Брат по мечу

– Это действительно может быть подходящей параллелью, - согласился Венсит.
– Особенно с тех пор, как я заметил, что ты сказал, будто они не осмеливались "сражаться друг с другом напрямую".

– Вижу, к чему это ведет, - с несчастным видом сказал Хоутон.
– Ты хочешь сказать, что где-то впереди нас находятся двое или трое из этих ваших "карнэйдосцев" или "контоварцев". Они не готовы или, по крайней мере, не желают идти на какую-то решительную, открытую атаку, но они вполне готовы откусить по краям, верно?

– Точно, - тяжело вздохнул Венсит.
– Очень немногие норфрессанцы знают об этом, но в тени идет постоянная, непрекращающаяся борьба. На самом деле большинство людей не хотят об этом знать. Они вообще не думают о Контоваре, если только в этом нет необходимости. И всякий раз, когда борьба выходит из тени, они склонны думать об этом как о чем-то чисто норфрессанском, а не как о чем-то, что поражает нас извне. Они не понимают, как постоянно Контовар продолжает прощупывать нашу оборону, продолжает искать способы ослабить нас или союзников, которых они могут завербовать, чтобы отвлечь нас или напасть на нас изнутри. Их правители очень осторожны, чтобы избежать чего-либо настолько открытого, настолько четкого - настолько немедленно угрожающего, - что я могу снова ослабить заклинания. Но вот уже почти тысячу лет я сталкиваюсь с попытками "откусить по краям", как ты выразился.

– Именно это здесь и происходит?, - сказал Хоутон.

– Да. Единственная хорошая вещь о контоварцах заключается в том, что их фракции ладят не намного лучше, чем сами Боги Тьмы. Они ненавидят нас гораздо больше, чем друг друга, но они постоянно борются за преимущество в своей чисто внутренней борьбе, что означает, что взаимная подозрительность и недоверие часто препятствуют их усилиям. К сожалению, иногда их божествам удается вколотить в них немного сотрудничества.

– Подожди, - сказал Хоутон.
– Подожди одну минуту. Ты хочешь сказать, что в этом замешаны боги - настоящие боги?

– Конечно, - Венсит казался озадаченным.
– В вашей вселенной это не так?

– Люди в моей вселенной убивали друг друга во имя Бога в течение тысяч лет, Венсит, - медленно произнес Хоутон, - но Он не появляется лично, чтобы одобрить их усилия. Ты спрашивал о войне, которую мы с Джеком ведем дома? Что ж, многое из этого происходит от кучки сумасшедших, которые убеждены, что знают, чего хочет Бог, и что любой, кто с ними не согласен, слишком мерзок, чтобы жить. Но их убеждения основаны на их интерпретации Священных Писаний и учений, а не на прямом, недавнем откровении Бога в каком-либо личном проявлении. На самом деле, многие люди там, откуда я родом, больше не верят, что Бог вообще существует.

– Я нахожу, что это... трудно вообразить, - медленно произнес Венсит.
– О, я всегда знал, что силы Света и Тьмы проявляются по-разному в других вселенных. И, если уж на то пошло, что они вообще не вмешиваются напрямую в некоторые из них. Но вселенная, в которой люди даже не верят в их существование? Не видят своей собственной ответственности за выбор между ними?

– Все не так уж плохо, - ответил Хоутон немного неловко, почти защищаясь.
– Даже многие люди, которые не верят ни в каких богов, верят в разницу между добром и злом и в ответственность людей за выбор между ними. Это просто... отличается от того, что ты описываешь.

– Должно быть, действительно так, - согласился Венсит. Затем он встряхнулся.
– Но, да, отвечая на твой вопрос, боги действительно участвуют в нашей борьбе. Они не могут противостоять друг другу напрямую, потому что - как и ваши страны "холодной войны" - они слишком могущественны. Прямое столкновение между ними, весьма вероятно, полностью уничтожило бы эту вселенную, поэтому они действуют через своих последователей. Через своих почитателей, а в случае с Богами Света, особенно, через их защитников. Таких, как Базел.

– Это твой приятель - парень, который едет в ловушку?

– Да. На самом деле, если я не очень сильно ошибаюсь, основной мотив всей этой затеи - уничтожить его и Уолшарно. Имей в виду, я уверен, что у них есть и другие цели, но они уже много лет пытаются убить Базела.

– Почему именно его? И если им так хочется его убить, то как насчет тебя?

– У них есть очень много причин желать смерти Базела. Большинство из них были бы достаточно счастливы убить его просто ради мести, учитывая, какой ущерб он нанес их планам в прошлом. Но они - или, по крайней мере, их хозяева - также кое-что знают о его будущей угрозе их конечным целям. О чем сам Базел, конечно, на данный момент даже не подозревает. На самом деле, они хотели бы видеть его мертвым почти так же сильно, как и меня. И, да, периодически они тоже предпринимают попытки убить меня. Однако в целом, - Хоутон буквально слышал хищную улыбку в голосе Венсита, - они обнаружили, что такие попытки - проигрышное дело.

Хоутон медленно, задумчиво кивнул. Он был уверен, что Венсит многого ему не говорит. Или, возможно, было бы справедливее сказать, что Венсит уже рассказал ему очень много вещей, для понимания которых ему просто не хватало предыстории. Но, по крайней мере, одна вещь была кристально ясна.

Он действительно серьезно относится к прямому вмешательству богов. Хорошие парни и плохие парни, и различия между ними действительно настолько очевидны. Это... положительно.

Было время, до смерти Гвинн, когда это было так ясно для сержанта-артиллериста Кеннета Хоутона. Не просто или упрощенно, но ясно. Когда он узнал, с какой стороны Свет, как выразился Венсит, а с какой Тьма, и на чьей стороне он стоял. Когда он смог отдать себя чистому служению тому, во что он верил... и смог поверить, что он сам все еще достоин своих убеждений.

Куда это делось? Дело было не только в Гвинн. Не только она помогала мне знать, кто я такой и почему. Но потерять ее, особенно таким образом, так... бессмысленно...

Он вспомнил, как был зол на вселенную, на самого Бога за то, что тот забрал его Гвинн. Ее жизнь. И когда он еще раз попробовал на вкус холодный, затвердевший пепел этого гнева, он наконец осознал правду.

Это была не бессмысленность смерти Гвинн, которая разрушила его уверенность. Это был его гнев. Он был так зол, что отвернулся от того, во что верили и он, и Гвинн. Если Бог собрался забрать ее у него, то он нанес ответный удар единственным доступным ему способом. Он отворачивался от Света, как какой-нибудь капризный ребенок, никогда не понимая - или не заботясь - что в процессе он причинял себе боль гораздо больше, чем когда-либо причинял Свету, которого винил в потере Гвинн.

Нет, мрачно подумал он. Не за то, что потерял Гвинн, а за то, что потерял себя, утратив ее. За то, что оставил меня разбираться с болью от дыры, которую ее смерть проделала прямо во мне.

Впервые за два с половиной года он столкнулся с правдой принятого им решения. Он никогда не обращался к Тьме, как бы сильно он ни отворачивался от Света, но он сослал себя в холодную, серую пустошь между ними. Он убедил себя, что разница между ними была в степени, а не в виде, и он прижал к себе холодную горечь борьбы с тенями. Он сам был одной из этих теней, больше не сражаясь со злом по убеждению, а только по привычке. Только по инерции, и тупой укол стыда пронзил его, когда он наконец осознал сделанный выбор. В то время он даже не осознавал, что делает выбор, но должен был это сделать.

Точно так же, как он должен был понять, как было бы стыдно за него Гвинн.

– Ну, Венсит, - услышал он теперь свой голос, который едва узнал, - если эти твои Боги Тьмы так хотят прикончить твоего друга Базела, что скажешь, если мы пойдем и поспорим с ними по этому поводу?

V

– Ненавижу все это, - проскрежетал голос.

Этот язык был контоварским. Не чистым контоварским, на котором до сих пор говорят норфрессанские ученые, и не диалектом, который развился среди сотойи после Падения, а грубой, искаженной версией древнего языка Оттовара. Трейн Элдарфро не был знаком с ним, но у него было достаточно телепатического дара, чтобы в любом случае понять, что говорилось.