Брак и злоба

Люциан сидит напротив меня, и он мастерски избегает зрительного контакта.

Мой папа постарался подготовить меня к ужину. Когда мы только приехали, он отозвал меня в сторону и прошептал на ухо:

— Ты научишься принимать свою жизнь, figlia mia.

Говорилось и о том, что мама хотела бы, чтобы я улыбалась, играла роль, поступала правильно по отношению к семье.

Ни моя мать, ни Фабиан не одобрили бы того, что происходит здесь сегодня. Я не уверена, что кто-то из них смог бы это предотвратить, но я точно знаю, что они не ожидали бы, что я проглочу это с ехидной улыбкой.

Я просто ответила на утверждения отца нейтральным выражением лица, прежде чем задать ему единственный животрепещущий вопрос, который у меня был к нему с той ночи, когда он оставил меня в чужом доме:

— Что еще Люциан имеет против тебя, папа? — Его яростный отказ только еще больше разочаровал меня, и я оставила его, чтобы занять свое место за столом.

Сидя здесь, среди своей семьи, с бокалом шампанского, поднятым в тосте за отработанную речь дяди Карлоса, я никогда не чувствовала себя такой одинокой. Это боль до костей, которая заставляет меня понять, почему я заполнила свои дни балетом и тяжелой рутиной.

Физическая боль терпима. Эмоциональная боль — это болезнь, изматывающая душу и разрушающая ее целиком.

Если долго не останавливаться, чтобы почувствовать боль, то можно сымитировать довольную жизнь.

— За моего прекрасного друга, — поднимает тост дядя Карлос. — И за новый союз, который мы принимаем в семью. Салют!

Я выпиваю одним глотком шампанское и беру у проходящего мимо официанта еще один бокал. Поднося бокал к губам, я чувствую на своем лице жжение от взгляда Люциана. Я заглядываю в бокал через край, затем опустошаю его.

Когда я опускаю бокал на стол, его глаза сужаются, а челюсть сжимается. Мои губы кривятся в улыбке, поскольку я наконец-то нашла способ привлечь его внимание, хорошее или плохое. Похоже, сегодня я еще могу улыбаться.

Я поднимаю палец, чтобы попросить еще шампанского, и рука Люциана сжимает мою на столе.

— Думаю, с тебя хватит. Съешь что-нибудь.

Мне кажется, что каждая пара осуждающих глаз за столом видит меня насквозь, какой слабой я стала, как сильно я поддалась врагу. И я решаю стоять на своем.

— Я хочу пить, — громко шепчу я ему, принимая еще один бокал. Его челюсть подрагивает, рука крепко сжимает мою, стальные глаза угрожающе смотрят на меня. — Уверена, что в ближайшем будущем меня ждет наказание, но это так вкусно… — Я делаю глоток. — Ммм. Стоит того.

Я давлю на него. Я веду себя как ребенок, в чем он впервые обвинил меня, но его внимание, пусть даже направленное с яростью и жаром, лучше, чем холодная, молчаливая пустота.

— Пусть сегодня все будет по-твоему, Кайлин Биг, — говорит он, намекая, что скоро он добьется своего. Он возвращает руку на свою сторону стола и делает щедрый глоток бурбона, не сводя пронизывающего взгляда с моего лица, заставляя меня покраснеть от его угрозы.

Шампанское шипит в моих венах. Я не уверена, какова моя цель, но я полна решимости вывести его на чистую воду, и все из-за тех пяти секунд, когда он ослабил бдительность — всего один раз, — позволив мне разглядеть человека, скрывающегося под монстром.

Какая-то часть меня — скорее всего, наивная — хочет верить, что я смогу заставить его появиться снова.

Моя кузина Кира что-то говорит, и я поворачиваюсь к ней.

— Что это было?

— О, — говорит она со смехом. — Я просто сказала, что не могу поверить, что до свадьбы осталось всего пара недель. Все ли уже спланировано? Тебе нужна какая-нибудь помощь?

Ее комментарий возвращает меня к реальности ситуации.

Это не игра. После свадьбы с моей семьей произойдут плохие вещи. Мой отец знает об этом, и я должна хранить его тайну, чтобы защитить его.

Но кто защитит меня?

У меня внезапно закружилась голова, и я отставила бокал с шампанским.

— Спасибо, Кира. Но я думаю, что все уже улажено. — Оправдываюсь я, вставая. — Мне нужно в туалет.

— Не обращая внимания на суровый взгляд Люциана, я маневрирую в сторону задней части ресторана. Закончив с туалетом, я мою руки, позволяя прохладной воде смыть с моей кожи жар.

Когда я протискиваюсь в дверь дамской комнаты, Мэнникс ждет меня в узком коридоре. Он смотрит на меня вопросительным взглядом.

Я поднимаю руку.

— Я в порядке. Просто… слишком много выпила.

— Я заметил, — замечает он.

Я кладу руку на бедро.

— Неужели каждый мужчина здесь отвечает за мое потребление алкоголя? — Легкая улыбка озаряет его обычно стоическое лицо.

Я приподнимаю бровь.

— Это улыбка, Мэнникс? Ты хорошо себя чувствуешь? — Он кашляет, чтобы прочистить горло, и скрывает любые откровенные выражения лица.

— Вам следует вернуться к столу.

Я отхожу в сторону, чтобы пропустить женщину, и бросаю взгляд в сторону стола.

— Я на самом деле не хочу, — говорю я рассеянно. И тут я понимаю, как близко я подошла к Мэнниксу, как шагнула прямо к нему. И замечаю, как он напряжен — потому что внезапно огненный взгляд Люциана устремился прямо на нас.

Окрыленная, я демонстративно кладу руку на грудь телохранителя и громко смеюсь, как будто он сказал что-то смешное. Очень взбалмошный и глупый поступок, но, когда голова гудит, а внимание Люциана наконец-то полностью захвачено, что-то коварное и злобное берет верх.

Мэнникс обхватывает своей большой, покрытой чернилами рукой мое запястье и с силой отталкивает меня назад.

— Черт. Из-за тебя я погибну. — Я смотрю на него, и понимание приходит в мой затуманенный мозг слишком поздно: я чувствую рядом с собой горячее присутствие Люциана.

— Уходи. — Односложный приказ Люциана звучит почти как рык на своего солдата.

Послушно, без единого звука Мэнникс подчиняется и исчезает через заднюю дверь.

Меня охватывает реальная ситуация, мы с Люцианом стоим в этом маленьком коридоре. Только я, он и его гнев, заполнившие тесное пространство.

— Извини, — говорю я, пытаясь обойти его.

Он по-хозяйски обхватывает меня за талию, не давая мне никуда уйти. Притянув меня к себе, он шепчет: — Ты думаешь, что это умно — открыто флиртовать с моими подчинёнными?

Я поднимаю подбородок выше, несмотря на покрасневшие щеки, и наблюдаю за ним периферийным зрением.

— Что не так? Разве ты не доверяешь своим людям?

— Свою жизнью, — говорит он. — Но я бы пустил пулю в голову своему самому доверенному человеку за то, что он прикоснулся к тебе. — В его голубых глазах тлеет огонь, и у меня перехватывает дыхание. Я верю ему.