Братская честь
Шрифт:
– Мистер Шеп, я хотел попрощаться.
Шеп повернулся и посмотрел в лицо Мэтью Фонтэйна, которое выглядело несколько иначе, чем пять лет назад, когда он прибыл в Делверс отбывать срок. Шеп пробыл в Делверсе всего две недели, когда приехал Фонтэйн, разъяренный, полный гнева и злобы на весь мир. В восемнадцать Фонтэйн попался на угоне автомобиля. У водителя внезапно случился сердечный приступ, и он умер бы, если бы Фонтэйн не остался, чтобы сделать мужчине искусственное дыхание. За это он получил более мягкий приговор, чем остальные. Однако Фонтэйн считал, что его должны были освободить.
Начальник тюрьмы назначил его в группу
– Буду скучать по тебе, Фонтэйн, - сказал Шеп, улыбаясь двадцатитрехлетнему молодому мужчине, чувствуя себя почти гордым родителем.
– Но я знаю, что ты справишься со всем, что тебе встретится в жизни. Ты прирожденный лидер, следующий по правильному пути, где знают, что преступление того не стоит.
Фонтэйн кивнул, и его улыбка исчезла, сменившись глубоким хмурым взглядом.
– Мне ненавистно, что вас оставляют здесь за преступление, которого вы не совершали. Это единственное, что я не могу признать справедливым.
– Не беспокойся обо мне. Со мной все будет в порядке.
– Да, но у вас впереди еще пятнадцать лет. Думаю, если бы мне пришлось пробыть здесь хотя бы еще день, я бы…
– Нашел в себе силы выдержать это, - закончил за него Шеп.
– Было время, когда я думал, как мне это сделать, зная, что оставил троих сыновей-подростков, но каким-то образом нашел в себе силы.
– Но это неправильно. Кто-то уже должен был найти убийцу вашей леди. Он на свободе, а вы здесь.
– Я готов отсидеть срок, - мрачно сказал Шеп.
– Хотя вы не совершали преступления? Может, ваши сыновья…
– Нет, - оборвал его Шеп.
– Теперь у них своя жизнь.
– Чего он не добавил, так это того, что не уверен, вдруг Сильвия замешана в чем-то таком, что заставило кого-то желать ее смерти. И он не хотел, чтобы из-за этого жизнь сыновей подвергалась опасности. Чем меньше они будут знать, тем лучше. Джейс, Кейден и Далтон были и всегда будут его главной заботой.
– Ну вот, мистер Шеп, вы всегда присматриваете за людьми. Я просто хочу сделать что-нибудь.
Лицо Шепа расплылось в улыбке.
– Ты это можешь. Окажи мне честь, сделав что-то из себя. Затем выйди к своему окружению и достучись до другого хулигана, которому нужна направляющая рука. Дай ему то, что, надеюсь, я дал тебе. Чувство цели и гордости, а также веру в то, что ты можешь быть лучше, чем то, что предлагали тебе уличные банды.
Фонтэйн кивнул.
– Да, сэр.
Двадцать минут спустя Шеп стоял у окна на четвертом этаже библиотеки и смотрел, как Мэтью Фонтэйн выходит из Делверса свободным человеком. Машина, которую, как знал Шеп, вел пастор Лютер Томас, стояла там, чтобы забрать его. Лютер позаботится о том, чтобы Фонтэйн как можно легче и с большим позитивным влиянием вернулся в общество. И Лютер позаботится о том, чтобы Фонтэйн получил последние
баллы, необходимые ему для окончания колледжа. Лютер обещал, и Шеп знал, что он сдержит свое слово. Лютер сам когда-то был осужденным, но после шести лет заключения его освободили, как только его адвокат подал апелляцию и выиграл суд. Были представлены новые доказательства, того, что ДНК, обнаруженное у жертвы изнасилования, не принадлежало Лютеру. Настоящий насильник уже сидел в тюрьме за серию других изнасилований.Лютер, даже отбывая срок, помог Шепу в его первый год заключения сохранить рассудок. Он сказал Шепу, что когда мир дает тебе лимоны, ты делаешь из них лимонад. Пребывание в тюрьме не делает тебя виновным; это просто означает, что шансы сыграли против, и когда в своем сердце ты знаешь, что невиновен, тебе нечего стыдиться. Для Шепа не стало неожиданностью, что, выйдя из тюрьмы, Лютер подался в священнослужители. Этот человек умел вдохновлять людей и был именно тем, в ком нуждался Фонтэйн.
Когда машина Лютера отъехала, подъехала другая. Во двор въехала машина. Внезапно Шеп почувствовал, как внутри у него все сжалось от нахлынувшей гордости. Он знал так же точно, как и то, что его зовут Шеппард Масео Грейнджер, что это прибыли его сыновья. Все трое.
***
Шеп заключил сыновей - всех троих - в крепкие медвежьи объятия. Он нуждался в этом. Прижать их к себе и дать им почувствовать свою любовь... так же, как ему нужно было почувствовать ее от них. Они были самыми важными людьми в его жизни. Точка. Всегда были и всегда будут. Он думал о них, просыпаясь каждое утро, и каждый вечер молился за них перед сном. Он мог справиться с потерей свободы, но никогда не мог справиться с их потерей.
Он медленно отстранился и принялся изучать их лица в то время как все внутри продолжало трепетать от любви. Они стали мужчинами, выросшими без него. Мужчинами, которыми он гордился. Старик проделал огромную работу, заняв место Шепа. Он знал, что времена были нелегкими. Ричард Грейнджер принадлежал к старой школы и верил во власть, почти диктатуру. Но только после того, как Шепа посадили и ему пришлось общаться с людьми, чье детство так отличалось от его собственного, он смог оценить жестокую любовь отца. И он полагал, что однажды его сыновья тоже ее оценят.
У всех троих был надменный подбородок Грейнджера с ямочкой посередине. Бабушка назвала бы это расселиной Грейнджера. Все мужчины-Грейнджеры родились с ним. Далтон, хотя и самый молодой, был все же самым высоким, и все трое выглядели хорошо и физически развиты.
Он перевел взгляд с Джейса и Кейдена на Далтона.
– Далтон, как же я рад тебя видеть.
– Я тоже, папа, - сказал сын почти срывающимся голосом.
– Я хотел приехать раньше, но не смог. Были…
– Ш-ш-ш, - тихо сказал Шеппард и нежно взял его за плечо.
– Я понимаю, Далтон. И всегда понимал. Не надо ничего объяснять. Проходите и садитесь.
Начальник тюрьмы разрешил Шепу остаться с сыновьями один на один в уединенной части двора. Обычно прикосновения были запрещены, но Шеп знал, что Эмброуз, тюремный охранник, в основном смотрел в сторону.
– Здесь не так уж плохо, - сказал Далтон, оглядываясь.
– Мне здесь нравится больше, чем в другой тюрьме.
Шепу тоже.
– Спасибо губернатору, что перевел меня сюда, - сказал он.
– Он решил, что я могу что-то изменить, и я верю, что это так, - сказал он, думая о Фонтэйне.