Брачные игры каннибалов

Но «Эйр Науру», как обычно, отменили рейсы. Их самолет застрял в Австралии, где его опять задержали за неуплату счетов. Тем временем Полумертвый Фред ошивался дома у Майка. Там я и обнаружил его однажды днем. Фред сидел перед экраном компьютера, совершенно завороженный им. Как и все жители Кирибати, Майк научился добывать вещи каким-то чудом. В один год ему удавалось раздобыть жесткий диск. Через три года – монитор. Потом, через год или два, до него дошел слух, что скоро на Тараву приедет очередной иностранец, и он послал телеграмму с перечнем всего того, что невозможно достать на Тараве (то есть практически всего, что человечество придумало со времен изобретения колеса). Так у Майка появилась видеоигра под названием «Дум», или «Глум», а может, «Бум». Короче говоря, когда я вошел к Майку, то увидел Полумертвого Фреда, совершенно околдованного этим чудом – компьютерной игрой.

Полумертвый Фред не зря заслужил такое прозвище. У него был такой измученный вид, что труп по сравнению с ним казался бы пухленьким и розовощеким. Высокий, длиннорукий и длинноногий, с черно-серой длинной бородой, он выглядел почти так, как выглядел бы Робинзон Крузо, если бы пробыл на необитаемом острове чуть дольше. На нем были шорты, которые в любой другой стране мира давно бы выбросили в помойку или порезали на тряпочки. Рубашки у него не было, и обуви тоже. Хотя минуточку. вообще-то, я тоже был без рубашки и босиком. Как и Майк.

– И давно он так сидит? – шепотом спросил я Майка.

– С тех пор, как электричество включили.

– Это же часов пять назад было. Майк кивнул.

– Он умеет разговаривать? – спросил я.

– О да, – ответил Майк. – Когда электричество выключают, говорит без умолку. Ничего не понятно, конечно. Но говорит.

Мы стояли и смотрели на Фреда. Это было захватывающе. Фред был так занят поиском оружия, которое позволило бы ему спасти принцессу из темницы, куда ее запер злой колдун, что вообще не замечал нашего присутствия. И я мог понять, отчего у него голова кругом. Двадцать лет, проведенных на острове одной из самых отдаленных островных групп, были посвящены удовлетворению основных потребностей. Надо было постоянно оглядываться, ведь не зря Табитеуэа прозвали островом Поножовщины, – и вдруг ему открылась альтернативная реальность видеоигры.

– Он сумасшедший? – спросил я Майка.

– Не думаю. Но и нормальным его можно назвать с натяжкой.

По непонятной причине меня встревожил вид Полумертвого Фреда, уставившегося в компьютерный экран. Я не знал почему. Я никак не мог понять, что же меня так беспокоит, пока вдруг не осознал, что… смотрю в зеркало.

Я понял, что сам стану таким, если останусь на Кирибати чуть дольше, – потерянным человеком, оторванным от родной земли, иностранцем, приспособившимся к странным реалиям островной жизни, но все равно остающимся чужаком. Человеком, потерявшим связь с миром за кромкой рифа, а возможно, и с собственной головой. Полумертвый Фред был моим будущим.

– Поехали домой, – сказал я Сильвии тем вечером.

– Пора уже, правда? – спросила она.

– Да. Пора возвращаться.

Через два месяца мы стояли в международном аэропорту Бонрики, ссутулившись под тяжестью десятка с лишним ожерельев из ракушек, с цветочными гирляндами на головах и кучей циновок в багаже. Почти всю прошлую неделю мы провели в манеабе, где одна прощальная вечеринка в нашу честь сменяла другую. Прощание на Кирибати – дело серьезное, видимо потому, что прощаются навсегда. Если уж кто и уезжает с Кирибати, то вряд ли когда-нибудь вернется. В аэропорт нас пришла проводить половина Таравы. Разумеется, так бывает каждый раз, когда самолет улетает – полострова собирается, просто чтобы поглазеть на это чудо – самолет. Тем не менее мы были тронуты, что столько людей пришли нас проводить. Пришли сотрудники Фонда народов и все члены их семей. Все плакали, не стесняясь. Я угостил их кокосами.

– Вы для нас стали как родные, – сказал Бвенава, – но теперь пришло время вернуться к вашим семьям в мире ай-матангов. Мы будем помнить вас. Вы хорошие ай-матанги. И вы нас вспоминайте, и эти острова под солнцем.

Да уж, не забудем, пообещали мы.

Мы подошли к самолету и, поднимаясь по трапу, обернулись и увидели всех этих людей, собравшихся за забором. Они больше не были для нас чужаками из экзотической страны, а стали друзьями. В последний раз мы помахали им на прощание и вошли в самолет, «Боинг-737» «Эйр Науру», где на нас тут же обрушился культурный шок.

В самолете был кондиционер.

Мы заняли места – это были мягкие, удобные сиденья, которые откидывались, стоило только нажать кнопочку. Это само по себе уже было приключением. Самолет взлетел с приятным ревом и свернул к югу, к Фиджи, а мы прижали носы к иллюминаторам и в последний раз взглянули на Тараву, прежде чем она исчезла через долю секунды.

– Мы это сделали, – проговорила Сильвия. – Побывали на краю света.

– Да, – ответил я, охватывая взглядом голубую бесконечность Тихого океана. – Как думаешь, на Фиджи есть чизбургеры?

Эпилог

В котором Автор испытывает некоторую Неудовлетворенность нынешним состоянием своей Жизни, размышляет о прошлых Приключениях и Злоключениях и с помощью своей очаровательной Супруги решает изменить свою Жизнь и как можно скорее открыться навстречу Неизведанному… ну не для всех то, чему он открылся, является Неизведанным, однако для него Отцовство, безусловно, было в Новинку, в связи с чем прошу простить ему эти несколько страниц Восторженно-Слезливой Прозы о том, как прекрасно и истинно замечательно произвести на свет Маленького Островитянина.

Со мной говорил писсуар. Раньше такого никогда не случалось. Нет, были случаи, когда со мной говорили унитазы. Больше ни капли водки, умоляли они. А текилы тем более. Я послушался их советов, и с тех пор они больше со мной не разговаривали. Но с писсуаром такое было впервые. Сперва писсуар отпустил шуточку по поводу моего мужского достоинства. «Ха-ха… – продолжил он, – просто шутка». У писсуара было имя – Норм. У Норма было собственное телешоу. Норм хотел, чтобы я смотрел его телешоу. Каждую неделю на канале Эй-би-си. Когда я закончил, Норм утих. Потом кто-то другой подошел к писсуару, и тот снова заговорил.

Я вернулся за свой столик в «Чайлд Гарольде», вашингтонском баре, где мы с Сильвией встретились после работы.

– Со мной сейчас писсуар разговаривал, – признался я ей.

– И что сказал?

– Что его зовут Норм и что он приглашает меня посмотреть телешоу на канале Эй-би-си.

– А ты что ответил?

– «Норм, мне нассать».

Сильвия как-то странно посмотрела на меня.

– Никак не можешь привыкнуть?

– Нет.

– А ты смирись с тем, что в туалетах теперь рекламируют телешоу. Так уж тут принято. Это наш дом, и мы должны привыкать.

На ней было ожерелье из ракушек, а в руке – сумка из листьев пандана. Надпись на майке гласила: «Хватит сбрасывать токсичные отходы в Тихий океан». За два месяца после приезда с Кирибати Сильвия ни разу не надела юбку короче щиколоток. До Кирибати она носила шорты и мини-юбки. Незнакомые люди даже называли ее «та длинноногая блондинка». Теперь ее нарядом мог бы гордиться талиб. И этот человек говорит о том, что я не могу привыкнуть? Я высказал ей свои соображения.

– Я привыкаю, – сказала она. – Только вот по магазинам ходить. тяжело.