Они знают, что за ними наблюдают, но не знают, кто — комната — двустороннее зеркало, поэтому они видят только себя. Все по обоюдному согласию. Они подписывают соглашение о неразглашении и получают две тысячи долларов, а я прихожу.

Я скрещиваю руки, обдумывая его слова. — Ты когда-нибудь присоединяешься к ним?

— Нет.

— Почему? — спрашиваю я, любопытствуя.

Он делает полшага ближе ко мне.

— Потому что, несмотря на то, что ты изначально думала обо мне как о плейбое, я не люблю трахаться лично, если я не полностью одет. Объяснять людям может быть обременительно, поэтому мне будет проще, если я этого не сделаю.

Эти журнальные истории обо мне — чушь. Они почти никогда не говорят правду. Если у меня на руке женщина или помада на щеке, это не значит, что я их трахаю, Эстель.

— Из-за твоих шрамов? — тихо спрашиваю я. Выражение его лица слегка становится жестче, и он только кивает. Я смотрю в пол и чувствую себя глупо. Хотя это и необычно, меня это никогда не отпугнет. Я уверена, что у всех нас была фантазия о том, как они наблюдают – или за ними наблюдают. От последнего у меня по спине пробегает дрожь.

— Если ты хочешь, чтобы я остановился на время нашего брака, я так и сделаю, — медленно говорит он.

Я пристально смотрю на него.

— Нет, все хорошо. Не то чтобы ты с ними спишь.

Ожидая, что он почувствует облегчение от того, что я не делаю ему выговор, я немного сбиваюсь с толку, когда он приближается еще ближе — так близко, что его живот касается моего.

— И что ты об этом думаешь? — спрашивает он низким голосом. Его губы так близко к моей шее, что я чувствую его дыхание на своей коже. Я почти перестаю дышать, когда он тянется и заправляет выбившийся локон мне за ухо. Поняв, что делала его рука всего минуту назад, я напрягаюсь.

— Было интересно, — честно говорю я ему.

Его глаза блестят чем-то, чего я не могу понять. Твердость ушла, сменившись чем-то нежным.

Я понимаю, что для него это очень много значит. Я принимаю эту его часть. Я продолжаю говорить.

— Расскажи мне больше, — прошу я его. Умоляю его.

Его губы касаются моей шеи, и я закрываю глаза. — Как насчет того, чтобы я рассказал тебе все завтра?

Он делает шаг назад, и комната слегка кружится, от чего у меня кружится голова от такой близости к нему. — Я должен убедиться, что они знают, что могут уйти.

Мне требуется минута, чтобы переварить его слова.

— Завтра, — повторяю.

Не сегодня ночью?

Он кивает. — Да.

Указывая на дверь, через которую мы вошли, он мягко улыбается мне. — Я поднимусь немного позже.

Он разворачивается и уходит, оставляя меня в замешательстве, запыхавшемся и крайне в возбужденном состоянии. Я быстро поднимаюсь по лестнице, чувствуя характерное покалывание и потребность между ног. Вбегая в комнату, я едва успеваю задуматься, вытаскивая вибратор из прикроватной тумбочки. Подойдя к двери спальни, я закрыла ее.

И тут мне в голову приходит самая неудобная мысль.

Я подхожу к двери, ведущей в общую ванную, приоткрывая ее.

Потому что…

Я хочу, чтобы он наблюдал за мной.

Я в ярости стягиваю с себя джинсы. Моя спина выгибается, когда я включаю вибратор и прижимаю толстую головку к клитору, бесконтрольно стону.

Притворяясь, что это его язык. Думая о его длинных пальцах, проникающих в меня, думая о его теплой коже на моей. Я зажмуриваюсь и представляю себе, как он дрочит — как он смотрел на меня, не в силах остановиться. То, как его бедра подтянулись к его руке.

Я раздвигаю ноги и представляю, что он уже по ту сторону двери, уже твердый.

Думая о том, как его толстый член восхитительно растянет меня.

Я наклоняю вибратор и нажимаю на него сильнее, выкрикивая его имя.

— Майлз.

А потом я кончаю — сильно.

Это едва снимает остроту, поэтому, немного отдохнув, я повторяю все сначала.

Все время представляя, как он наблюдает за мной из темной ванной.

ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

КРЕПОСТЬ

Майлз

Я быстро поднимаюсь в номер, надеясь застать Эстель до того, как она уснет. Угрызения совести и смущение одновременно охватывают меня, и, несмотря на то, что мне было приятно осознавать, что она находит мои наклонности интересными, я все же не хотел, чтобы она узнала об этом таким образом.

На самом деле, я вообще не хотел, чтобы она об этом узнала.

Я должен был догадаться, что она отправится на поиски запасного ключа. Меня это не удивляет - она хитрый, непредсказуемый человек, который, как и я, по природе своей любопытен.

Если бы я был на ее месте, я бы поступил точно так же.

Проблема в том, что теперь, когда я знаю, что она знает...

Я сжимаю челюсть. Расстояние, которое я так старательно создавал между нами, казалось мне натянутой нитью, готовой вот-вот оборваться.

Как долго еще я смогу держаться от нее подальше?

Как только двери лифта открылись, я полубегом направился к двери нашего номера, размышляя, будет ли она сидеть на этом ужасном диване, или мне придется набраться сил и постучать в дверь ее спальни. В любом случае, она заслуживает официальных извинений - за то, что скрыл от нее это, за то, что вел себя неподобающим образом во время ужина, за все.