Братство Революционного Декаданса

– Как темное море глубоко,

Как дышат края облаков!

А потом добавила от себя:

– Вы, Нестор Иванович, все равно так просто от нас не уйдете. Барышни в тоске, барышни в печали. Вам предстоит развеять этот мрак. Так что не напрягайтесь, и не будет больно.

Фея, ухватившись за слово "больно", преобразилась. Мальчишеский берет улетел в сторону торшера. Черные волосы, как оказалось, вовсе не были коротко стрижены, а лишь искусно собраны под головной убор. Теперь же они струились иссиними волнами по плечам. Жилет упал на дощатый пол, а последние две пуговицы белой блузы расстегнулись, поддавшись внутреннему напряжению. Выяснилось, что к поясу Феи все это время был пристегнут длинный стек с ременной петлей на конце. Теперь девушка держала это грозное орудие за кожаную рукоять, чуть отведя за спину, как держат катану липовые японские самураи в плохих западных боевиках. Грозная ария в устах девушки отдавалась в душе Нестора томной болью:

Красным углем тьму черчу,

Колким жалом плоть лижу,

Туго, туго жгут кручу,

Гну, ломаю и вяжу.

Шнурочком ссучу,

Стяну и смочу.

Игрой разбужу,

Иглой пронижу.

И я такая добрая,

Влюблюсь - так присосусь.

Как ласковая кобра я,

Ласкаясь, обовьюсь.

И опять сожму, сомну,

Винт медлительно ввинчу,

Буду грызть, пока хочу.

Я верна - не обману.

Ты устал - я отдохну,

Отойду и подожду.

Я верна, любовь верну,

Я опять к тебе приду,

Я играть с тобой хочу,

Красным углем зачерчу...

– Что за заклинание?
– робко спросил Нестор.

– Все та же Гиппиус, - пожала плечиком Соня.
– Стихотворение "Боль". Остерегайтесь, Нестор. Вы завели мою подругу не на шутку. Давайте-ка я Вас спасу.
– И девушка поднялась с места, ловко заслонила Нестора от неумолимого наступления Феи и впилась губами в его губы. Закончив долгий поцелуй, Соня прошептала, почти не отрывая губ от Несторовой щеки:

Ты сумела сказать мне без речи:

С красотою красиво живи,

Полюби эту грудь, эти плечи,

Но, любя, полюби без любви.

17.

Отвлекшись, Нестор не сразу понял, что происходит за его спиной. А когда понял, было уже поздно: его руки были туго прикручены к спинке стула толстой веревкой. Фея провела операцию так быстро и умело, что бороться теперь было бесполезно. Оставалось только расслабиться и стать участником этой "игры в декаданс", отдаться на волю хозяйкам дома, их ловким рукам и стройным телам. Фея властно глянула на Нестора, приподняла его подбородок петлей на кончике стека и вынесла вердикт:

Зовет меня лампада в тесной келье,

Многообразие последней тишины,

Блаженного молчания веселье -

И нежное вниманье сатаны.

Ужель ты одиночества не любишь?

Уединение - великий храм.

С людьми... их не спасешь, себя погубишь,

А здесь, один, ты равен будешь Нам.

Соня подошла к подруге со спины, обняла ее за талию и громко зашептала в ухо:

Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки,

Под лаской замерла, и целовал бы я

Твое лицо, глаза и маленькие руки,

И ты шепнула б мне: "Смотри, я вся - твоя!"

Девушки переглянулись, легко коснулись губ друг друга губами и многообещающе посмотрели на Нестора, привязанного к массивному стулу.

Тот, кто слышал напев первозданной волны,

Вечно полон мечтаний безбрежных, - начала Соня.

Мы - с глубокого дна, и у той глубины

Много дев, много раковин нежных, - закончила Фея.

И вместе с этим четверостишием закончилось время, отведенное для дела, и насупил час, назначенный для потехи. Ровно час - яркий, насыщенный, живой, незабываемый. Час, за который Нестор успел оценить еще одно пикантное достоинство эпохи декаданса: женское белье именно в этот период стало предметом культа. Так и осталось загадкой для Нестора, где в наше время можно найти такие изысканные трусики из тончайшего кружевного батиста и чулки из ажурного, невесомого фильдеперса.

Через час Нестор уже стоял на тенистой дорожке, ведущей от порога дома до калитки забора. Он задумчиво изучал красные следы, продавленные веревкой на запястьях. И что сказать Нине? Может, правду?

– Нестор Иванович!
– раздалось за спиной.

Нестор обернулся. Девушки стояли в дверях, одна за другой, - запыхавшиеся, не по-декадантски веселые, полуодетые.

– Вот, - сказала Соня, - передайте от нас привет жене, - и протянула Нестору восхитительную многослойную икебану - изделие мастера-флориста. В букет был вставлен конверт. Нестор осторожно освободил конверт из плена листьев, стеблей и лент, выудил из него записку. От руки, явно - тушью коричневого цвета, изящным женским почерком с завитками было написано:

Солнечной Нинике, с светлыми глазками -

Этот букетик из тонких былинок.

Ты позабавишься Фейными сказками,

После - блеснешь мне зелеными глазками, -

В них не хочу я росинок.

Вечер далек, и до вечера встретится

Много нам: гномы, и страхи, и змеи.

Чур, не пугаться, - а если засветятся

Слезки, пожалуюсь Фее.

Нестор не выдержал и рассмеялся - как точно, как тонко, и все написанное - почти правда. Все вопросы исчезли, все печали улетучились. Декаданс остался в гостиной радушного дома.

18.

– Куда?
– спросил Пимен, выключая маленький, встроенный в приборную панель телевизор.

– Домой, - сказал Нестор.
– Через магазин, - добавил спустя секунду, поскольку понял, что его руки пусты, а в горле сухо.

После пятнадцати минут, проведенных в супермаркете, Нестор сел на переднее сидение с новой бутылкой пива - теперь уже не только холодного, но и настолько достойного качества, насколько это возможно в заданных геополитических условиях. Сделав счастливый глоток, Нестор вспомнил еще одно важное поручение от бесов:

– И позвони там кому нужно: девчонок пригласили на субботник к какому-то городскому куратору. Пусть этот куратор лучше держит лапы за спиной, язык за зубами, а член - в ширинке. В застегнутой ширинке. А то придется мне нанести ему визит.

– Не Ваша проблема, Нестор Иванович!
– весело отрапортовал водитель.
– Позвоню. Будет им субботник на выезде. С танцами, финской баней и экзотической кухней.

Пимен выжал педаль газа, бронированный внедорожник бодро покатился к границе города, чтобы через сорок минут доставить Нестора в пригород, на Кисельную, 8.