Брачный сезон, или Эксперименты с женой

И подпись: "Елена Кондакова". Ленька глянул на мое ошарашенное лицо и гаденько ухмыльнулся:

– Что, старичок, одна из твоих тогдашних компаньонок запала?

– Ну какой я тебе старичок, - почему-то рассвирепел я.
– Ты принес письмо? Принес! Почтальон сделал свое дело - почтальон может уходить. Где расписаться?

– О-о!
– протянул Тимирязьев.
– Да тут любов! Ну ладно, ты слюни-то не распускай. Я к тебе попозже загляну...

И исчез. Я услышал, как он спускается, отчаянно чертыхаясь и цепляясь хилыми плечами за почтовые ящики. Будто и впрямь почту разносил. Я вздохнул и задумался, что бы могло означать это письмо.

С одной стороны - это самый настоящий бред. Только оттиска губной помады внизу не хватает. (Кстати, впоследствии я иногда получал от девушки Елены письма, помеченные именно таким образом.) Выбросить эту бумажку к чертям, да и забыть.

Но с другой стороны - во мне вдруг нежданно-негаданно пробудились сентиментальные чувства. Девушка писала, старалась от всего сердца, предлагала даже на работу устроить, а я - вот так, сразу - выбросить.

Словом, я состряпал вежливый, ни к чему не обязывающий ответ.

А через неделю в моем почтовом ящике лежало письмо из Орехова. Начиналось оно словами: "ДОРОГОЙ Арсен!"

Переписка затянулась, как это ни смешно, на целых три года. Разок я даже навестил девушку Елену в ее городишке.

Что я там встретил? Там я встретил на вокзале ацидофилин в старомодных бутылках, квашеную капусту, крахмальную скрипучую подушку и Томку из первого гальванического. Елена глазела на меня затравленно и с обожанием. Будто ждала, что я с минуты на минуту запою "Песню индийского гостя". Ее персиковые щеки тряслись и никак не желали растягивать губы в улыбку.

Иногда (особенно на уроках) меня посещала унылая мысль: "А не жениться ли на Елене-из-Орехова? Не уехать ли в славный город Кокосово? Учителя везде нужны..." Но крамольная мысль улетучивалась вместе с трелью звонка.

И вот минуло три года. Я взял в нагрузку несколько дополнительных часов и получил в награду то, что давно уже должен был получить. Последнее письмо от девушки Елены. Последнее, поскольку сомнительно, что водители, пусть даже и автобусов, позволят своим женам переписываться с неизвестными мужчинами. Пусть даже и учителями. И пусть даже известными.

Огорчился ли я? С одной стороны, я успел привыкнуть к письмам из Орехова. А с другой... С другой - слава богу, что Елена Прекрасная догадалась не звать меня на свадьбу.

И вот теперь, выбросив письмо (от чего лужи наверняка приобрели легкий запах "Красной Москвы". Или "Незнакомки"?), я шел сквозь дождь к своей лучшей институтской подруге Катьке Колосовой. В кармане лежала бутылка вина.

Глава 2

Телефон доверия

Мадам (вернее, мадемуазель, но "мадам" подходило почему-то больше) Колосова уверенно распахнула свою пуленепробиваемую дверь. Первое, что она сделала, как только получила место с хорошим окладом в какой-то сомнительной фирме, - установила сие металлическое чудовище в более чем скромный проем своей малогабаритной квартирки. "Все-таки учитель математики на английском языке гораздо перспективнее, чем учитель литературы на русском", - привычно подумал я, опасливо проскакивая в дверной проем мимо готового захлопнуться железного монстра.

– А если это не я?
– предположил я вместо приветствия.
– Не боишься вот так распахивать-то?

– Отобьемся, - невозмутимо ответила Катька, швырнула мне под ноги тапки и осведомилась: - Опять выть?

– Ну почему сразу выть? Я что, хоть раз выл?

– Ладно, давай бутылку.

Сидя на Катькином диване, я почему-то всегда вспоминал о камине. Все остальное в этом жилище имелось в избытке. Мадам Колосова зверским жестом вонзила штопор в узкое горло несчастной бутылки, пару раз повернула и торжественно извлекла целехонькую пробку.

Не люблю вино. А все из-за того, что с ним вечно рискуешь опозориться. Мало того что провозишься со штопором целую вечность, да еще и вынешь пробку по частям. Всю изодранную и в крошках. А можешь и вовсе не вынуть. И придется тогда продавливать подлую деревяшку внутрь и потом пить, отплевываясь от пробковых останков.

Катька эти тонкости, слава богу, понимала. И вот, пожалуйста, она уже разливает вино в богемские стаканы.

– Ну, что там стряслось на этот раз? С завучем поцапался? Или директрисе морду набил?

– Нет, Кэт, до этого дело не дошло, - смутился я.
– Помнишь, я как-то рассказывал о своей эпистолярщине...

– А если без этих твоих штучек?

– Ну конечно! Твои бандиты так, разумеется, не выражаются. Они все больше по-латыни да по-гречески...

– Между прочим, мои бандиты сидят сейчас у компьютеров и зарабатывают бабки, а не шляются по бабам с дурацкими разговорами.

Я обиженно встал, но Кэт толкнула меня обратно на диван.

– Сиди уж. Шучу... Ты о своей эпохальной переписке с этой деревенской дурехой?

– Ну да. Я же как-то рассказывал тебе.

– Как-то рассказывал!
– возмутилась моя лучшая подруга.
– Да ты мне все уши прожужжал этими благоглупостями. Третий поди годок пошел... Ну что, она еще терпит? Не послала тебя куда подальше?

– В том то и дело, что послала, - отозвался я бодро, но вышло как-то уныло.

Катька глотнула вина и зашлась в диком хохоте. Впрочем, она тут же заглушила приступ новым глотком.

– Давно пора, - резюмировала она, взмахнув неестественно рыжей челкой.
– О чем вообще можно писать три года подряд? Ума не приложу. Думаю, ты успел прочесть своей Офелии полный курс русского и литературы.

– Хватит! По крайней мере, девушка стала писать гораздо грамотнее. Это была откровенная ложь, но должен же я был хоть как-то оправдаться. Словом, она выходит замуж...

– Слава богу, - вздохнула Кэт.
– Надеюсь, не за тебя?

– Нет, ну что ты!
– махнул я слабой рукой (почему-то рука в Катькиной квартире у меня всегда слабела).

И тут раздалась телефонная трель.

– Ты не обидишься, если я возьму трубку?
– осведомилась мадам Колосова.
– Или это собьет тебя с мыслей? Если они еще остались, конечно?

– Не сомневайся, остались.

Я хотел что-то добавить, но Кэт уже ухватила трубку и погрузилась в треп. Голос на противоположном конце провода - явно женский - был такой же нудный, как и у моей подруги. Наверняка опять какая-нибудь несчастная идиотка жалуется на своего зверя-мужа. И охота же Кэт!

"Реджинальд медленно откинулся в кресле..." Или как там пишут в дурацких женских романах? Словом, я откинулся поудобнее на спинку дивана и стал рассматривать замысловатый иероглиф на спине Катькиного халата.