Брак по принуждению, или Его изумрудная тьма
Шрифт:
Она безвкусная.
— Туалет вон там, — предупреждающе указал он на кабинку, а я хохочу. Думает, что я буду блевать.
— Я схожу с ума, Стефан, — неожиданно произнесла я. — Мне ведь даже не стыдно. Я только чувствую оргазм, не стыдно, что те люди увидели, как я кончила. Я хочу пробовать тебя и обожаю доводить до удовольствия. Что же ты делаешь со мной, а? Я вообще потеряла всякое чувство стыда.
Он приблизился ко мне.
— Ты развратил меня, Стефан. Я боялась потерять девственность, ты лишил меня её. Я очень боялась делать минет, брать член в рот, а потом я просто сделала это, и мне не было так противно, как я ожидала. Мне казалось, что когда-то кто-то ласкает тебя языком между твоих ног, то это ненормально,
— Что, уже не хочешь выходить за меня замуж? — выслушивал жених мою речь с серьёзным лицом. — Я люблю тебя. Понимаешь, что это я теряю голову? — грустно усмехнулся он и оказался совсем близко. — Я лишил тебя девственности и тогда чувствовал себя ненормально. Каким-то идиотом, который нашёл золото на конце радуги. Потому что хотел тебя так долго, я желал сделать тебе хорошо, хотел показать, как хорошо со мной может быть. Ты никому не позволяла, мне позволила, — Стефан обнял меня щеку. — И это лишь больше сводило меня с ума. Твоё тело… совершенно отдельная история. Такое… идеальное. Ты везде просто совершенство. Твои широкие бёдра, — погладил он меня. — Твоя грудь, плоский животик… и всё только моё. Ты даже там, — запустил Сальваторе руку между моих ног. — Такая красивая, что я не удерживаюсь от того, чтобы не дотронуться до тебя. Кто кого развращает, Елена? Кто кого сводит с ума? — рассмеялся он. — Я смотрю на тебя обычно. На твои губы, которые я так люблю кусать и нежно целовать, на твой ротик, из которого доносится такие стоны, когда я трогаю тебя, что у меня тут же встаёт. Твои стоны — это просто какая-то отдельная мелодия, которую я обожаю слушать, моя самая любимая песня из всех. А твои глаза… там так часто мне видится дикое желание. Я так люблю твои шоколадные глаза, смотрю и тону в них. Ты смотришь на меня, а твои глаза… ты словно вся просишь этого, просишь, чтобы я коснулся тебя, чтобы я довёл тебя до удовольствия. Чтобы прошёлся языком по всему твоему телу, чтобы покрыл поцелуями всё тело без остатка, чтобы сжимал твою грудь, твою задницу ладонями. И наблюдал за тем, как ты извиваешься, как ты меня умоляешь, как я, именно я, становлюсь тем, из-за кого твоё сердце останавливается. Становлюсь тем, из-за кого ты прерывисто дышишь и улыбаешься. Тем, кому ты признаёшься в любви. И тем, кто является твоим первым и пока единственным. Ты понимаешь, как мне трудно вообще? А минет… Елена, я правда тогда болтнул лишнего, — усмехнулся он. — В смысле, я был не против, но понимал, что ты не готова и не собирался тебя торопить с этим, да и мне прекрасно жилось без этого. А потом ты взяла сама мой член в свой ротик, и я просто сошёл с ума, — схватил он меня за щёки и притянул ближе.
Нельзя передать, как я чувствую себя во время его слов. Это всё какая-то слишком идеальная сказка. Моё сердце бьётся в бешеном ритме, я как будто нахожусь в высшей степени экстаза. Истома в конечностях смешалась с радостью в груди, мне просто так тепло, что я хочу взорваться от удовольствия ещё раз.
— Никто ещё не делал мне так хорошо, я серьёзно, — прошептал мне Стефан в губы. — Вот кто тут сумасшедший, так это я… И ты свела меня как раз. Я тебя позвал в кино, потому что вижу, как ты переживаешь из-за ребёнка и этого брака очередного… нашего второго уже. Дважды в одну реку не входят и прочее… хотя с этим я готов спорить и спорить, — усмехнулся он, намекая на пошлый контекст. — Я хотел вытащить тебя на улицу, развеселить тебя. Купил билеты на сам не знаю что… а потом ты начала про „трахнуться“, я сначала разозлился, затем пошутил, а потом увидел ту сцену, позже не выдержал, особенно когда ты смотрела на меня так. Ты так смотришь, Елена, не смотри на меня так, прошу тебя, я голову теряю. И не только голову, — улыбнулся он мне, я откинулась на зеркало позади себя.
— Я не сдвинусь с места.
— Что? — не понял Стефан.
— Потому что у меня нет сил идти. Дышу еле-еле, — в подтверждении услышанного он прислушался к моему дыханию.
— Тебе плохо? — обеспокоился он. — Я сделал что-то не так? Между прочим, перед тем, как трогать тебя пальцами, я мыл руки!
Я
расхохоталась, ну, или попыталась.— Мне плохо.
— Скорую? Что-то с малышом? — ухватил Стефан меня за руки.
— Нет… это не лечится.
Сальваторе выпучил глаза, действительно боится.
— Любовь к тебе не лечится.
— Тьфу ты, Гилберт! — улыбнулся он и облегчённо выдохнул. — Ты не смей так больше шутить, ладно?
— Ну, это правда не лечится. И я серьёзно никуда не пойду. Во-первых, — подняла я палец в воздух, — оргазм. Во-вторых, твоя речь лишь усилила степень моего удовольствия, и теперь моё тело всё обмякло, а в моей голове как будто несколько бокалов вина, и я чувствую себя больной. Мне плохо.
— Ох, как ты чувствительна. Ладно, это ещё беременность, — отмахнулся он. — Жди меня, сейчас приду.
Стефан вернулся ко мне, как и пообещал, через пару минут. Подхватив за руки, он стащил меня с умывальника, позволил опираться об его плечо и повёл. Он дополнительно побрызгал меня водой, я хохотала при этом, немного освежилась.
На открытом воздухе мне стало лучше.
— Стефан… — простонала я, когда вырвалась из его объятий, а у него в руках всё ещё была моя сумка.
— Застегнись же, холодно, ты простудишься, — подошёл он ко мне, а я отскочила.
— Я люблю его! — проорала я так, что, скорее всего, было слышно на несколько кварталов. — Вы слышите все? Я так люблю этого мужчину! — начала я бегать и кружиться.
— Господи, Елена, — тащился Стефан за мной по пятам. — Ты зачем орёшь?
Я хохотала, и морозный воздух входил в мои лёгкие, и это бешено освежало меня. Я орала, кричала признания и проходившие мимо люди косо смотрели на меня.
— Он мой будущий муж и отец моего ребёнка, и я так сильно люблю его!
Мне навсегда запомнится этот момент, когда Стефану всё же удалось схватить меня, притянуть к себе. Когда он заботливо застегнул мой пуховик.
— Дура, дура, — пробормотал он, застёгивая пуговицы.
Первый снег.
Я высунула язык, почувствовав вскоре снежинки на нём.
— Дура, ну что ты делаешь. Пошли в машину, — держал он меня за руки, улыбаясь.
— Теперь ты убедился, что ты делаешь со мной? Я как будто пьяная в хлам, — расхохоталась я. — О, Господи, почему я так счастлива? Почему? За что такое счастье? — прижалась я к нему лицом, а Стефан лишь усмехнулся.
— Дурочка.
— Твоя дурочка, — пропела я. Ему удалось увести меня в машину. Снежинки продолжали падать, на улице сильно похолодало. Но он обнимал меня, и от его тела исходило такое тепло, что могло бы ни одну меня согреть.
Стефан быстро вёл автомобиль, а я сидела и рисовала узоры на окне со своей стороны, оно уже примерзло. Скоро снег растает. Такова погода здесь. Сначала похолодание и снег, а затем всё тает. Но это был первый снег.
Это был первый раз, когда я так чувствовала себя. Когда кажется, что всё по плечам, что ты силён, когда рядом с тобой тот, кто любит тебя так же отчаянно, как и ты сам. Когда хочется просто наслаждаться этим…
— Ты могла простудиться, — это всё, что он говорит.
— Знаю, — усмехнулась я. Он обо мне заботится. Нет ничего приятнее этого. Я прикрываю глаза и откидываю голову на сиденье автомобиля.
— Дурочка, — в очередной раз говорит он.
— Это слово даже лучше, чем „любимая“.
— Поскольку в нём выражена вся моя забота и любовь к тебе, когда ты делаешь или говоришь что-нибудь глупое.
— И поэтому я его люблю. И тебя люблю.
Стефан рассмеялся.
— Дома я заверну тебя в плед и дам горячего чая. Только попробуй заболеть. Ты наглоталась холодного воздуха, я уверен.
— Я тебя таким не видела ещё, — пропела я с закрытыми глазами.
— Заботливого? Сам о себе так не забочусь, а о тебе да. Странно? Очень. Впервые чувствую это.