Бракованные

– Мир, это же больница! Нас услышат, тебя выгонят! – лепечу, но пальцы сами тянутся к грифу. – Сейчас Катя с твоим отцом придут…

– Пусть приходят, мне-то что? – удивляется, и я понимаю, что ему все так же плевать на условности и всю Вселенную. Мой отчаянный мальчик делает только то, что хочет.

– Ми-ир, ты меня убиваешь… мы же правила нарушаем.

– Обожаю нарушать правила, – повторяет свою любимую фразу и, взобравшись на подоконник, смотрит на меня горящими глазами. – Сыграй для меня.

Я не могу ослушаться. Не хочу. Я играю, вкладывая в каждую ноту всю себя. Закрываю глаза, переношусь мысленно в то время, когда мечтала о карьере скрипачки. Пусть у меня ничего не вышло, но я нашла человека, который любит слушать мою игру. Человека, который любит меня. Сложного и взрывного. Огненного и опасного. Человека, который все еще учится справляться с приступами гнева. Ходит к психологу, медитирует, иногда срывается, но очень старается, чтобы это случалось все реже и реже.

За год мы многое пережили. Суд над Соловьевым, мои дурные сны, приступы, депрессию. Но мы всегда были рядом, что бы ни случилось. И будем, потому что порознь невозможно. Мир старается, стараюсь и я. Жить, любить, радоваться мелочам. Смотреть на мир широко распахнутыми глазами. Видеть красоту в том, что кажется уродливым на первый взгляд. Всему этому научил меня Мирослав – мальчик со стальным стержнем внутри, отчаянный, но не отчаявшийся.

– Я люблю тебя, – говорю, когда последний звук стихает, а струны отдают воздуху свою мелодичную вибрацию.

– Иди сюда.

Мир спрыгивает с подоконника, берет меня за руку, отнимает скрипку и оставляет ее лежать на мраморном полотне. Ведет к креслу в углу, садится и усаживает к себе на колени. Баюкает, точно ребенка, гладит по спине. Я отвечаю тем же: глажу его по плечам, вытягиваю руку и смотрю на давно зажившую татуировку на предплечье. Скрипка, цветы и ноты. Татуировка красивая, и пусть Катя долго буянила, ее уже не стереть.

– Спасибо, что ты появился в моей жизни, – говорю, а Мир целует меня в макушку.

Можно ли быть счастливее? Не знаю. Можно ли любить больше? Наверное. Но я точно знаю одно: даже уродливые девочки с искалеченной душой могут быть счастливы и любимы.

Конец