Браслет из города ацтеков

На медведей они в детстве смотреть бегали, в бродячий зверинец. Лиске было жалко львов и тигров, запертых в крохотных клетушках, а вот медведь ее напугал.

Его выпустили, привязав к врытому в землю столбу, и медведь все ходил и ходил, с каждым оборотом наматывая цепь на столб. Когда же она закончилась, зверь остановился, повел тяжелой башкой и воззрился на Лиску. Глаза у медведя были пустыми, и это напугало сильнее, чем скрытая ненависть в желтых тигриных плошках.

Поговаривали, что медведь этот уже кого-то убил, и его усыпить бы следовало, но другого покупать – дорого. Вот хозяева зверинца и терпели.

– Да! – голос Вась-Васи заставил Лиску прижаться к стене. – Да, я слушаю. Ну извини.

Он злился. Он совсем не желал извиняться перед тем – той? – с кем разговаривал.

– И что? Да? А почему ты мне вчера не позвонила? Я? Да я… я занят был!

Его раздражение било по натянутым Лискиным нервам, как кулачки по струнам старого рояля.

– Что еще сказал? Дашунь, ты не сердись…

Ее зовут Даша? Наверное, там и вправду все серьезно, если Вась-Вася просит ее не сердиться, а еще успокаивается так быстро. На Лиску он умел обижаться подолгу, выказывая неодобрение короткими рваными фразами, скользящими взглядами, которые били как пощечины.

Тогда, правда, она не знала, как бьет настоящая пощечина.

– Да, я подъеду. А он станет со мной беседовать? Ну… нет, про него всякое говорят, но ты же лучше знаешь.

Он добавил еще что-то, но очень тихо, так, что Лиска не услышала. Зато услышала, как скрипнула предательская половица у туалета. И вторая – совсем рядом с дверью в спаленку, которую Вась-Вася предоставил Лиске для временного проживания.

Лиска вскочила и со всей поспешностью нырнула в постель, натянула одеяло на голову и застыла.

Дверь открылась без стука. Вась-Вася не считал нужным быть вежливым. Он подошел и решительно сдернул одеяло.

– Я сейчас уйду, – сказал он. – А ты можешь и дальше притворяться спящей. Только никому не открывай и никуда не уходи.

Она и не собиралась. Ей идти теперь некуда.

– Я серьезно, Елизавета. Ты – свидетель по делу об убийстве. Если ты попробуешь исчезнуть, я буду тебя искать. Найду. И упрячу за решетку.

Он накинул одеяло, развернулся и вышел из комнаты.

Входная дверь хлопнула достаточно громко, чтобы тщательно сдерживаемые слезы все-таки хлынули из глаз. Ну почему все так вышло? И когда вышло? Лиска ведь не хотела никого обижать. Просто у нее была мечта, и Лиска попыталась ее исполнить.

Она лежала в кровати, разглядывала потолок и люстру – три шара желтого стекла на серебристых рожках – и слушала тишину. Лиска сама не заметила, как уснула.

Лиска шла по берегу моря. Ноги увязали в горячем песке. Рокотали волны, разбиваясь о белый камень, и брызги соленой воды касались горячих Лискиных плеч. Слева вытянулась черная стена леса. Пальмы гнулись под весом лиан, под сводом листьев их царила влажная темнота, полная чуждой опасной жизнью. В тени распускались яркие венчики тропических цветов, порхали колибри и бабочки, струились по ветвям и лианам тонкие змеиные тела, и мерцали желтизной глаза зверя.

Лиска ощущала его присутствие.

Она остановилась, повернувшись к морю спиной, и ветер услужливо расправил парус платка-парео, подталкивая Лиску к зверю.

Она пошла.

Оборачиваться не стоило, но Лиска обернулась и увидела, как зарастают каверны ее следов. И песок обретает прежнюю белоснежную гладь, словно он и не песок даже – простыня. А море – другая простыня, изукрашенная сине-зеленой акварелью.

Пока она смотрела, зверь спустился.

Он был прекрасен. Свет и тьма смешались, выплавив гибкое тело. И Лиска, встав на колени, протянула зверю руки. Она коснулась мягкой шерсти, провела по широкой переносице и выпуклому лбу, тронула тончайшие нити-усы и засмеялась, когда ягуар зарычал.

– Я тебя не боюсь, – сказала Лиска, глядя в его янтарные глаза. – Я больше никого не боюсь.

Ягуар, зажмурившись, потерся носом о ее ладонь. И только тогда Лиска заметила, что шерсть его измазана кровью.

– Зачем ты здесь? – спросила она, обнимая зверя. Мягкий и горячий, он пах морем. – Ты пришел спасти меня?

– Я пришел спасти всех, – ответил ягуар чужим голосом.

И Лиска проснулась.

Заливался мобильник. Звонок был громкий, настойчивый, и она, еще не видя номера на табло, испугалась. А увидев, что номер незнаком, испугалась снова. Но трубку взяла и, поднеся к уху, робко произнесла:

– Алло?

– Алло! – сквозь рев близкой автотрассы донесся такой родной и знакомый голос. – Алло, Лиза, это ты?

– Я.

– А это я.

– Я рада, – она улыбнулась, потому что действительно рада была его слышать.

– Я тебя нашел. Я обещал, что найду тебя, и вот… видишь, я держу слово!

Видит.

– Я соскучился по тебе.

– И я соскучилась, – ему легко отвечать, это как игра с отражением.

– Лиза… я просто… просто хотел тебя услышать. Ты в порядке?

– Да.

Только очень хочется убежать, но бежать некуда. Ее будут искать, найдут и посадят, потому что Лиска – свидетель. И потому что Вась-Вася разозлится. У него новая жизнь и новая женщина, а Лиске не осталось места в парадигме Вась-Васиного мира.

– Я очень тебя люблю, – сказал человек, настоящего имени которого Лиска не знала. – Я соврал. Я нашел тебя давно. Я хотел позвонить, но не смел надеяться, что ты будешь рада.

– А я ждала звонка.

И боялась, что раздастся он в неподходящий момент.

– Прости меня, солнце мое. За то, что обманул твои ожидания.

Лиска не сердится.

– И за то, что оставлю тебя. Я бы хотел все изменить, но не могу. Я слишком далеко зашел. И вернуться не выйдет.

– Не исчезай.

– Не исчезну. Я буду рядом. Просто знай, что я всегда буду рядом. И никому не позволю обидеть тебя, моя драгоценная колибри…

И в трубке раздались гудки. Лиска пробовала набрать номер. И набирала снова и снова, не желая смириться с расставанием. Зачем он пришел? Сначала во сне, потом наяву. И почему ушел? И как не видит, что Лиске плевать на то, что он сделал.

Спустя час Лиска узнала о смерти адвоката Савростина Михаила Евгеньевича, павшего случайной жертвой залетных грабителей. Диктор вещал о ножевых ранениях, кровопотере и невосполнимой утрате. Лиска смотрела на фотографию папика и думала, что теперь она свободна.

Но свобода эта закрыла возможность быть рядом с человеком, которого Лиска любит, пусть и видела его лишь один раз в жизни.

Памятью о нем остался золотой браслет, спрятанный за подкладкой несессера.

Дарья все-таки появилась. Она возникла на пороге разноцветным вихрем, пригладила волосы и излишне веселым тоном предложила: