Бракованные

Парни беззлобно препираются, а я, кажется, научилась хоть немного, но мириться со страданиями. Мирослав периодически выходит покурить, и с каждым своим возвращением становится все задумчивее и мрачнее. Иногда поглядывает на меня так странно, будто не может на что-то решиться. Это меня тревожит, но на любые мои вопросы Мир отвечает с фальшивой беззаботностью.

У него что-то случилось. Или вот-вот случится, только он не хочет добавлять мне лишних проблем. Это очень на него похоже. И пусть я не наивная и прекрасно знаю, что каждый человек хранит в себе миллионы тайн, на которые имеет право, закрытость Мирослава в некоторых вопросах меня угнетает.

– Господи, неужели все закончилось?! – выдыхаю с облегчением и удовлетворенно откидываюсь на подголовник. – Вы, товарищ Брэйн, палачом, наверное, в прошлой жизни были.

Поднимаю руку, вглядываюсь в новый узор, еще воспаленный, красноватый, но уже дико красивый, и не могу сдержать возгласа радости.

– Божечки, это великолепно. Брэйн, ты великолепен! – где во мне столько смелости берется, чтобы такой открытой быть, восторженной? Но в студии «Dark light» я чувствую себя свободно и раскованно. Кем-то другим себя ощущаю, а еще мне очень симпатичен Брэйн. От него веет спокойствием и той самой мужской силой, на которую хочется полагаться. Кажется, доверься ему, и он никогда не подведет.

Брэйн смеется, наклеивая защитную пленку на мою свежую татуировку, проводит уходовый инструктаж, просит зайти к нему на неделе, выдает специальный крем и отпускает с миром.

– А деньги? Я принесла же, – бормочу растерянно. – Сколько с меня?

Брэйн отмахивается, говорит, что это мне подарок от него на долгую и счастливую память, потому что он добрый, и подмигивает мне.

– Но это же неправильно…

– Поверь, Арина. Это – правильно. Вот именно так и правильно.

В голосе появляется нажим, и я благодарю его от чистого сердца. Мир помогает мне одеться, всеми силами пытается оградить мою руку от трения грубой ткани пальто, и это трогательно и мило. Попрощавшись, выходим наконец на улицу, и ледяной ветер сносит с ног. Да будь ты проклят, сырой ноябрь. Когда ж ты кончишься уже? Кутаюсь в ворот, натягиваю на нос шарф, кривлюсь от слабой боли, еще оставшейся после сеанса, и мечтаю оказаться в тепле.

– Мир, может быть, в кафе сходим? Кофе попьем…

Мирослав улыбается, но как-то печально. Обхватывает мое лицо ладонями, целует в губы жарко и говорит:

– Прости, Ариша, не сегодня. Дела кое-какие.

– У тебя что-то случилось? – накрываю его холодные ладони своими, пытаюсь их согреть, а Мир отрицательно качает головой.

– Ничего такого, о чем тебе стоит волноваться. Зато потом я буду весь твой. Просто сегодня кое с чем покончу, и все.

Мне не нравится это «и все», но я не хочу давить. Я верю Мирославу, и даже мысли нет, что может меня обманывать и поехать сейчас, например, к другой девушке. И не в признаниях дело, просто Мир не такой. Он не будет вести двойную игру. Захочет бросить, так и скажет.

– Очень больно? – переводит тему, когда едем в сторону моего дома.

– Ты о тату? Уже не очень. Ноет только чуть-чуть.

– Ничего, пройдет. Зато какая красотища у тебя будет.

Я расплываюсь в улыбке, вспоминая эскиз и то, что получилось в итоге. Хочется раздеться, снять пленку и касаться скрипки, но у меня хватает мозгов не делать глупостей.

– Да-а… Брэйн гений, – протягиваю мечтательно и закрываю глаза, наконец научившись ездить на машинах без страха.

– Я же говорил, – усмехается, паркуясь у моего подъезда.

– У тебя точно все нормально? – не могу не спросить, хотя мы ходим по десятому кругу.

– Точно, – отвечает будто бы слишком поспешно и затыкает рот поцелуем.

Я обвиваю его плечи «здоровой рукой», наслаждаюсь поцелуем, но Мир замирает и вдруг, отстранившись, бесконечно долгую секунду удерживает мои щеки горячими ладонями и в глаза смотрит так задумчиво, и взгляд его темнеет, а за окнами сумерки.

– Да плевать, – выдыхает. – Поехали со мной. Поедешь?

– Куда, Мир? – говорю немного громче нужного, просто вдруг становится страшно. Паника безотчетная, и я не могу ее проконтролировать.

Мир цепляется руками за руль, смотрит на меня тяжелым взглядом, вдруг глаза закрывает и говорит:

– Хочешь, покажу тебе изнанку своей жизни? То, чем деньги зарабатываю? – и поправляет самого себя: – Зарабатывал. Сегодня будет последний раз.

Сотни вариантов проносятся в голове, один страшнее другого.

– Ты… ты торгуешь чем-то запрещенным? Наркотиками?

Мир распахивает глаза, смотрит на меня удивленно и хохочет, запрокинув голову.

– Чудо мое, нет, конечно. Я… я участвую в нелегальных заездах. В гонках. Поедешь посмотреть? Туда многие девчонки болеть за своих парней приходят.

В его взгляде тоска, но он не давит, а я вдруг решаю, что это лучший способ окончательно избавиться от всех своих страхов. И поддержать Мирослава.

– Поехали! – решительно заявляю, но паническая ледяная волна окатывает меня изнутри.

Вселенная, если ты меня слышишь. Пусть сегодня все будет хорошо.

25 глава

Мирослав

Решение взять с собой Арину стало неожиданным даже для меня. Все время, что Брэйн ей делал татуировку, я курил и думал, что после отвезу ее домой, сошлюсь на срочные дела и поеду один. Закончу этот мутный этап своей жизни и больше никогда не подниму этот вопрос. Но вдруг перемкнуло, щелкнуло в голове. Просто захотелось, чтобы Арина видела, как я уделываю соперников на каждом повороте. Может быть, я позер, но захотелось, а сопротивляться собственным желаниям не умел никогда. Потому теперь мы съезжаем с моста, и впереди еще около часа пути.

– Это опасно, – говорит Арина и смотрит на меня огромными глазами. Волнуется обо мне, и это, черт его возьми, очень приятно.

– Не опаснее простых покатушек, – отмахиваюсь, потому что действительно не вижу причин для беспокойства. – Я аккуратный.

– А если твой соперник окажется идиотом? Об этом ты думал?

– Ариша, это не первая моя гонка. На машине обычно пара царапин, на мне ни единой.

И это правда, я ни в слове не соврал Арине. Не зря меня называют Безумным Миром.

– Ты говорил, что это последняя гонка… почему? – на место волнению приходит интерес, и я кожей чувствую любопытный взгляд Арины на своем лице.

– Потому что теперь у меня есть ты.

– Это так много для тебя меняет? – на ее щеках румянец смущения, а я отворачиваюсь и снова впиваюсь взглядом в дорожное полотно.

– Для меня это меняет все. Сейчас мне действительно больше не нужно хватать полными пригоршнями адреналин и рвать жилы, чтобы любым путем заработать бабок.

– А раньше… раньше, что тебя заставляло рвать жилы ради денег?

Вот тут уже запретная территория, но я впервые готов приоткрыть туда дверь. Пока стоим на светофоре, а после сворачиваем на пустынную дорогу, ведущую к трекам, подбираю слова:

– Это из-за матери. Она у меня… не умеет, в общем, не вляпываться в самое разнообразное неприятное дерьмо, – мне не нравится, как глухо звучит мой голос.

Арина касается моего плеча и тихонько гладит его. Этого мне оказывается достаточно, чтобы привести мысли в порядок.

– Сейчас мне наконец хочется начать жить только для себя. И для тебя.