Браслет из города ацтеков

– Адам, давай лучше у тебя поговорим? Ты ж не против?

Адам не испытывал желания допускать Переславина в свой кабинет, однако помещение следовало освободить.

– Здрасьте, я Дашка, – сказала Дарья, пожимая широкую переславинскую руку. – Я его родственница. И заодно переводчик. Ну и все остальное тоже. И вашим делом занимаюсь.

– Я не помню, чтобы нанимал кого-то.

– Это легко исправить, – Дарья широко улыбнулась. – Если вам нужен Адам, вам придется иметь дело и со мной.

В кабинете она разделась, привычно запихав дутую куртку в угол шкафа. Наряд на ней был вчерашний. А сумка новая, дисгармонирующая с обувью и одеждой. К этой сумке у Дарьи имелось совершенно определенное платье – длинный вязаный балахон с широким воротом.

– Потом поговорим, – обрезала Дарья, поймав взгляд. – Вдвоем. Ладно?

Адам кивнул и протянул латунный браслет. Он указал на рисунки, и Дарья поняла правильно. Браслет она брала аккуратно, за ребра и рассматривала пристально, хотя, верно, понимала, что визуальный осмотр в данном случае не может являться адекватной заменой лабораторного исследования.

Правда, Адам был уверен, что и таковое не даст заметных результатов. Убийца продемонстрировал ум и нестандартность мышления, следовательно, вряд ли он допустит элементарную ошибку и оставит отпечатки пальцев.

– А вы, Эдгар Иванович, рассказывайте, – Дарья села и расправила мятые брюки. – К примеру, о том, где и когда ваша дочь сделала татуировку. И откуда у нее этот браслетик?

Переславин осматривался в кабинете, выбирая место. Он выбрал кресло, стоящее в углу, и сел, скрестив руки.

Характерный жест защиты. И агрессивность Переславина следовало интерпретировать так же, хотя здесь Адам уверен не был: человеческие эмоции имели слишком много оттенков.

– Да кто ты вообще такая?

– Дарья Федоровна Белова. В прошлом – следователь прокуратуры, а ныне – вольный охотник, – спокойно пояснила Дарья. – Мне кажется, что вы ведете себя не совсем правильно. Мы вам не враги. Мы пытаемся найти того, кто убил вашу дочь. И возможно, убьет еще.

На Переславина аргумент не возымел действия.

– Вам денег надо? Сколько?

– А сколько вы готовы заплатить? – Дарья вскинула голову. – Или сэкономить? Вы же у нас экономист, верно? Заочное отделение коммерческого вуза. Окончили пять лет назад. Интересненько, почему? Но я, кажется, знаю. Стыдно было? У всех дипломы о высшем образовании, а у вас – ПТУ со специализацией «механик сельскохозяйственных машин». Одно непонятно, почему вы сразу кандидатскую не купили?

– Не твое собачье дело.

Дарье определенно не нравился Переславин. С другой стороны, заработанный им капитал являлся наглядным подтверждением способностей финансиста. Документальное же свидетельство в данном случае можно было считать формальностью.

Но Адам промолчал. Не следовало лезть в беседу, Дарья лучше умеет разговаривать с людьми.

– А еще он всем врет, что вице-президент фирмочки, – продолжила ябедничать она, внимательно вглядываясь в напряженное лицо Эдгара Ивановича. – Наемный работник. Такой, как все, пусть и получающий чуть больше. На самом деле он – один из хозяев. Подпольный миллионер. И снова вопрос: откуда такая нечеловеческая скромность?

– От верблюда.

– Или от попытки ограничить запросы дочери? Универсальный аргумент, правда?

– Она знала правду, – Переславин подался вперед, упершись кулаками в колени. – Она знала!

– А кто не знал?

– Бывшая жена. Мы развелись не сразу. А когда я все-таки подал на развод, получилось, что она имеет право на половину всего.

– И поэтому ты решился на аферу? – Дарья повторила движение Переславина. Эти двое смотрелись друг в друга с напряжением и раздражением, которое не удосуживались скрывать.

В висках заломило.

Люди агрессивны. Явные признаки агрессии угнетают Адама.

– А потом уже я как-то свыкся, – теряя запал, произнес Переславин. – Да и удобно было. Я тут, Димка наверху. Он представительный, я – деловой. Распределение труда и доходов. Капиталистический подход.

– Не боишься при таком подходе однажды остаться с должностью и без фирмы?

– А вот это уже не твоего ума, деточка. Ты убийцу ищи. И не дергайся, заплачу. Сколько сама скажешь, столько и заплачу. Но по результату.

– Идет, – сказала Дарья, протянув руку. Переславин пожал.

Рутина затягивала. Анна работала, в работе растворяя неприятный осадок сегодняшнего утра и осадок будущий – вечера. Она старалась не думать о возвращении в пустую квартиру, о пустоте за окном и надоевшем вкусе сигарет. О том, что жить не для кого и незачем, но умирать она не станет, потому что смерть – признак слабости.

Анна сильная.

Она сумеет выжить и на этот раз.

Первые похороны были назначены на десять. Анна надеялась на помощь Тынина, но помощи не дождалась и справилась сама. Оказалось: хоронить несложно. Чужое горе ощущалось остро, как будто кто-то свыше до невозможности истончил защитные оболочки Анниной души, и теперь любая эмоция была подобна уколу булавки.

Но люди вдруг потянулись. Ее слова слушали, ее сочувствие принимали.

Церемония прошла без проблем.

И следующая, приуроченная к полудню. И последняя, закончившаяся в тот миг, когда солнце коснулось горизонта. Солнца Анна не видела, но, обескоженная, воспринимала его боль и тоску, равно как и мягкое упокоение тьмы.

Она очнулась, только когда зал опустел. Гудели кондиционеры, но в воздухе все равно ощущался запах дыма и чужих духов, резких и неприятных. На полу остались следы, и на ковре виднелись черные пятна грязи. Валялся бумажный платок и серебристый фантик от карамельки, и мертвой бабочкой лежал оборванный цветок орхидеи.

Анна подняла его, разгладила обмякшие лепестки и прикоснулась губами. Ей было невыносимо жаль цветка, куда сильней, чем всех увиденных за сегодня людей.

– Вы хорошо справились, – сказал кто-то, выбираясь из тени.

Тынин. Он следил? Определенно. Не надо его бояться. Он безвреден.

– Здесь всегда так… странно? Знаете, ощущение, что это место… оно как ресторан или кафе, или библиотека. Само по себе. Люди приходят и люди уходят. А место возвращается в исходное состояние.

Что за глупости она говорит? Сейчас Тынин разозлится и выгонит Анну.